С перестроечных времен существует штамп – большевики проводили над Россией социальные эксперименты. Да, проводили. А Столыпин? Он занимался точно тем же самым. Главное дело Петра Аркадьевича – аграрная реформа – это такой же социальный эксперимент, теоретическая схема, разработанная в тиши кабинетов без учета российской специфики. О том, что у крестьян имелась веками сложившаяся психология, Столыпин знать не хотел. Вот должна быть такая реформа – и всё.
Более того, никто из сторонников реформы и не скрывал её людоедскую суть. Выживает сильнейший. Пусть половина крестьян перемрет с голоду – зато мы получим великую Россию. В «лихие девяностые» наиболее честные «демократы» говорили то же самое. По сравнению с этим большевики выглядят истинными гуманистами.
Стоит ли удивляться, что реформа Столыпина встретила бешеное сопротивление и в итоге с треском провалилась. К моменту убийства Столыпина уже было понятно – ничего из его затеи не вышло. Но того, что успели сделать, хватило, чтобы до предела накалить обстановку в деревне. После реформаторских попыток Столыпина государство уже однозначно воспринималось крестьянами как смертельный враг.
Недаром его ненавидели многие монархисты – не из тупого консерватизма, они просто понимали, куда ведут благие намерения Петра Аркадьевича.
Кстати при анализе деятельности Столыпина вспоминается другой знаменитый российский сельскохозяйственный реформатор XX века – Никита Сергеевич Хрущёв. На бумаге все его затеи тоже выглядели неплохо. Так что при желании вполне можно обосновать, что он действовал правильно, только ему не дали завершить благие начинания.
Из доклада ежегодной сессии Министерства здравоохранения России за 1912 год:
«Из 6-7 млн. рождаемых детей 43 % не доживают до 5 лет. 31 % в той или иной форме обнаруживают различные признаки пищевой недостаточности: рахита, цинги, пеллагры и проч.».
На листе доклада напротив слов: «До 10% крестьянских детей являют признаки умственной недостаточности» – рукой царя написано: «Не важно».
Для продвижения своей реформы, встреченной российским обществом в штыки, премьер-министр Столыпин ввел военно-полевые суды. Это была «особая пятерка», состоящая даже не из военных юристов, а из строевых офицеров. Они не только не знали законов, но и не имели опыта ведения следствия. А вот решительности у военных всегда много. Чего разбираться? Подумаешь – невиновного повесили! Главное – нагнать страху на мужичье. Бунтует быдло? Вешать и пороть. Сначала приводили приговор в исполнение, потом разбирались. Или не разбирались.
Итог был мрачным. Встречались села, где отсутствовало почти все взрослое мужское население, посаженное в тюрьмы или отправленное в ссылку…
Столыпин не раз высказывал свою позицию по поводу аграрной реформы. 10 мая 1907 года он сказал речь «Об устройстве быта крестьян и о праве собственности», окончание которой всем известно: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!»
Это очень любят цитировать. Но каким путем Столыпин собирался сделать Россию великой?
Его оппоненты выступали за принцип «семейной собственности». То есть за то, чтобы хозяин не мог обделить детей, продав свой надел и вложившись в тогдашний «МММ» – какой-нибудь аргентинско-тамбовский золотой прииск, каких тогда было полно. Столыпин же считал – владелец пусть как хочет, так и распоряжается своей собственностью. «Главное, – говорил он, – когда мы пишем закон для всей страны, иметь в виду разумных и сильных, а не пьяных и слабых».
В его речах видна мифология реформы, вечная для всех либералов. Бедный – это «пьяный бездельник», который не хочет работать. Хотя это совсем не так. Что такое пожар в деревне? Это гибель не одного хозяйства. В наше время пострадавшим выдают материальную помощь. Тогда – не выдавали. Пойдем дальше. Болезни. Медицинской помощи в деревне фактически не существовало. Значит, если в семье серьезно заболел единственный работник – семья обречена на голод. То есть любая крупная неприятность отбрасывала крестьянина в нищету. «Мир» мог помочь. Индивидуалу, на которого и напирал Столыпин, оставалось только подыхать.
С точки зрения высокой государственной политики это казалось неважным. Но русские люди почему-то не считали, что проигравший должен умереть. А тех, кто так считали, называли жлобами.
Абстрактность замысла столыпинской реформы в значительной мере объяснялась тем, что ее сочиняли люди, неважно знавшие русскую деревню. Главным правительственным теоретиком по землеустройству был датчанин А.А. Кофод. В Россию он приехал в возрасте 22 лет, ни слова не зная по-русски, и затем долго жил в небольшой датской колонии в Псковской губернии.
И ведь нельзя сказать, что Столыпина не предупреждали о сомнительности его затей.
Член-корреспондент Императорской Академии наук экономист А.И. Чупров писал в 1906 году:
«Отрубное владение бесспорно имеет на своей стороне немало преимуществ, и если бы возможно было скоро завести его по всей России, русское сельское хозяйство осталось бы в выигрыше. Но вся беда в том, что мысль о мало-мальски быстром распространении отрубной собственности на пространстве обширной страны представляет собою чистейшую утопию, включение которой в практическую программу неотложных реформ может быть объяснено только малым знанием дела»...
Но подобные возражения отметались с ходу как «ретроградские». Прогрессисты никогда не прислушиваются к критике своих проектов. Они ведь лучше знают… Вы думаете, Егора Гайдара не предупреждали о том, что получится из его экономических реформ?
Реформа Столыпина предполагала возникновение класса преуспевающих фермеров, что выгодно для экономики. Эти люди должны были стать и прочной опорой власти. Ведь крепкому хозяину не нужны ни революции, ни демократические преобразования, он всегда за порядок. И еще – община, от которой одни неприятности, превратится из сплоченной, враждебно настроенной к власти структуры в россыпь грызущихся за выживание индивидуумов.
Но что на деле означала ставка на «крепкого хозяина»? Если крестьянин соберет свои полоски в отруб или даже переберется на хутор – земли у него не прибавится. Он купит землю у разорившихся соседей. А тем что делать? Ведь таких неудачников при успехе реформы оказалось бы десятки миллионов! Им куда деваться? Батраков столько не нужно. В город? Так индустриализацию никто проводить не собирался, а стихийный рост промышленности такое количество людей переварить не мог. Самое большое, что могли пригреть промышленные центры – это пара миллионов человек. При этом на селе оставалось от 20 до 32 миллионов «лишнего» населения.
Услать его в благодатную Сибирь? Но это только кабинетные теоретики полагают легким делом за несколько лет перевезти и укоренить на новых местах такое количество людей. Нет, это можно – но с расходами как на большую войну. А денег не было. Да и опыта проведения таких мероприятий – тоже. Все-таки переселенцы – не армия, которую можно живо переправить «из точки А в точку Б»…
Итак «лишних людей» девать некуда. Значит? Пусть подыхают. Слабых не жалко. О том, что эти люди могут не тихо помирать, а взбунтоваться – да так, что 1905 год покажется раем, Столыпину в голову не приходило. А ведь нет более лютого революционера, чем разорившийся собственник…
К тому же Столыпин, как и большинство представителей элиты, был ярко выраженным западником. Он умилялся фермерскими хозяйствами Пруссии, полагая, что если получилось на Западе, получится и у нас. О разнице в условиях, а уж тем более в менталитете – он не задумывался. Да и на Западе все было не так просто. В той же Англии общину ломали триста лет! В Пруссии, хуторами которой восхищался Столыпин, переход занял сто лет. Столыпин же решил то же самое сделать за двадцать.
Тут очень хорошо видно сходство Столыпина с Хрущевым. Хрущев стоял за ликвидацию «неперспективных» деревень и создание агропромышленных гигантов. Сама по себе идея не самая глупая, как и фермерство. Но – при определенных условиях, при учете обстоятельств. Большевики во время коллективизации сумели сделать выводы из практики и ликвидировать перегибы. Столыпин этого не мог. Как и послать, подобно большевикам, в деревню «тридцатитысячников», которые были глубоко убеждены в правильности «генерального курса», но при этом не являлись «барами». Поэтому и проиграл.
Как же можно говорить, что «реформу прервала смерть Столыпина»? Эта реформа полностью исчерпала себя за три первых года. Все, кто хотели стать собственниками – ими стали. Дальше шло уже «дожигание» или откровенные аферы.
Пик переселенцев приходится на самое начало мероприятий Столыпина – на 1907-08 гг. Наиболее рисковые люди тогда двинулись в Сибирь. Однако число таких людей было не слишком велико. Что знали тогдашние крестьяне о Сибири? Только то, что туда шлют на каторгу – а в хорошее место каторжников гнать не будут. Но тем не менее кое-кто поехал. Дальше начинает расти число «возвращенцев».
А почему они возвращались? Многочисленные свидетельства говорят об очень плохой организации процесса. Чиновники просто никогда не сталкивались с такой задачей; хватало воровства и прочих злоупотреблений. За Уралом нравы были вообще дикие – каждый начальник чувствовал себя мелким царьком и плевать на всех хотел…
Критическим стал 1911 год. Тогда вернулась треть уехавших. Это уже была катастрофа. Но затем процесс переселения хоть и медленно, но стал идти – уже после смерти «великого реформатора». И вот что забавно: переселенцы на новых местах стали вновь организовываться в общины!
Переселилось в итоге всего три миллиона человек. Много это или мало? Мало. Никаких проблем переселенцы не решили. Да и не могли решить.
Поклонники Столыпина возражают, что дело было не в ошибочности его аграрного курса, а в том, что не хватило времени для его реализации. Нужно было не восемь-девять лет, какие отпустила реформе история, а, скажем, 20, которые просил Столыпин. Война и революция этому помешали. Доля истины здесь есть – с десятилетиями процесс сделался бы действительно необратимым. Но вопрос надо ставить иначе: почему история не дала этих 20 лет? Крах столыпинской реформы был обусловлен главным объективным фактором – тем, что она проводилась в условиях сохранения помещичьих землевладений и для сохранения этих землевладений. В этом коренился изначальный порок мнимой реформы, приведший в конечном счете к революции и превращению всей земли в общенародную собственность.
Но все повторяется. В начале 1990-х нам с апломбом объявили, что «фермер накормит Россию». Провели экономическую реформу, которая ничем по сути не отличалась от столыпинской. Колхозные земли был розданы крестьянам. Егор Гайдар вообще считал себя продолжателем дела Столыпина, о чем неоднократно заявлял. И где эти фермеры, кроме как в телеэкране?
Кстати ваучеры – это ведь по сути то же самое. Каждому выдавался кусочек от общественного достояния. Который дескать можно использовать как угодно – и стать «народным собственником». И кто им стал?
Столыпин намертво связывал понятия «гражданственность» и «частная собственность». Это – чисто либеральный тезис. Предполагается: если человек владеет собственностью, он обладает и ответственностью. Столыпин так и не понял, что когда собственники набирают силу, они неизбежно стремятся подмять под себя государство. Да и насчет «гражданственности» не все так просто. Во время Гражданской войны Белое движение не поддержал никто из крупных русских предпринимателей, сумевших вывезти капиталы за границу.
Первая мировая наглядно показала, что аграрная реформа Столыпина была ошибкой. Столыпин исходил из либерального мифа, что самые лучшие граждане получаются из собственников. Возможно, это верно, пока государство развивается спокойно. Да, собственникам не нужны никакие великие потрясения. Но когда начинаются проблемы вроде большой войны, то выясняется – данным господам интересна прежде всего прибыль. А на остальное им плевать. С началом Первой мировой оказалось, что на имевшихся «крепких хозяев» никакие патриотические призывы не действуют. Свой карман им был дороже.
➡ Источник: http://publizist.ru/blogs/34/13570/-
Оценили 29 человек
29 кармы