Проблемы России связаны с тем, что в течение многих десятилетий она вынуждена действовать в реальности, которую формируют англосаксы. России, не умеющей играть вдолгую, остаётся только воевать и использоваьь внутренние проблемы главного игрока. ©

России приходится играть по правилам Запада

Многие проблемы России связаны с тем, что в течение десятилетий она вынуждена действовать в реальности, которую формируют англосаксы. Раз за разом они переворачивают стол мировой политики, навязывая всем новые расклады, установки и правила игры. Переломить эту практику силой невозможно, потому что она базируется не только на финансовой, экономической и военной мощи США, но и на стратегии игры вдолгую, которую обеспечивает креативность англосаксонских элит.

За последние 100 лет англосаксы запустили несколько проектов переформатирования мира, сумели консолидировать финансовые и организационные ресурсы для их продвижения. В результате весь мир живёт в заданной ими парадигме и на политической сцене нет игроков, способных предложить и реализовать альтернативный проект.

Максимум, что удавалось, – это несколько замедлить победный марш Соединённых Штатов по планете, вынудив их к локальным отступлениям вроде ухода из Вьетнама и Афганистана или утраты тотального контроля над Латинской Америкой. Но ни подобные неудачи, ни обострения внутренних проблем, которых всегда хватало, не приводили к снижению накала их десятилетиями оттачиваемой изобретательности, нацеленной на достижение мирового господства.

Если посмотреть на нынешние отношения России и США, придётся признать, что американская политика имеет явно выраженный наступательный характер, нацеленный на уничтожение или покорение противника, а российская – оборонительный. Вашингтон постоянно формирует новые вызовы, а Москва вынуждена на них отвечать. И это началось не вчера.

Истоки такого перекоса нужно искать в истории, которая определила разницу в политической культуре двух стран.

После Наполеоновских войн внешняя политика Российской империи, которая к этому времени уже успела прирасти Сибирью и Причерноморьем, была нацелена на поддержание статус-кво, а в США дух фронтира и пресловутая протестантская этика сформировали целеполагание, подразумевавшее непрерывную экспансию, и этот настрой определил специфику их стратегии, тактики и подхода к принятию решений.

Почти весь XIX век Россия вела вялотекущие и в значительной степени вынужденные войны на Кавказе и в Туркестане, постепенно присоединяя к себе новые земли – часто по просьбе местных правителей. А Штаты в это время методично расширяли свою территорию (Луизиана, Техас, Калифорния, Орегон и ещё много чего по мелочи), устанавливали контроль над всем Западным полушарием и обкатывали идеи Pax Americana (на тот момент применительно к самим США) и исключительности американской демократии, которые были сформулированы по итогам Гражданской войны 1861–1865 годов.

Русский мир тоже существовал, но идей экспансии, характерных для времён Петра Первого или Екатерины Второй, у него уже не было. Всё происходило по инерции, как бы само собой: возникал вызов – воевали с переменным успехом (поражение в Крымской и успехи в Балканской войне). Мечтали о контроле над Босфором и Дарданеллами, но конкретных планов на этот счёт не было.

Больше всего последний русский император хотел мира. Он даже настоял на проведении в 1899 году первой в истории международной конференции по разоружению.

Ему вторил глава правительства Пётр Столыпин: «Дайте государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России».

Но один раз России всё же удалось вбросить в мировую политику изрядную дозу креатива. Октябрьская революция, которую в то время называли прологом мировой революции, действительно потрясла мир. А через год с небольшим в Европу пришёл Pax Americana в лице президента США Вудро Вильсона, который привёз на Парижскую мирную конференцию американский план устройства послевоенного мира.

Несмотря на то что большевики уже в середине 1920-х годов приняли концепцию построения социализма в одной отдельно взятой стране (де-факто отказались от идеи мировой революции), а из «14 пунктов» Вильсона было реализовано менее трети, именно эти два события задали два вектора политического мейнстрима ХХ века – противостояние социалистической и капиталистической систем и агрессивную экспансию США по всему миру.

Вступив во Вторую мировую войну, не преодолев последствий Великой депрессии, Америка закончила её властелином мира. Этот эффект был достигнут за счёт двух решений или, как говорят сегодня «давосские мудрецы», формирующих событий. Первым стали Бреттон-Вудские соглашения, подписанные в июле 1944 года, вторым – атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки в августе 1945 года.

Все нюансы, касающиеся их подготовки и реализации, можно вынести за скобки, потому что в данном случае значение имеет только сухой остаток, и он впечатляет. По итогам конференции в Бреттон-Вудсе доллар стал единственной валютой, привязанной к золоту, и тем самым – единственным посредником между золотом и денежными знаками других стран.

Здесь сработал следующий принцип: если деньги – это кровь экономики, то контроль за мировыми деньгами – это контроль за мировыми финансами и мировой экономикой.

Решение президента Ричарда Никсона отвязать доллар от золота (1971 год) ещё больше усилило этот эффект.

В свою очередь, демонстративные взрывы атомных бомб показали всему миру, кто в нём главный. Всё остальное – новые институты, сопутствующие проекты, идеологические клише и прочее – было делом техники. План Маршалла и наличие оккупационных войск обеспечили контроль над Западной Европой. Москва оказалась втянута в ядерную гонку. Сопутствующими мемами стали «политика сдерживания СССР» и «холодная война». Началось создание военно-политических блоков: НАТО – для Северной Америки и Западной Европы, СЕАТО – для Юго-Восточной Азии, СЕНТО – для Ближнего и Среднего Востока.

Ослабленный войной Советский Союз только и успевал отбиваться от этих угроз.

Ценой невероятного перенапряжения он сумел добиться ядерного паритета, создал свой военный блок – Организацию Варшавского договора – и Совет экономической взаимопомощи.

Но все эти действия носили рефлекторный, ответный характер. Из-за ограниченности ресурсов и отсутствия креативного мышления советское руководство не смогло конвертировать в альтернативный проект ни достижения в развитии мирного атома (АЭС, атомные ледоколы), ни лидерство в освоении космоса.

Тем временем англосаксы непрерывно плодили новые угрозы, проекты, организации и политические клише. То нейтронная бомба, то звёздные войны. То общество всеобщего благоденствия и средний класс, то «СССР – империя зла». В какой-то момент ноу-хау Москвы стала борьба с колониализмом и поддержка национально-освободительных движений в странах Азии и Африки, но выдержать конкуренции с обладающими огромными ресурсами США она не могла.

В 1970-х годах для давления на СССР был запущен проект «Ислам против коммунизма», который показал свою эффективность во время операции советских войск в Афганистане и создал предпосылки для развязывания в 1990-х террористической войны на Северном Кавказе, а позже, в 2000-х, – глобальной кампании по борьбе с терроризмом и странами-изгоями, старт которой дало ещё одно «формирующее событие» – теракты 11 сентября 2001 года. Продолжением этой линии стал проект переформатирования Большого Ближнего Востока, а одним из инструментов – идея «социального пробуждения», озвученная Бараком Обамой в ходе его предвыборной кампании.

Для постсоветского пространства англосаксы придумали технологию цветных революций, для государств Магриба и Ближнего Востока – «арабскую весну». К середине 2000-х мир оказался опутан многочисленными организациями и фондами, которые вмешивались во внутренние дела других стран, и грибницами некоммерческих организаций, насаждавших демократические и либеральные ценности. Последними достижениями креативной мысли Соединённых Штатов и их сателлитов стали объединение «борьбы за свободу и демократию» с махровым национализмом и превращение террористических организаций в мотор противостояния улицы неугодным правителям.

Эти технологии были опробованы ранее, но сейчас они поставлены на поток.

Москва отбивалась как могла. Она не дала устроить цветную революцию в своей стране и в Белоруссии, начала военную операцию в Сирии, но чаще проигрывала. Государства СНГ одно за другим переориентируются на США и заражаются русофобией. Евразийский экономический союз и ОДКБ дышат на ладан. Каждое голосование в ООН показывает, кто на самом деле контролирует весь мир. Переломить эти тенденции силой невозможно не только потому, что ресурсы России несопоставимы с финансовой, экономической и военно-политической мощью Штатов.

Ещё один важный фактор – это американская стратегия игры вдолгую, опирающаяся на креативность местных элит.

В итоге получается, что проблемы России связаны не только с тем, что в течение многих десятилетий она была вынуждена действовать в реальности, которую формирует англосаксонская цивилизация, но и с установкой на спокойное развитие, сформулированной 100 лет назад Столыпиным. Вся послевоенная политика Советского Союза и России была нацелена на получение мирной передышки, необходимой для того, чтобы совершить рывок или, как говорил Никита Хрущёв, «догнать и перегнать». Но, получив передышку, страна всё равно не успевала догнать, да и передышки эти были слишком короткими и не такими уж спокойными.

Для того чтобы, «перевернув стол», навязать противнику свою игру, России постоянно чего-то не хватало – ресурсов, времени, изобретательности или смелости. В результате она продолжала двигаться в наезженной колее: «Дайте государству 20 лет покоя, и тогда…» Пока не столкнулась с вызовами, не отвечать на которые невозможно. И речь не только об Украине, превращённой англосаксами в таран для разрушения России.

Когда 100 лет назад британец Олдос Хаксли описал на потеху публики ужасы «дивного нового мира» (деление людей на генетические касты, выведение биороботов и прочие мерзости), мало кто подозревал, что группа британских учёных, в которую входил старший брат писателя Джулиан Хаксли (автор термина «трансгуманизм»), уже работала над реализацией этого кошмара. Таков был ответ англосаксов на новые вызовы ХХ века, одним из символов которых стала Октябрьская революция. Британским яйцеголовым была отвратительна мысль о социальном равенстве и полноценном развитии низших сословий, а занятые в подобных проектах учёные просто «удовлетворяли своё любопытство за хорошую зарплату».

В США тоже занялись решением этой проблемы, взглянув на неё под другим углом. В начале 1940-х, в разгар Второй мировой войны, была создана закрытая исследовательская группа «Человек-машина», члены которой – инженеры, биологи, неврологи, антропологи и психологи – разрабатывали технологии управления социумом. Время, которое прошло с тех пор, не было потрачено напрасно.

Сегодня учёные уже умеют клонировать живые существа и менять геном человека, моделируя его будущие характеристики.

Одновременно с этим развиваются методы социального инжиниринга, опирающиеся на достижения в сфере цифровых технологий. На стыке этих направлений возник проект переформатирования человечества, подразумевающий сокращение его численности и разделение оставшихся на живущие полноценной жизнью элиты, обслуживающих их биороботов и никому не нужное «мясо».

Для уменьшения «лишнего поголовья» запускаются мини-проекты, нацеленные на снижение рождаемости. Начали с раздувания опасности СПИДа и разговоров о безопасном сексе и дошли до пропаганды ЛГБТ+, навязывания смены пола детям и иных надругательств над нравственностью и природой человека. В дело идёт всё: сеющие ненависть к мужчинам феминистки, адепты движения Childfree («Свободные от детей»), пропаганда лёгких наркотиков и производство тяжёлых химических смесей, разрушение семьи и системы образования, игромания и другие способы оболванивания молодёжи.

В принципе, всё очень гуманно: вместо того, чтобы убивать ненужных людей, их тем или иным способом лишают репродуктивных способностей, воли и жизненной энергии.

Но этот процесс идёт слишком медленно, и, судя по тому, какие деньги тратятся на запрещённые в Штатах и ряде других западных стран исследования в сфере биотехнологий, обезумевшие от вседозволенности элиты спонсируют учёных, разрабатывающих инструменты для быстрого решения этой проблемы.

Никаких моральных преград для принятия любых, даже самых человеконенавистнический решений проектировщиков нового мира нет. Не случайно рупор транснационального глобализма Клаус Шваб заявил, что эпидемия COVID-19 вполне подходит на роль «формирующего события», которое запустит переход к радикальной перестройке мира.

Казалось, что этот поток разрушительного креатива никогда не иссякнет, но в последнее время проекты англосаксов становятся всё более краткосрочными, разрушительными и отчасти мертворождёнными. Климатическая повестка и реформы энергетики спровоцировали рост цен на углеводороды и подорвали энергосистему Европы. Политика в отношении России и Китая заставила эти страны «дружить» против Соединённых Штатов. Попытки создания антикитайского блока из государств Азии пробуксовывают. Монархии Персидского залива начали вести свою игру.

Проект «демократии против авторитаризма» не взлетел.

Идеологические изыски в области гендерных отношений вызывают отвращение во всём мире, в том числе в самих США. Pax Americana теряет свою привлекательность, но на бунт решаются немногие. Все помнят, как быстро и решительно расправлялись американцы с неугодными правителями. Но процесс, как говорится, пошёл. Риторика Пекина в отношении Вашингтона становится более резкой. Россия фактически воюет со Штатами на территории Украины, а Владимир Путин прямо говорит, что идеология западных элит с её отрицанием человека, ниспровержением веры и традиционных ценностей «приобретает черты откровенного сатанизма».

Как ответят на все эти вызовы англосаксы, знают только в их креативных центрах. В мире есть много вещей, которые можно извратить, вывернуть наизнанку или поставить с ног на голову. Придумать можно всё что угодно. Судя по подрыву «Северных потоков», следующим этапом борьбы за покорение мира могут стать инфраструктурные войны, то есть разрушение технической базы глобализации и вместе с ней всего жизненного уклада, к которому уже успело привыкнуть человечество.

Если же взять за точку отсчёта усиливающийся ядерный шантаж, речь может пойти о некоем «формирующем событии», сравнимом с бомбардировками Хиросимы и Нагасаки, терактами 11 сентября 2001 года или эпидемией COVID-19. Проблема однако состоит в том, что большинство апокалипсических прогнозов так или иначе обобщают то, что уже было или происходит сейчас, а главная черта англосаксонских демиургов – неизбывная разнузданность воображения.

При таком раскладе России, которая не умеет «переворачивать стол» и играть вдолгую, остаётся только воевать и, используя изменения мировой конъюнктуры и внутренние проблемы главного игрока, принуждать противников к миру на своих условиях. Но даже если такой мир будет достигнут, это будет не победа инертного добра над креативной агрессивностью зла, а начало нового витка этой бесконечной игры. Источник