Миссия Путина. Часть 6

3. Новый курс: к сбережению России

Конец Советского Союза и превращение США в единственного мирового гегемона, победа капиталистического мира над коммунизмом не могли не привести к «головокружению от успехов» у идеологов победителей. Именно тогда либеральная идеология достигла высшей точки торжества, а Фрэнсис Фукуяма провозгласил конец истории — с утверждением
всемирного либерализма человечество достигло вершины своего развития, и дальше расти уже просто некуда.

Несмотря на такую крайне тщеславную и теоретически беспомощную позицию, с Фукуямой мало кто спорил. Весь мир видел в крушении социалистического лагеря подтверждение его тезисов. Финансовый мир и политический истеблишмент, журналистское и политологическое сообщество, интеллигенция, да и практически все мировое общество в целом
безоговорочно приняло теорию «конца истории», и десятилетие после выхода труда Фукуямы либерализм упивался своим триумфом. Коммунисты, националисты, фундаменталисты и традиционалисты, все сложили оружие и признали свое поражение. Либеральный тренд наметился на многие годы вперед.

И в этом также была уверена вся советская и постсоветская элита 1980-90-х годов. Все элиты практически во всех странах были на тот момент приверженцами одних и тех же либеральных ценностей, все были абсолютными клонами друг друга, словно были выращены в одной американской пробирке.

Рынок, отсутствие таможенных барьеров, свободная конкуренция, глобализм, нематериальная экономика, финансовые рынки, офшоры, инвестиции… Весь набор из лексикона элит девяностых годов во всем мире. Оспаривали все это только самые одиозные маргиналы, но их просто не замечали.

Тогда же получила распространение концепция «золотого миллиарда» — мальтузианская теория, согласно которой экономических ресурсов планеты будет достаточно для того, чтобы полностью обеспечить потребности только миллиарда человек, населения ведущих западных стран плюс некоторых счастливчиков, которые раньше и последовательней всех
встроились в глобальный мировой порядок. Остальным странам в этом миропорядке предписывается лишь обеспечивать Запад сырьевыми ресурсами, дешевой рабочей силой, рынками для сбыта товаров, возможностями для капиталовложений и для вывоза экологически грязных производств.

Такова была ситуация на 1999 г. — год, когда Владимир Путин становится сначала премьер-министром, а затем и президентом России. И в этой ситуации перед Путиным открывалось два пути.

Первый путь — это пойти по стопам своего предшественника и полностью подчиниться Западу, признать поражение и покорно следовать в фарватере флотилии, возглавляемой США, старательно копировать у них идеологию, политические и общественные институты, подчиниться культурно и цивилизационно.

Такая идеологическая линия в нашей стране присутствовала тогда и сохраняется сейчас. Наследники младореформаторов 90-х и по сей день «предлагают сдаться», а уж в то время они были еще необычайно сильны и уверены в своей правоте.

И таких стран, которые пошли по этому пути, отказались от национальной политической традиции, «вернулись на столбовую дорогу цивилизации», как тогда говорили, мы видим множество. И самые ближайшие примеры для нас — это страны бывшего Варшавского договора и многие бывшие советские республики.

Хорошо ли они зажили, после того как резко и окончательно оборвали со своим темным прошлым? Таких примеров нет. Вошли ли они в золотой миллиард? — Нет.

«Благами, которые дают современная экономика, основанный на ней качественно новый уровень благосостояния, пользуются далеко не все страны, — констатирует Путин в своей программной статье “Россия на пороге тысячелетий”. — Бурное развитие науки и технологий, передовой экономики охватило лишь небольшое число государств, в которых проживает так называемый “золотой миллиард”. Немалая часть других стран также вышла в завершающемся столетии на новый уровень экономического и
социального развития. Но говорить о том, что они тоже включились в процесс формирования постиндустриального общества, пока не приходится. Большинство из них даже не на подступах к нему. Более того, есть основания думать, что нынешний разрыв будет сохраняться еще очень и очень долго»(32) .

Оказывается, что для того чтобы войти в золотой миллиард совсем недостаточно подчиниться и потерять свою идентичность и суверенитет. Можно сколько угодно разделять либеральные ценности и быть искренним демократом, но что с того, если твоя страна изначально не принадлежит к числу победителей-бенефициаров в Холодной войне?

И перед новым руководителем страны встает вопрос, а имеет ли смысл вообще играть в эту игру, бесконечно гнаться за Западом как Ахиллес за черепахой? Даст ли это сколько-нибудь заметный эффект? Ведь только для того, «чтобы достичь душевого производства ВВП на уровне современных Португалии или Испании — стран, не относящихся к лидерам мировой
экономики, — нам понадобится примерно 15 лет при темпах прироста ВВП не менее 8% в год».

(32) Здесь и далее цит. по: Путин В. В. Россия на рубеже тысячелетий // Независимая газета. 1999. 30 дек. /URL: http://www.ng.ru/politics/1999...

Таким образом, понятно, что плестись в хвосте мировых экономик не имеет никакого смысла, даже в случае успеха — это не может как то существенно изменить ситуацию в лучшую сторону.

Но и принципиально выступать против либерального тренда тоже бессмысленно, учитывая, какая эйфория по этому поводу доминирует во всем мире.

И Путин предлагает идти по другому пути. Мы не отрицаем либеральную идеологию и демократическое политическое устройство, сохраняем политические и общественные институты, созданные в ельцинское время. Но при этом основные усилия бросаем на развитие других направлений, источникам которые могут привести к форсированному восстановлению мощи и суверенитета страны.

В статье «Россия на пороге тысячелетий», написанной в самом конце 1999 г., Владимир Путин уже называет несколько таких направлений, от которых он не отступает на протяжении всех последующих двадцати лет. Не будем здесь перечислять все пункты программы, изложенные в статье, упомянем только самые важные в контексте данного доклада:

Формирование целостной системы государственного регулирования экономики и социальной сферы. И хотя сам Путин
оговаривается, что речь не идет о возвращении советской системы «директивного планирования и управления, когда всепроникающее государство регламентировало сверху донизу все аспекты работы каждого предприятия», на тот момент такая постановка задач напрямую противоречило основным либертарианским трендам на свободный и открытый рынок без всякого государственного вмешательства.

Проведение активной промышленной политики. В первую очередь здесь интересен подпункт «усиление экспортных возможностей отраслей топливно-энергетического и сырьевого комплексов». Именно это направление стало залогом восстановления национальной экономики и возвращения России на международную арену в качестве крупного
геополитического актора.

Отрицание любых революций. «Россия исчерпала свой лимит на политические и социально-экономические потрясения, катаклизмы, радикальные преобразования. Только фанатики или глубоко равнодушные, безразличные к России, к народу политические силы в состоянии призывать к очередной революции. Под какими бы лозунгами — коммунистическими,
национально-патриотическими или радикально-либеральными — ни развернулась бы очередная крутая ломка всего и вся, государство и народ ее не выдержат». — Владимир Путин последовательно ведет именно такую политику, не давая радикалам любых мастей возможности расшатывать государство и организовывать революции. За это он в самой большей степени осуждается Западом и ненавидим либеральной оппозицией, которая мечтает о так называемой «бархатной революции» в России.

Сильное государство. «Мы находимся на этапе, когда даже самая верная экономическая и социальная политика дает сбои при проведении ее в жизнь из-за слабости государственной власти, органов управления. Ключ к возрождению и подъему России находится сегодня в государственно-политической сфере. Россия нуждается в сильной государственной власти и должна иметь ее», — пишет Владимир Путин.

Все девяностые годы государство все больше и больше ограничивали в правах вмешиваться в макроэкономические процессы, доводя до абсурда принципы экономического либерализма о невмешательстве государства, о диктате рынка и т.п. Идея о том, что государство нужно «укоротить до таких размеров, чтобы его можно было утопить в ванне» (согласно известной
формуле американского либертарианца Гровера Норквиста), пропагандировалась с экранов телевизоров, со страниц журналов и газет. Тем более смело и неожиданно прозвучал путинский тезис о том, что «крепкое государство для россиянина не аномалия, не нечто такое, с чем следует бороться, а, напротив, источник и гарант порядка, инициатор и главная движущая сила любых перемен». Сначала укрепление государства и лишь затем — построение эффективной экономики: именно так должны быть расставлены приоритеты.

И еще одна фраза, которую было бы невозможно услышать из уст президента России на протяжении всех девяностых годов: «Утратив патриотизм, связанные с ним национальную гордость и достоинство, мы потеряем себя как народ, способный на великие свершения».

Патриотизм и державность — вот главные установки статьи Путина, противоречащие наиболее агрессивным либеральным постулатам, усиленно пропагандируемым в девяностые годы.

Сейчас многие оппозиционные либералы любят утверждать, что Владимир Путин якобы одурачил их, что он начинал свою деятельность как последовательный либерал и бывший ученик Анатолия Собчака, и только потом перешел на государственнические позиции.

Как мы можем видеть, это неправда, и президент выражал свои однозначно этатистские взгляды уже тогда и вполне последовательно реализовывал свое мировоззрение в дальнейшем.

Одновременно Владимир Путин соглашается с конституционным запретом на государственную идеологию. Однако если в момент написания этой статьи Конституции авторы, прежде всего, имели в виду недопущение возвращения в качестве государственной идеологии советскогомарксизма-ленинизма и доминирования коммунистической доктрины, то Владимир Путин отстраняется в первую очередь от либеральной идеологии, которая осуществляла на тот момент агрессивную экспансию. Это чисто прагматичное нежелание президента попадать в зависимость от рамок той или иной политической доктрины и не подчинять интересы государства каким-либо отстраненным догмам.

Но это не означает и манкирование интеллектуальной составляющей политики. Для Владимира Путина важно, чтобы государственная идеология сложилась сама собой на основе традиций и при национальном консенсусе: «Мне представляется, что новая российская идея родится как сплав, как органичное соединение универсальных, общечеловеческих ценностей с
исконными российскими ценностями, выдержавшими испытание временем. В том числе и бурным ХХ столетием. Важно не форсировать, но и не прервать, не разрушить этот жизненно важный процесс. Не допустить, чтобы первые ростки гражданского согласия были растоптаны в пылу политических кампаний, тех или иных выборов».

Таким образом, мы видим, что президент и не вступает в конфронтацию с либеральными идеологемами, но и не желает становиться их заложником. Не впадая в популизм, как и следует серьезному и ответственному политику, Владимир Путин стратегически понимает, что нет смысла вести войну, которая уже была выиграна противником.

Необходимо смотреть вперед и стать предвозвестником новой эпохи, той, которая последует за либерализмом. Настоящее, 1980-90 годы принадлежат либералам, и какое-то время эта тенденция будет продолжаться, но за будущее имеет смысл побороться.

Ведь, возможно, Россия все-таки имеет свой путь в истории? И если так, то что нужно сделать для того, чтобы страна соответствовала своему предназначению и снова стала великой?

Еще не став президентом, Путин уверенно очертил круг важнейших задач, четко обозначил приоритеты.

Программная статья, написанная за день до судьбоносного заявления Ельцина о своем уходе, показала высокую степень готовности Путина к выполнению своей миссии. На первом этапе она заключалась в том, чтобы в буквальном смысле оттащить страну от края пропасти, над которой она зависла.

Часть 5, Часть 6