Кризис лицемерия. «I hear America singing»*

7 ноября 2017, 07:00 Владислав Сурков

https://russian.rt.com/world/a...

RT публикует статью помощника президента России Владислава Суркова.

Кризис лицемерия. «I hear America singing»*

Нью-Йорк, протестная акция Occupy Wall Street. 2011 год Reuters

9 ноября в Москве выступает группа 5FDP. Думаю, это лучший (наравне, впрочем, с Disturbed) современный американский метал-бенд.

Звучат музыканты классически, точнее, сверхклассически, потому что классикам жанра в их времена и не снились такие технологии звукоизвлечения, какие доступны сегодня их последователям.

Фронтмен с почти русским именем Айвен (Ivan) и умеренно неприличной на русский слух фамилией Муди (Мооdy) поёт мощно и доходчиво. Не знаю, как звучало то, что слышал Моисей «из облака, бури и мрака», не исключаю, что очень похоже.

Слова песен просты, но их умелое употребление доказывает, что и простыми словами при желании можно обойтись для выражения самых сильных чувств и обсуждения самых сложных тем.

Например, в одном из хитов под названием Wash it all away поётся приблизительно следующее: «Весь этот хаос и вся эта ложь — я ненавижу их», «Я загибаюсь здесь, я тут намусорил — может ли кто-нибудь смыть это всё?», «Я отказался от общества, от семьи... от демократии... от медиа... от морали... плевать, что вы думаете обо мне». И ещё: Done with all your hypocrisy («Со всем вашим лицемерием покончено»).

Помощник президента России Владислав Сурков РИА Новости

Песня, лирический герой которой отвергает всеобщее лицемерие, вышла на рынок в 2015 году. Как раз накануне необычных выборов 2016-го, ход, итоги и последствия которых стали драматической и не вполне пока успешной попыткой «великого общества» очиститься от лицемерия, «смыть это всё». Простодушие вступило в борьбу с приличиями на национальном уровне. А что в Штатах приобретает национальный масштаб, то за их пределами становится глобальным трендом.

Теперь, когда и Голливуд вслед за Вашингтоном приступил к сеансам саморазоблачения, рассыпая собственную респектабельность, как карточный домик, тренд превратился в мегатренд.

(Кстати, о Голливуде. По-английски «лицемер» звучит как «гипокрит», hypocrite — слово греческого происхождения, изначально означавшее «актёр».)

Строка done with all your hypocrisy в этом контексте звучит и как пророчество, и как приговор, и как девиз новой эпохи.

Люди массово и всё чаще делают странный выбор. Остраннение политического ландшафта наблюдается везде на Западе. Недоверие ко всему обыденному нарастает. Привычное воспринимается как фальшивое, ненастоящее. Непривычное обнадёживает. Нормальный человек теряет популярность, фрик обретает её.

Лицемерие порицаемо, но, чтобы исследовать его, нужно, как при исследовании всех порицаемых и при этом широко практикуемых вещей, таких как война, неверность, переедание, рассмотреть вопрос вне нравственных координат.

Двойные стандарты, ханжество, двуличие, тройные стандарты, политкорректность, интриги, пропаганда, лесть, лукавство широко распространены не только в политике. Социум устойчив, если все его элементы нашли друг с другом общий язык — язык, на котором удобно лгать. Причём не только другим, но и себе.

Язык лицемерия соткан из иносказаний, недосказанностей, эвфемизмов, загадок, метафор, магических формул, приёмов табуирования и словоблудия, клише, слоганов, двусмысленностей и ярлыков. Он служит материалом как для индустрии популярных искусств и политического программирования, так и для общения на бытовом уровне и даже для молчания.

Говорить одно, думать другое, делать третье вроде бы нехорошо, но по-другому почти ни у кого не получается. Лицемерие в рационалистической парадигме западной цивилизации неизбежно по двум причинам.

Во-первых, сама структура речи, по крайней мере связной, «разумной» речи, слишком линейна, слишком формальна, чтобы полноценно отражать так называемую реальность. Гегель справедливо утверждал, что непротиворечивое высказывание не может быть истинным.

То, что кажется логичным, всегда более или менее ложно. Язык — это двухмерное пространство, все выразительные средства, всё «богатство и многообразие» которого сводится на самом деле к бесчисленным повторам в разных масштабах и на разные темы простейшей смыслообразующей пары «да»/«нет». Этот включатель/выключатель любого слова и любых словосочетаний — от просьбы передать горчицу до «Братьев Карамазовых» и теории суперструн — щёлкает тысячу раз в день в миллиардах голов. Но сколько бы он ни щёлкал, он не может впихнуть негабаритный многомерный мир в плоское человеческое мышление.

Повсеместное и, можно сказать, необузданное применение двоичных кодов (да/нет, 0/1, +/-, бог/человек, ангел/демон, республиканец/демократ, правда/ложь и так далее и тому подобное) хорошо работает. Однако хорошо работать не значит быть истиной. Поэтому даже во время редких приступов острой правдивости люди говорят не совсем то, что есть на самом деле — «мысль изречённая есть ложь».

Вторая причина господства гипокритов ещё более глубокая. Притвориться тем, кем ты не являешься, скрыть свои намерения — это важнейшая технология биологического выживания. Без этого в дикой природе нельзя ни напасть, ни спрятаться. Люди унаследовали инстинкт притворства от диких предков и сильно развили его.

В культурах всех народов есть два основных типа героев — боец и хитрец. Хитроумный Одиссей не менее почитаем, чем могучий и грубый Ахиллес. Одиссей, конечно, тоже воин. Он и храбр, и силён, но всё же главные его черты — изворотливость, красноречие, хитрость. Враги не разбегаются, лишь завидев его, как это бывает при появлении Ахиллеса. И не он, а Ахиллес убивает великого Гектора. Но Одиссей, в отличие от Ахиллеса, выживает и с честью возвращается домой. Да ещё и удостаивается от Гомера персональной поэмы, поскольку его подвиги не так однообразны, как Ахиллесовы, а приключения занятны и увлекательны.

Трикстер, плут, обманщик, игрок — центральные персонажи и художественных повествований, и реальных исторических событий.

Обманные движения — базовый навык футболиста и боксёра. Военная хитрость — главное оружие полководца. Коварство — доблесть шпиона. Вероломство — незапрещённый приём борьбы за власть.

Человек охотнее требует правдивости и прозрачности от других, нежели от себя — естественное желание разоружить соперника, а самому остаться вооружённым. Конкурирующие группы влияния яростно требуют друг от друга предельной и зачастую заведомо неосуществимой открытости, стимулируя рост инноваций в сфере сокрытия истины. Самые честные закапываются в глубокий и тёмный интернет. Остальные совершенствуют мастерство на виду у всех. Повальное увлечение транспарентностью подняло качество лицемерия на невиданную ранее высоту.

В общем, лицемерие отвратительно, эффективно и неизбежно. Но гипокритические дискурсы, языки, на которых лгут, метафоры лицемерия периодически устаревают. От частого повторения маскировочные фразы обесцениваются, несоответствия и нестыковки начинают выпирать.

На сохранение статус-кво расходуется всё больше (и всё с меньшей отдачей) оговорок, оправданий, объяснений, длиннот и пауз. Система достигает предела сложности, сложность превращается в пугающую путаницу. Возникает запрос на упрощение, вызывающий ещё более разрушительные риторические бури и приливы демагогии.

Этические схемы расплываются. «Я никогда не понимал, что было неправильно, а что правильно», — поёт Муди.

Общественный договор, написанный на распадающемся политическом языке, начинает понемногу терять силу. Основные положения этого договора, начертанные золотыми буквами, становятся скучны и ненавистны. А то, что стыдливо было записано в нём мелким, почти нечитаемым шрифтом, что с общего согласия удалялось в сноски и приложения, начинает вдруг всех интересовать, и кто-то, вникнув, первым восклицает: «Нас обманули!»

Клятва гипокрита, хоть на Библии, хоть на Facebook, никого больше не может убедить.

Лишённые общего языка различные социальные группы обособляются, чтобы создать свой «правдивый» диалект. Наступает смешение языков, турбулентность, длящаяся до тех пор, пока в спорах и столкновениях общество не дойдёт до отчаяния и смирения с какой-нибудь новой полуправдой, с реформированным и «улучшенным» лицемерием.

Именно такую фазу — непереносимости фальши, смешения языков, разочарования в норме — проходят сейчас некоторые западные нации.

Кризис лицемерия — так можно назвать эту совокупность странностей наших дней.

Очевидно, это не только вопрос семантики, не просто филологическая или чисто коммуникативная проблема. Это одно из проявлений больших технологических, демографических и, возможно, климатических сдвигов.

Интересное и опасное время. Распад смысловых конструкций высвобождает огромное количество социальной энергии. Удастся ли западному миру рассеять её избытки посредством виртуальных игр, сериалов о насилии, спортивных соревнований, экономических пузырей, рэп-баттлов и рок-концертов, электоральных шоу, локальных войн и теленовостей? Или произойдёт нагрев системы до температуры революции и большой войны? Кто знает.

Примеры достижения цивилизациями опасного предела сложности известны. Дальше следовал либо крах, либо спасительная симплификация системы.

Сложнейший демократически-олигархический организм древней Римской республики в какой-то момент стал слишком сложен и начал воспроизводить вместо порядка хаос. После Гракхов и Сульпиция, после мятежей и гражданских войн пришли Сулла, потом Цезарь и, наконец, Октавиан, постепенно фактически упразднившие республику. На её месте возникла империя. Императоры не называли себя царями, не желая оскорблять память о республике, но они были царями. И это обновлённое лицемерие ещё на несколько веков продлило жизнь римскому миру.

Буквально все институты республиканского Рима служили одной главной цели — не допустить возвращения царей. Страх перед узурпацией власти заставлял римлян создавать всё более изощрённую систему сдержек и противовесов, и они так увлеклись этим, что запутались в собственной «цветущей сложности», из которой пришлось выпутываться с помощью простой имперской вертикали. Цари вернулись.

Возможно, и завтра из «всего этого хаоса и всей этой лжи» растерянные толпы будут выведены сильной рукой. Царь Запада, основатель цифровой диктатуры, вождь с полуискусственным интеллектом уже предсказан вещими комиксами. Почему бы этим комиксам не сбыться? Тоже вариант.

«Я жду здесь кого-нибудь, кто очистит это всё», — поёт 5FDP. Поёт Америка.

*«Слышу, поёт Америка» — стихотворение американского поэта Уолта Уитмена (1819—1892), опубликованное в 1860 году.