Могилёв. Без царя в голове

Николай Николаевич и государь наш страстотерпец

http://militera.lib.ru/memo/ru...

Белевская М. Я. Ставка Верховного Главнокомандующего в Могилёве, 1915-1918 г. :: личные воспоминания. — Вильно: М. Ф. Соколов, 1932.

Об авторе: Белевская Марина Яковлевна (ур. Летягина) — писатель, драматург, журналист, общественный деятель родилась в Санкт-Петербурге. Детство провела в Красном селе под Петербургом. Окончила Смольный институт благородных девиц и Высшие женские курсы в Петербурге. Незадолго до Первой мировой войны обосновалась в Могилеве, где пережила годы войны и революции. Опасаясь большевистского террора, к концу немецкой оккупации уехала с мужем Л. Л. Белевским в Вильно. Здесь стала энергичным членом Правления Виленского Русского Общества и его председательницей в 1924–1925 гг., позже — председательницей Православного благотворительного общества. <...> Погибла вместе с мужем в Вильно при бомбардировке Вильно в 1939 г. (Сведения собрал Павел Лавринец)

Ставка Верховнаго Главнокомандующаго.

Однѣ пріѣзда главнокомандующаго в. к. Николая Николаевича никто не знал, но его присутствіе в Могилевѣ всѣми почувствовалось.

В городѣ стало торжественно и тихо.

Чувствовалось дѣловое напряженіе в Ставкѣ и это передавалось обывателям. Никто не запрещал ходить мимо дома, гдѣ жил Николай Николаевич, но как будто по какому то сговору всѣ старались обходить этот дом и около окон Главнокомандующаго не появляться. Всѣми чувствовалась та отвѣтственная и громадная работа, которая там шла и каждый старался насколько мог, если не помочь, то облегчить эту работу. В Ставку входили только лица имѣющія к ней отношеніе, и к этим людям чувствовалось какое то невольное уваженіе.

Каждый обыватель понимал, что малѣйшая ошибка там — смерть Россіи, понимал и заботливо оберегал покой Главнокомандующаго. Идя по улицѣ, из которой был виден бѣлый дом Ставки, каждый старался не смотрѣть на него и не проявлять празднаго любопытства.

И только ночью, с берега Днѣпра, откуда видны были освѣщенныя окна ставочнаго дома, обыватель смотрѣл на них с благоговеніем, глубоко вѣря, что, несмотря на тревожныя свѣдѣнія с фронта, ему, Главнокомандующему, удастся справиться и что Россія выйдет и должна выйти побѣдительницею.

О суровости характера Николая Николаевича всѣ знали. Знали, что он требователен и груб с офицерами, не считается ни с чином, ни с званіем, но каждый понимал, что так должно быть, особенно во время войны, когда слабость Главнокомандующаго могла погубить все дѣло. Николай Николаевич почти

— 14 —

не появлялся в городѣ и за все время его пробыванія в Могилевѣ, мнѣ удалось только один раз его увидѣть и воочію убѣдиться, что Николай Николаевич шутить не любит.

Незадолго до этого был издан приказ Попечителем Краснаго Креста принцем Ольденбургским, что офицеры не могут появляться на улицѣ и в общественных мѣстах вмѣстѣ с сестрами милосердія.

Повидимому жизнь на фронтѣ диктовала столь странное рѣшеніе и к Могилеву в тѣ времена этот приказ мог и не относиться. Лазаретов было мало, сестры, мѣстныя дамы, во времена пребыванія в Ставкѣ вел/ кн. Николая Николаевича, никаких знакомств с офицерами не вели.

Но как то раз немолодой полковник, возвратившейся с фронта вмѣстѣ со своей женой, сестрой милосердия, ѣхал на извозчикѣ по главной улицѣ города.

В это время незамѣтно выплыл с площади автомобиль главнокомандующаго.

Великій князь большой и суровый сидѣл в нем нахмурившись, несмотря по сторонам и не отвѣчая на поклоны. Но офицера и сестру, ѣхавших ему навстрѣчу, он замѣтил. Я стояла на тротуарѣ, никакого отношенія к проѣжавшей парѣ не имѣла, но мнѣ стало страшно: так исказилось злобой лицо князя, так страшен он стал в этой злобѣ!

Он встал в автомобилѣ во весь свой могучій рост и, пока пролетка с несчастными сѣдоками не скрылась из виду, он продолжал стоять, испепеляя взглядом перепуганное супружество.

Николай Николаевич недолго был в Могилевѣ.

На фронтѣ дѣла шли все хуже, но вѣра, что все измѣнится к лучшему, никого не покидала. Смѣщеніе Николая Николаевича произошло внезапно. Может быть в кругах близких к Ставкѣ об этом и знали, но обыватель узнал уже готовое рѣшеніе. Николай Николаевич уѣхал так же незамѣтно, как и прибыл.

Никто не радовался, что Государь на свои плечи взвалил столь отвѣтственное и страшное дѣло. Невольно почувствовалось, что приближается какая то неслыханная катастрофа, что Государь дѣлает ошибку беря на себя такую отвѣтственность.

Сейчась трудно сказать, как развернулись бы 

— 15 —

событія, если бы Государь не брал на себя главнаго командованія, но по рѣзкой перемѣнѣ в настроеніи Ставки каждый, кто хоть немного задумывался над происходящими событіями, видѣл, — что это начало конца.

При Николаѣ Николаевичѣ Ставка была военным лагерем, дѣловым и строгим, с первых же дней пріѣзда Государя она внѣшне потеряла этот облик.

Сразу все измѣнилось. Пріѣхала оперетка, которой не было при Николаѣ Николаевичѣ, театр был до отказу набит дамами и ставочными офицерами. Начались какіе то подношенія артисткѣ Лабунской {О Лабунской ничего не нашёл, а вот дочь у неё была необычная - https://ru.wikipedia.org/wiki/... } и Грекову, появилась какая то модная молодая опереточная примадонна, снискавшая кучу поклонников, начались автомобильныя поѣздки к заставному домику, открылся новоявленный ресторан в особнякѣ высланнаго нѣмца пивовара Яника.

Греков Константин Дмитриевич. 15 (27) октября 1879, Таганрог — 28 июня 1927, Москва.

Все распустилось, и стало видно всякому, что машина начинает давать перебои.

Пріѣхали великіе князья, которых раньше не было, а если и были, то незамѣтно работали в штабѣ.

Теперь на улицах Могилева то и дѣло можно было видѣть Царицу, наслѣдника, князей: Дмитрія Павловича, Бориса Владимировича и других лиц Царскаго Дома и свиты.

Мѣсто Ставки,—Могилев пріобрѣл вид резиденціи царской семьи и война отходила на второй план, забывалась.

Жизнь была черезчур интересна, чтобы думать о столь тяжелых событіях. Понятно, ни Государь, ни Царская семья в этом виноваты не были, но была снята тяжелая рука и сразу всѣ почувствовали, что можно жить легко и весело, не думая о завтрашнем днѣ.

Самое ужасное, что вмѣстѣ с пріѣздом Государя появился и страшный слух о Распутинѣ. Слух этот варьировался, расширялся, и как снѣжный ком, облѣплялся всякими подробностями и прикрасами. Об этом говорили всѣ с наслажденіем, с каким то нескрываемым интересом и, чѣм слух был ужаснѣй и грязнѣй, тѣм он сильнѣе дѣйствовал на воображеніе.

— 16 —

Не помню человѣка, который постарался бы опровергнуть, или хотя бы смягчить страшныя подробности этих сплетен.

Все принималось на вѣру, никто не хотѣл этого опровергать. Говорилось открыто, что Николая Николаевича убрали, чтобы Распутин имѣл доступ к тайнам командованія, что он добивался и раньше пріѣзда в Ставку, но что Николай Николаевич этому противился и должен был сдаться и уйти перед страшной распутинской силой.

Хотя ни при Николаѣ Николаевичѣ, ни при Государѣ Распутин ни разу в Могилевѣ не был, слухи все же не унимались и, огибая Ставку, называли сообщников, которыми был, якобы, окружен Распутин.

Исторія со временем разъяснит роль Распутина при дворѣ, роль, может быть, и дѣйствительно вредную, но еще вреднѣе были эти страшныя сплетни, которыя проникали всюду, колебали авторитет Государя и как Царя, и как Главнокомандующаго.

К Царицѣ появилась общая ненависть. Она не видѣла не только любви, но и простого уваженія. И если это случайно проявлялось, то цѣнилось и видимо доставляло и ей, и всей семьѣ большую радость.

Я лично видѣла, как Царица задерживала ежедневно свой автомобиль около домика стараго учителя, жившаго на краю города и ожидающаго у окна проѣзда царской семьи на прогулку. Царица и царскія дочери кланялись ему как родному и улыбались, стараясь взглядами показать, как онѣ цѣнят его ожиданія их проѣзда. Послѣ службы в ставочной церкви ему посылалась просфора от Государя, а его пріемной дочери, дѣвочкѣ лѣт семи, от наслѣдника.

Иногда наслѣдник подходил послѣ службы к дѣвочкѣ и лично передавал ей просфору. Необыкновенно пріятное впечатлѣніе производил маленькій наслѣдник. Это было милое дитя, любознательное и веселое и, несомнѣнно, в любой странѣ было бы любимым дѣтищем своего народа.

Но русскій народ его не любил. Приходилось слышать шопот в толпѣ при проѣздѣ наслѣдника: „этот царствовать не будет!".

Это говорилось с озлобленіем. И говорившіе не замѣчали перед собою веселаго, симпатичнаго ребен-

— 17 —

ка, они видѣли в нем будущаго деспота, который со временем лишит их права на какую то необыкновенно счастливую и свободную жизнь.

А наслѣдник этого не видѣл. 

<...>