Свой рассказ о погоде и дворнике Хабибулине дядя Миша сопровождал цветистыми ругательствами на идише и никак не мог успокоиться (с)

Вся моя родня на Щипке была помешана на погоде. Погода была в своем роде членом нашей семьи. Вести о ней нам – бабушке, маме, которая шила надомницей, и мне, ребенку Вовичке, – обычно приносили наши мужчины, каждый день ходившие на работу. Заходя в коридор, они громко топали ногами, отряхивая обувь, и докладывали о том, что сейчас творится на улице. И даже зная, что за окном идет дождь, или валит снег, или светит солнце, или хмурятся облака.., информацию от погодных вестников мы встречали как нечто неожиданное. Охали-ахали и даже хватались за сердце.

Мой отец Семен Семенович, как правило, был лаконичен. «Вода с неба так и хлещет», – говорил он, снимая в коридоре галоши и трубно сморкаясь в огромный клетчатый платок: мой отец обожал лекарства и вечно боялся простудиться. «Прямо каток!» – докладывал он в другой раз, прихрамывая или потирая ушибленную спину. Потом мама стряхивала веником снег с его пальто. – Отец неизменно падал на ледяной дорожке перед нашим крыльцом, которую дворник Хабибулин ленился посыпать песком.

Дядя Миша Миркин, муж старшей бабушкиной дочери Веры, вспыльчивый и сильно картавый, в таких случаях был более красноречив. Свой рассказ о погоде и дворнике Хабибулине он сопровождал цветистыми ругательствами на идише и никак не мог успокоиться. Пылкая речь дяди Миши на манер деревянной трещотки долго сотрясала воздух в двух наших смежных комнатках. «Козни» погоды были его личными врагами – как и Гусаровы, наши соседи по коммунальной квартире. По мнению Миркина, холод, жара, ливень, ветер, туман… – все эти погодные явления нападали на него из каких-то пакостных соображений. Очутившись дома в безопасности, он грозил непогоде в окно. «Киш мир тохес! (Поцелуй меня в зад!)» – показывал он кулак ветру. «Дрек мит фефер!» (тут и переводить не хочется) – обзывал он нудный затяжной дождь, по осени прибивавший к тротуару кленовые листья…

«Не бери дурного в голову!» – бабушка закрывала мне уши и уводила на кухню, подальше от бушевавшего Миркина. Напрасно: все Миркинские ругательства пытливая память трех-четырехлетнего Вовички уже прекрасно впитала – как видите, до сих пор помню.

Но основное мое внимание приковывали сообщения тогдашнего Гидрометеоцентра. Холодный фронт у дикторов постоянно нападал на теплый. За теплый я очень переживал. Скорость у холодного фронта всегда была больше, чем у теплого: он развивал её чуть ли не до 100 км/час и нес с собою ливни, грозы и сильный порывистый ветер. – Всё это он швырял теплому фронту в спину. А потом наступала жуткая вещь под названием окклюзия – это когда холодный воздух догоняет теплый, и случаются шквалы, ливни, ветер и снег… Рожденный в предпоследний военный год, я – как и все мое поколение тогдашних мальчишек – был еще пропитан недавно отгремевшей войной. Во дворе мы играли только в войну. Рисовал я тоже только войну. Но художника-баталиста делал из меня также вещавший из радио Гидрометеоцентр. Не зря же свои боевые картины – сражающихся солдат и подбитые вражеские танки – я потом неистово заштриховывал дымом. Дым кипел, бурлил, завихривался, будто лиходеи атмосферных фронтов яростно рвали друг друга за клокастые бороды…

…Во взрослой жизни мне было на погоду по большей части наплевать – лишь бы ноги не промокали. В остальном мое сознание заполняли другие житейские стихии. Обратил, впрочем, внимание на то, что моя дочь Полина унаследовала мою детскую озабоченность погодой. Только Полину, ребенка куда более образованного, чем я, и сызмальства очарованного мифами Древней Греции, занимали некие погодные Циклопы и Антициклопы. Циклопы отличались скверным характером, насылали на людей шквалы, вихри и дожди. Скромные Антициклопы несли с собою малооблачную и сухую погоду. Разумеется, мы с Полиной болели за Антициклопов…

…Ну, а деревня Перемилово, как вы понимаете, обрушила на меня не виртуальную, а самую что ни на есть реальную погоду во всем невероятном многообразии её проявлений.

Со всеми спецэффектами: радугами, молниями, грозами – не только летом, но и среди зимы; туманами – густыми, как кисель; ветрами, дующими одновременно со всех сторон… И куда больше, чем моя семья на Щипке, на погоде были помешаны «старые» перемиловцы – оно и понятно: от солнца, ветра и дождя напрямую зависели урожаи на деревенских огородах. Но вот предсказывали погоду местные сами: по закатам и рассветам, по росе на траве, по облакам – перистым, слоистым, кучевым и барашкам… – Я все эти облака рисую, но по сей день не слишком разбираюсь в их влиянии на погоду.

А главным негативным персонажем перемиловских ругательств был официальный прогноз погоды. «Что я тебе, прогноз погоды?» – грозно ударяли себя в грудь три Сереги (Большой, Маленький и Инопланетянин). Что означало: гадом буду, если совру.

А вот дядя Леша, главный перемиловский мистик и проводник в мир Природы, сам умел влиять на погоду (так он утверждал). Однажды в июльскую жару я застал его на огороде, машущим руками, как мельница. Отгоняет оводов, подумал я. Или с бодуна зарядку решил сделать, совсем с ума сошел. «Не сцы, Семеныч, – сказал дядя Леша. – Это я ветер подымаю! А он притащит за собой дождь!» – Я тихо утек к себе, надеясь, что это хотя бы не «белочка» и дядя Леша вскорости оклемается. А где-то через час поднялся ветер, откуда-то набежали тучи и к вечеру ливанул дождь. Может быть, совпадение… Но я не совсем в этом уверен…старость… Владимир Любаров