Я так думаю.

23 февраля – вполне подходящий день для разговоров про патриотизм и преемственность

За последние пять лет я, кроме всего прочего, столкнулся с двумя явлениями. Первое – это периодические набеги в комментарии «укропатриотов» с криками «Зрадник!» (предатель). Второе – это несколько раз различные российские маргиналы, которым я мешал майданить, заявляли мне «Понаехал в нашу страну, и теперь учит нас жизни!».

Разберём оба этих заявления, потому что они онтологически важны не только для меня, но и, например, для всех жителей Крыма и Донбасса (да и не только).

Я родился в СССР. Болел за Красную Машину, вставал при звуках гимна (до сих пор помню его наизусть). Готовился служить в контрразведке КГБ СССР (с детства мечтал об этом и усиленно читал спецлитературу, благо имел такой доступ).

Мои предки по второй (нечешской) линии – Жариковы и Кузовковы. Никаких Рагульчуков или Киященко среди них не было. И с какой стати мне себя было идентифицировать «украинцем»?

В 1991 году СССР развалили (мне было 13 лет). Без моего участия. Не спросив моей воли. Не спросив, хочу ли я жить в «незалежной» Украине.

С моей точки зрения (и с формально-юридической, кстати, тоже) все эти «Украины», «Сакартвело» и прочие «Ээсти» – это незаконные сепаратистские осколки/огрызки моей страны.

В девяностые мы просто выживали после катастрофы. В России тоже были свои девяностые, они были очень похожи между собой. Я заканчивал школу, получал высшее образование (где мне, кстати, нехило пытались подгадить пара преподов-националистов), профессию. Долгое время были серьёзные надежды на новый союзный договор, на СНГ. Потом я вступил в Соцпартию, устанавливал контакты с ЗУБР (За Украину, Белоруссию, Россию), с «Русским блоком», ездил в Харьков и Крым, познакомился с Серёгой Веселовским задолго до евромайдана и так далее. Когда приезжал Глазьев и продвигал Таможенный Союз – я также его всячески поддерживал.

А потом случился прозападный вооружённый госпереворот. Фактически объявлявший войну России. А я для себя ещё в 1991 году решил (и сам себе слово дал), что никогда против русских воевать не буду.

И тут выбор лояльности между «двумя Отечествами»:

— Российская Федерация, юридическая правопреемница СССР, самая большая его часть и сохранившая в себе больше всего своего, родного;

— необандеровская прозападная Украина, лишённая суверенитета и объявившая себя правопреемницей УНР.

Не было тут никакого выбора! Отечество всегда одно! И это явно не Украина.

Укры – настоящие манкурты и сепары. В Пскове никто не славит Твердилу Иванковича так, как укры славят Мазепу.

Нельзя предать то, что не твоё. «Незалежна» Украина никогда не была для меня родной, я терпеть не мог убогую мову, никогда на ней не разговаривал (хотя и знал получше большинства «пидриотив»), и Украина никогда не считала меня своим. «Чемодан-вокзал-Россия» я слышал сотни раз. Ладно, уговорили, не больно и хотелось.

Когда я приехал в Россию – я вернулся домой.

Моя душа развернулась. Огромные просторы, открытые люди, нет этого мерзкого жлобства, нет этого мерзкого суржика, правильная русская речь, льющаяся, как музыка.

Большинство тут настолько привыкли к этому, что не замечают, это могут почувствовать только те, кто долго был вдали от дома. Как воздух – вы не помните о нём, пока не начнёте задыхаться.

Нет, я не «понаехал». Я – вернулся.

И это волшебно.

Настолько волшебно (крымчане меня поймут), что я делаю всё возможное, чтобы как можно больше оставшихся «вна» русских (прежде всего на Донбассе) тоже ощутили это чудесное чувство – единство с Домом.

С праздником всех причастных, где бы вы сейчас не находились!

Александр Роджерс