Они жили в эпоху гонений и поголовного истребления, но даже и не догадывались об этом

Смотрел я как-то телевизионную передачу, посвящённую известной русско-американской певице Аиде Семёновне Ведищевой (её голосом Наталья Варлей поёт в "Кавказской пленнице"). 

Аида Семёновна рассказывала о своей непростой судьбе. Рассказывала, кстати, и о том, что на определённом этапе творческой деятельности исполнительское мастерство стало расти, а признание (и материальное вознаграждение) заметно отставали. И тут замечательная певица с чарующим простодушием призналась, что не знала тогда, что в СССР антисемитизм, а потому и не понимала, с чем связана недооценка её таланта. Затем Аида Семёновна принялась подробно перечислять своих  недругов и тех, кто её поддерживал. И с той, и с другой стороны было человек по пять. Поддерживали, помимо прочих, Леонид Утёсов и Аркадий Райкин. Но вся прелесть в том, что и протежировали Аиде Семёновне, и вставляли ей палки в колёса исключительно евреи. На то и антисемитизм.

Вот, собственно, и попы эпохи НЭПа жили в пору ужасных репрессий, четвертований, колесований, закапывания в землю живьём, но не знали об этом. Есть на эту тему поучительный текст Г.Г. Хмуркина.

17 августа 2017 г.

Г.Г. ХМУРКИН Во избежание недоразумений

http://www.sovross.ru/articles...

Оппоненты В.И. Ленина и те, кто им доверяет, утверждают, будто Владимир Ильич был сторонником физического истребления священников и всеми силами проводил эту странную затею в жизнь. Профессиональные историки, специалисты в области взаимоотношений Православной церкви и Советского государства ленинского периода могут только посмеяться над этими выдумками, поскольку сама постановка вопроса о некоем мифическом «геноциде духовенства» в первые послереволюционные годы является абсурдной и не имеет под собой никаких реальных оснований.

<...>

Если, как утверждают недобросовестные авторы, большевики беспощадно истребляли духовенство, то почему в первые годы Советской власти тысячи людей шли в священнослужители?(37) Почему в своем стремлении «закрепиться» в Церкви священники порою прибегали к хитростям и различным интригам против конкурентов?(38) Почему после Октябрьской революции низшие слои белого духовенства (псаломщики, диаконы) всеми правдами и неправдами пытались взобраться вверх по церковной «карьерной» лестнице?(39) Почему значительные слои православного духовенства признавали моральную правоту большевиков, «осуществляющих идеалы Царства Божия», а Ленина считали «вождем борцов за великую социальную правду»?(40) Почему Владимир Ильич осенью 1920 года, отдыхая в подмосковной деревне Монино, гостил в доме местного священника, жившего рядом с действующей церковью, ходил с ним на охоту, не проявлял к нему никаких враждебных чувств и впоследствии вполне добродушно вспоминал это знакомство?(41) Таких «почему» десятки! А разгадка в том, что так называемый геноцид духовенства первых лет безбожной власти существует только в воспаленном воображении всеядных публицистов и тех, кто им поверил. В реальности же при Ленине огромное число священнослужителей властями не притеснялось и жило вполне благополучно (если не считать общей хозяйственной разрухи и отсутствия стабильного государственного жалования). Однако об этом факте нынешние ораторы предпочитают умалчивать, выпячивая и рисуя в красках относительно немногочисленные случаи эксцессов, которые неизбежно возникают, когда в войну так или иначе втянуты представители всех слоев общества, миллионы людей!

Документы свидетельствуют о том, что и в период Гражданской войны, и после ее завершения Ленину неоднократно поступали письма и телеграммы об арестованных или притеснявшихся священниках. И он вникал в эти, казалось бы, мелкие вопросы, выяснял, что произошло, требовал от соответствующих инстанций дополнительной проверки, отчета. Приведем несколько иллюстраций.

В марте 1919 года в Новгородской губернии местными чекистами был арестован священник Василий Пятницкий. Ему вменялись в вину неподчинение Советской власти, избиение должностных лиц и т.п. Брат этого священника, Константин Пятницкий, понимая, что местные представители ВЧК вряд ли будут вникать в детали дела, написал Владимиру Ильичу подробное письмо, в котором, в частности, отмечал низкий культурный уровень местных властей: «…для многих ношение рясы есть уже преступление», – писал он Ленину, очевидно, понимая (в отличие от нынешнего обывателя), что Владимира Ильича тоже возмущал такой абсурдный подход. В результате священник остался жив и вскоре вышел на свободу(42).

Другой пример. В середине апреля 1919 года Ленину принесли копию телеграммы верующих из Могилева о тамошнем священнике Петре Бруевиче, который был арестован могилевскими чекистами. Прихожане заверяли Владимира Ильича в ложности выдвинутых против священника обвинений и просили освободить его – «ввиду наступления праздников, необходимости совершения богослужения». Ленин с пониманием отнесся к этой просьбе и распорядился пересмотреть дело, причем – во избежание недоразумений – сразу двум инстанциям: «Созвонитесь с ВЧК, если [там] не согласны, то [обратитесь] в Президиум ЦИКа»(43).

Еще один случай. Осенью того же, 1919 года Владимир Ильич получил телеграмму с просьбой освободить из-под ареста калужского епископа Михея. По поручению Ленина проверкой этого факта занимались ответственные должностные лица. Выяснилось, что он был арестован как заложник и ни в чем не повинен. После вмешательства главы Советской России епископ был отпущен(44).

Эпизод спустя пару лет. Летом 1921 года Ленин направляет в ВЧК записку со срочным запросом относительно причин ареста некоего священника А.И. Боярского и возможности его освобождения. Поначалу ответ чекистов был отрицательным, но позже священник был освобожден(45).

Скептически настроенный читатель, вероятно, заподозрит, что мы умалчиваем о каких-то других ситуациях, в которых Владимир Ильич мог вести себя иначе – требовать ареста или даже расстрела священника без всякой судебной волокиты. Разочаруем: ни одного подобного примера историкам не известно.

Помимо арестов, случались и менее значительные неприятности. Ленин с возмущением реагировал на грубые и незаконные действия по отношению к представителям духовенства. Так, осенью 1918 года в Николо-Угрешском мужском монастыре произошел безобразный инцидент: во время вечернего богослужения в церковь вошли неизвестные, вооруженные револьверами, и, угрожая бывшему митрополиту Макарию, стали в оскорбительной форме расспрашивать его о месте хранения капиталов и ценных богослужебных предметов. Забрав некоторые ценности, преступная группа отправилась обыскивать другие монастырские храмы и кельи начальствующих лиц и затем скрылась. Узнав об этом инциденте, Владимир Ильич потребовал от наркома (т.е. министра) юстиции Советской России Д.И. Курского «совершенно немедленно назначить строжайшее судебное следствие по возмутительному делу об оскорблении действием 80-летнего старца бывшего митрополита московского Макария и о других противозаконных поступках группы лиц, ворвавшихся во время богослужения в Николо-Угрешский монастырь. О ходе следствия прошу меня уведомить»(46).

Весьма неожиданным (конечно, для тех, кто плохо знает настоящего Ленина) может показаться случай с сельским священником С. Бурыкиным, у которого весной 1919 года были конфискованы личные вещи – одежда, белье, сундучок жены. Глава государства вникает и в этот вроде бы совсем малозначительный инцидент: «Немедленно проверьте и дайте мне ответ», – требует он в телеграмме сотрудникам местного исполкома(47).

В годы Гражданской войны на службу в Красную армию, а также в тыловое ополчение порою призывались и представители духовенства. В этой связи Ленину неоднократно поступали просьбы освободить священнослужителей от этой не совместимой с христианским долгом обязанности. Во всех известных нам подобных случаях Владимир Ильич шел навстречу просьбам верующих и поручал решение этих вопросов (причем зачастую с пометками «на срочное заключение», «на спешный отзыв» и т.п.) соответствующим уполномоченным лицам, о чем сохранилось немало документов(48).

Подводя итог, можно уверенно говорить о том, что у нас нет никаких объективных оснований думать, что в драматический период Гражданской войны, с 1917 по 1922 год, духовенство пострадало больше, чем другие сословия. Более того, сухие цифры говорят об обратном. В указанные годы от болезней, голода, вооруженных столкновений, красных и белых репрессий погибло, по разным подсчетам, от 8 до 12% всего населения страны(49). А среди православных священнослужителей в этот период смертность (опять же, от всех причин) составила всего-навсего несколько процентов – во всяком случае, точно меньше 7%(50). Иными словами, священнослужители Русской православной церкви в первые послереволюционные годы находились в более благоприятных условиях, нежели все остальные слои советского населения.

Церковный расцвет

Патриарх Тихон

К концу 1919 – началу 1920 года, т.е. на завершающем этапе Гражданской войны, отношения между церковным сообществом и большевиками начинают налаживаться. К этому моменту Церковь осуществила свою давнюю мечту – избрала патриарха и таким образом восстановила свою каноническую целостность. Теперь она была освобождена от необходимости прислуживать государству. Ее духовенство, во многом благодаря воззваниям патриарха Тихона, оставило политическую борьбу и сосредоточилось на духовных вопросах. Именно в указанный период целый ряд представителей Церкви заявили о своей поддержке Советской власти(51). Конечно, послереволюционные преобразования не улучшили материального положения духовенства. Но зато в Церкви остались наиболее преданные делу священнослужители, коих к 1926 году было почти столько же, сколько перед Октябрьской революцией(52). Все эти процессы привели к мощному религиозному подъему, о котором писали очевидцы.

Так, можно вспомнить выдающегося социолога Питирима Сорокина – человека, который до 1922 года жил в России, а в эмиграции стал профессором Гарвардского университета, где он основал и возглавил факультет социологии, получивший мировую известность. За свою жизнь этот ученый опубликовал около 40 книг и 1000 статей, принесших ему мировое признание. Вот что писал Питирим Александрович о Ленинской России начала 1921 года: «В духовной жизни России наблюдался процесс великого возрождения. Хотя все остальные здания продолжали постепенно разрушаться, церкви начали восстанавливаться и обновляться»(53).

Другой известный деятель – Георгий Федотов, крупный философ, историк Русской церкви, в своем творчестве ориентировавшийся на ортодоксальное православие, с 1917 по 1925 год живший в Советской России и затем эмигрировавший, уже за рубежом в 1926 году по горячим следам писал:

«Вся ли Россия проходит азбуку атеизма и американизма? Этому противоречит хотя бы всеми отмечаемый (курсив мой. – Г.Х.) расцвет церкви и православного быта. Кто же в России ходит в церковь?

Уже сразу бросается в глаза – по крайней мере, в городе – как много в храмах бывшей интеллигенции. И не только выбитых из жизни стариков, но и молодежи, активно строящей новую Россию. Знакомство с этой христианской молодежью сразу вскрывает в ней знакомые черты: да это все былые народники, вчерашние эсеры! Быть может, без прежней удали, с большей сдержанностью и строгостью, – но с тем же энтузиазмом. Воочию видишь: наконец-то поколения «святых, неверующих в Бога» нашли своего Бога и вместе с Ним нашли себя…»(54)

Интересные и яркие наблюдения можно найти в воспоминаниях Иринарха Стратонова – историка, профессора Казанского университета, который в 1922 году был выслан большевиками из России. Многое видевший собственными глазами, он отмечал, что к 1920 году в столице и в региональных церковных организациях водворился порядок и даже получилась какая-то внутренняя спайка:

«Местная церковная жизнь стала устраиваться, – писал Стратонов. – Рос и креп авторитет церковной власти, установленные Поместным собором (1917–1918 годов. – Г.Х.) органы, как центральные, так и местные, начали действовать вполне нормально, и между ними установились известные взаимоотношения, предусмотренные последним церковным законодательством.

Нельзя не отметить и общерелигиозного подъема в массах. Храмы наполнились молящимися, при этом среди молящихся не было того преобладания женского пола, которое замечалось до революции. Исповедь получила особое значение, стала развиваться и эпитимийная практика («наказание» в виде поста, длительных молитв и т.п., которое накладывается священником на исповедующегося. – Г.Х.). Сами верующие требовали этого и с замечательным послушанием выполняли все, чему их подвергали духовные руководители. Церковные праздники привлекали колоссальное количество народа. Церковная жизнь к 1920 году восстановилась полностью, а может быть даже превзошла старую, дореволюционную. Вне всякого сомнения, что внутренний рост церковного самосознания верующего русского общества достиг такой высоты, равной которой не было за последние два столетия в русской церковной жизни. Церковная власть в церковном обществе, которое в значительной степени она церковно воспитала, встала на недосягаемую высоту. Если Собор 1917–[19]18 годов дал форму и внешность новой церковной организации, то внутреннее содержание было создано дружными усилиями Патриарха, высших церковных органов, иерархов и всего русского церковного общества.

Небо и в это время, однако, не было безоблачным, но раскаты грома слышались где-то вдали и сзади, и казалось, что наступило время в церковной жизни, когда при едином пастыре создалось и единство стада»(55).

Верующим будет интересно узнать, что автор этой обширной цитаты, по мнению сотрудников Крутицкого Патриаршего подворья, имел «ясное церковное сознание и способность трезво оценивать события»(56).

Так в чем был пресловутый «геноцид духовенства»?!

* * *

ПРИМЕЧАНИЯ

<...>

37.Хмуркин Г.Г. Предчувствие Ленина. М., 2017. 362. Прим. №480.

38.Цыков И.В. Органы управления Тверской (Калининской) епархией и динамика внутрицерковной жизни в 1917 – середине 1930 годов. Дис. канд. ист. наук. Тверь, 2013. С. 63.

39.Цыков И.В. Указ соч. С. 61.

40.Деяния II Всероссийского Поместного Собора Православной Церкви. Бюллетень. М., 2 мая 1923 г. С. 4, 7.

41.Гиль С.К. Шесть лет с В.И. Лениным. Воспоминания личного шофера Владимира Ильича Ленина. 2-е изд. М., 1957. С. 72–76.

42.В.И. Ленин и ВЧК… 1987. С. 136–137.

43.В.И. Ленин и ВЧК. Сб. документов (1917–1922). М., 1975. С. 188; В.И. Ленин и ВЧК… 1987. С. 152; Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 7. М., 1976. С. 82.

44.Алексеев В.А. Указ. соч. С. 103.

45.Ленинский сборник. XXXVII. М., 1970. С. 311; В.И. Ленин и ВЧК… 1975. С. 489, 491; В.И. Ленин и ВЧК… 1987. С. 451, 452.

46.Отделение Церкви от государства… С. 451.

47.Ленинский сборник. XXXVIII. М., 1975. С. 254.

48.Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 6. М., 1975. С. 312–313, 332, 426–427, 507.

49.Согласно переписи 1897 года, население Российской империи составляло 125,7 млн человек (Бабкин М.А. Духовенство Русской православной церкви и свержение монархии. М., 2007. С. 428). В годы Гражданской войны, по разным оценкам, погибло от 11 до 15 млн человек (Население России в XX веке. Исторические очерки. Т. 1: 1900–1939. М., 2000. С. 95), это как раз 8–12% всего населения.

50.Хмуркин Г.Г. Указ. соч. С. 363–368.

51.Титлинов Б.В. Церковь во время Революции. Пг., 1924. С. 180.

52.Хмуркин Г.Г. Указ. соч. С. 363–368.

53.Сорокин П.А. Дальняя дорога: Автобиография. М., 1992. С. 136.

54.О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. Н.А. Бердяев, Б.П. Вышеславцев, В.В. Зеньковский, П.А. Сорокин, Г.П. Федотов, Г.В. Флоровский. М., 1990. С. 441–442.

55.Из истории христианской церкви на Родине и за рубежом в ХХ столетии. Сборник. Кн. 5. М., 1995. С. 36.

56.Там же. С. 6.

* * *

Г.Г. ХМУРКИН