Что сказал покойник (часть 12).

Предыдущие части:

https://cont.ws/@natell/148450...

https://cont.ws/@natell/148833...

https://cont.ws/@natell/148910...

https://cont.ws/@natell/149027...

https://cont.ws/@natell/149291...

https://cont.ws/@natell/149584...

https://cont.ws/@natell/149779...

https://cont.ws/@natell/150098...

https://cont.ws/@natell/150349...

https://cont.ws/@natell/150669...

https://cont.ws/@natell/151456...

Как всегда после долгого отсутствия, у меня накопилось много дел. Дьявол то и дело уезжал в какие-то служебные командировки, у нас не было возможности как следует поговорить, и атмосфера в доме по-прежнему была напряженная. Мне легче дышалось на улице, чем в собственном доме. Временами я думала, не лучше ли пойти в милицию или в Комитет безопасности и все рассказать, и удивлялась, почему никто от них ко мне не приходит. Я постоянно ожидала каких-то неприятностей, жила в напряжении и чувствовала, что долго так не выдержу. Не о таком возвращении домой я мечтала.

На двенадцатый день после моего возвращения Дьявол ни с того ни сего вдруг вернулся домой с бутылкой виски и тут же побежал в магазин за содовой водой.

– Я бы выпил немного, – сказал он. – А ты?

Он прекрасно знал, что из всех алкогольных напитков больше всего я люблю виски, и, задавая этот вопрос, посмотрел на меня с прежним блеском в глазах.

Был он какой-то непривычно милый, что показалось мне подозрительным, так как я продолжала вести себя холодно-сдержанно и никаких поводов ему не давала.

– Я тоже выпью, – согласилась я.

После злоупотребления алкоголем я становлюсь излишне откровенна. Зная за собой такую слабость, я решила быть начеку. Если уж он разорился на виски, то, как видно, решил напоить меня вдрызг, а значит, у него были на то причины. И я решила их узнать.

Темой нашей беседы с самого начала стали мои недавние приключения. Дьявол заботливо следил за тем, чтобы мой стакан не был пустой. Меня очень интересовал вопрос, сколько понадобится виски, чтобы опьянел стоящий рядом со мной кактус. Жалко мне его было, но пришлось принести в жертву. Ничего, такие кактусы очень быстро растут.

Я оживленно болтала, пространно описывая свои переживания, вспоминала подробности, о которых до сих пор не рассказывала. У меня настолько вошло в привычку скрывать одну-единственную информацию, что это стало уже моей второй натурой и не требовало от меня никаких дополнительных усилий, а обо всем остальном я говорила свободно. Красочно описывала я свое пребывание в темнице, особо подчеркивая надежды на восстановление наших добрых отношений, которые поддерживали мой дух в те трудные дни. Ну кого бы не тронуло такое признание? Его не тронуло. Он никак не прореагировал на мое признание, только подлил мне снова виски. Естественно, меня это очень расстроило. Я решила притвориться слегка опьяневшей.

– Послушай, – сказал он мне, сочтя, как видно, что я достаточно созрела. – А тебе никогда не приходило в голову самой добраться туда?

Я уже открыла рот, чтобы сказать, что без карты шефа это невозможно, но вовремя спохватилась – это было бы слишком трезвое замечание.

– Разумеется, приходило, – хвастливо заявила я. – Именно потому я и не разговаривала с представителями Интерпола. Если захочу, так доберусь!

– Охотно верю тебе. Ты знаешь, где спрятаны алмазы. Неужели ты не думала о том, чтобы забрать их себе? Хватило бы на всю жизнь. Можно поездить по свету. Послушай, давай отправимся вместе!

Кактусу уже было море по колено.

– Я думала об этом. Одна я знаю, где они спрятаны. Подожду немного. Дождусь, когда ты меня бросишь, уйдешь от меня, а потом я пойду, извлеку эти алмазы и назло тебе стану жутко богатой. А ты будешь кусать локти, что бросил меня. Ну, чего ждешь? Отправляйся к своим девкам. Знаешь ведь, что я тебя ненавижу!

Мне пришлось молоть всю эту чушь, потому что пьяная я всегда несу подобную чепуху, а мне надо было, чтобы он поверил, что я упилась. Он ответил:

– Какие еще девки? Никаких девок нет, я вовсе не собираюсь тебя бросать. Ты пьяна.

– Вовсе нет. Ты давно хочешь меня бросить. Пожалуй, я убью тебя, и дело с концом.

– Я сам убьюсь, если свалюсь в эту яму с алмазами.

Я обиженно заметила:

– Да никакая там не яма.

– А что?

– Откуда я знаю? Может, он их на дереве повесил.

– А если я попробую угадать, где именно, и угадаю, ты скажешь тогда?

– Бандиты уже пробовали. Нет уж, я сама их достану и перепрячу в гроте на Малиновской скале. Провезу наконец контрабанду через границу. А то таможенники мне не поверили. Вот им! Ха-ха!

С трудом выжала я из себя радостное хихиканье. Не до смеху мне было. Сколько раз раньше вели мы подобные разговоры, выясняя отношения. Остатки надежды улетучились из моего отчаявшегося сердца. Дьявол с холодным блеском в глазах открывал мой атлас.

Упорно и назойливо, без остановок, не давая мне опомниться, задавал он вопрос за вопросом. А с каким вниманием следил за мной, указывая на очередной пункт на карте! Никогда в жизни этот человек не проявлял ко мне такого внимания. Не было у него детектора лжи, но он сам действовал лучше всякого детектора, так что мне опять пришлось спасаться в гроте на Малиновской скале.

Он долил мне виски. Кактус уже отключился, надо полагать.

К вопросам, касающимся места укрытия сокровищ, добавились и другие.

– А какие цифры назвал покойник? Он говорил по-французски, ты же поняла? Ведь ты лучше считаешь по-английски и по-датски. Ты могла ошибиться. Ты хорошо поняла все цифры, можешь повторить? Ну скажи, что он говорил!

С меня было достаточно. Я перешла в наступление.

– А что? – поинтересовалась я. – Кордильеры уже все обыскали?

– Нет, но… – начал он. И понял, что заврался. Слишком легко поверил, что я пьяна, и потерял контроль над собой.

– Ты ведь сама говорила, что это было в Европе.

Перестав притворяться, я молча смотрела на него, с удивлением чувствуя, как постепенно стихает отчаяние и его место занимает знакомая мне ярость, которая уже не раз толкала меня на необдуманные поступки.

Он тоже молчал. Поняв, что совершил ошибку, он теперь думал, как ее исправить. Отвернувшись, он взял бутылку и долил стаканы. Молчание становилось просто ощутимым.

– Я скажу тебе правду, – вдруг сказал он. – Вижу, что другого выхода у меня нет.

– Давай, – согласилась я. – Неужели мне доведется стать свидетелем уникального явления – ты скажешь правду?

– Ты что, совсем трезвая?

– Ни в одном глазу! – Я не скрывала своего удовлетворения. – Ну, я слушаю!

Ему достаточно было одного взгляда на обильно политый кактус. Свои комментарии он оставил при себе, а вслух сказал:

– Я в курсе твоих дел. Ты ведь знаешь, тебя искал весь Интерпол. Несколько месяцев назад сюда приезжал их человек и говорил со мной. Сначала они думали, что тебя уже нет в живых, потом о тебе стали появляться сведения, и они опять принялись за поиски. Они все время теряли тебя из виду и уже думали, что ты вернулась в Польшу и скрываешься здесь. Мне поручили передать им все, что я от тебя узнаю. Не понимаю, почему ты упорствуешь.

– Так, – сказала я. – И это все?

– И это все.

– Так просто?

– Ты сама видишь.

– Значит, мне надо постараться избавиться от своей мании преследования?

– Значит, надо.

Я сжалилась над несчастным кактусом и наконец решила сама выпить то, что осталось в моем стакане. Все остатки иррациональной надежды, если бы они еще оставались в моей душе, сейчас должны были испариться окончательно. Я уже не думала о Мадлен, правду о ней мне он все равно не скажет. Дело в Интерполе. Для них гораздо важнее тайник в Пиренеях, дороже всех алмазов мира были бы мои записи в календарике Дома книги! А ведь Дьявол знал об этом! Я ему рассказала о конференции гангстеров и о том, как я все подслушала. А он не задал мне ни одного вопроса об этом и вообще не обратил на это обстоятельство никакого внимания.

Отсюда напрашивался только один вывод: он совсем ошалел от любви к Мадлен и для нее пытался выжать из меня тайну. От Мадлен прямо путь ведет к шефу. Их ничто не остановит, они сделают все, чтобы добиться своей цели, и главного помощника нашли в моем собственном доме. И подумать только, ведь он так легко мог добиться желаемого. Если бы он с самого начала убедил меня, что сотрудничает с Интерполом, если бы расспрашивал о секретах гангстерского синдиката, если бы заставил себя проявить по отношению ко мне хоть видимость чувства – я, несчастная, измученная выпавшими на мою долю переживаниями идиотка, позволила бы себя обмануть!

– И ты расспрашиваешь меня только для того, чтобы передать информацию Интерполу? – с иронией спросила я.

– Нужно же мне иметь представление о случившемся, – возразил он. – Представитель Интерпола скоро приедет.

– Вот я ему все и расскажу.

– Твое дело, – произнес он обиженным тоном. – Интересно, его ты тоже будешь водить за нос?

Теперь я твердо знала, что мне грозит опасность. Неважно, что она не угрожала непосредственно моей жизни, зато меня могли похитить, оглушить, усыпить и кто знает что еще сделать. Я стала повсюду носить с собой пружинный нож, похищенный еще в Бразилии. Очень неудобно было носить его в кармане пальто – большой он был и тяжелый, и это обстоятельство усугубляло мое раздраженное состояние. Я попыталась предусмотреть все пакости, которые мне могли бы сделать, и по возможности предотвратить их, но этих пакостей было такое множество, что я ограничилась установкой в моей автомашине купленного вместе с ней противоугонного устройства. Будучи включенным, оно жутко взвывало при малейшем прикосновении металлического предмета к автомашине. Я включала его каждый раз, когда покидала машину на срок, больший чем пять минут, и мне уже дважды удавалось вызвать милицейский патруль. Один раз какой-то пьянчужка приложился к багажнику пряжкой от своего ремня, а другой раз я сама забыла отключить устройство и всунула ключ в замок дверцы. Хотя мне было очень неприятно, я стала задавать глупый вопрос «кто там?», прежде чем открыть дверь квартиры, ела и пила только собственноручно приготовленное и вообще делала все от меня зависящее для собственной безопасности.

Дьявол демонстрировал смертельную обиду и не скрывал своей неприязни. Между нами выросла стена, которую уже невозможно было пробить. И тем не менее непонятно, почему он не хотел уйти от меня, хотя я ему это и предлагала каждый день. От прежних терзаний не осталось и следа. Боже, какое облегчение испытала бы я, если бы наконец могла его не видеть! Никаких иллюзий у меня больше не было, осталась в душе лишь горечь. Да и она постепенно перерастала в ненависть – ненависть к этому человеку, который с такой беспощадной жестокостью жертвовал моей жизнью ради другой женщины.

Я не верила в представителя Интерпола и когда тот позвонил по телефону, была ошарашена.

– Мадам, – галантно начал он, – я преисполнен восторга оттого, что имею честь познакомиться с вами. Я прибыл специально для этого. Где бы вы желали встретиться со мной?

– Лучше всего в Главном управлении милиции, – не задумываясь, ответила я. – Думаю, у них найдется подходящее помещение.

Мой собеседник весело рассмеялся, дав понять, что оценил мой юмор.

– Я не убежден, что это наилучшее место, – с легкой запинкой произнес он. – Ведь я же прибыл неофициально. Предпочтительнее было бы встретиться на нейтральной почве. Так где же?

Мы договорились, что в таком случае он вечером просто придет ко мне. В конце концов, самым безопасным местом была моя собственная квартира, единственным опасным элементом которой был Дьявол. И все-таки подозрительность не покидала меня. Положив трубку, я подумала немного и вдруг приняла решение. У меня еще было время…

Майора Павловского я хорошо знала. То есть я не знала, есть ли у него дети и сколько им лет, что он любит на ужин и была ли в его жизни несчастная любовь, но я знала точно, что он уже много лет работает в Главном управлении милиции и занимает там ответственный пост. Он был на месте и принял меня, невзирая на отсутствие предварительной договоренности.

– Дорогой майор, – решительно начала я. – Прежде всего прошу вас поверить, что я не сошла с ума. Потом вы сможете проверить это с помощью психиатра, пока же примите на веру. Я влипла в такую дурацкую историю, что собственными силами не могу из нее выпутаться и не знаю, к кому обратиться за помощью. Спасите меня!

– Расскажите вкратце, в чем дело, – предложил майор.

Я не представляла, как можно вкратце изложить все это неимоверное нагромождение событий, но честно попыталась:

– Будучи в Копенгагене, я случайно узнала одну вещь от одного человека, который, сообщив мне эту вещь, умер, так что теперь я одна знаю ее. Это касается международного гангстерского синдиката, занимающегося азартными играми. С этим связан Интерпол. Может, вы и слышали, дело это тянется с прошлого года.

– Может, и слышал, – согласился майор, – если вы мне объясните, что именно.

– Интерпол устроил облаву, чтобы захватить все их имущество. Синдикат поспешно собрал все ценности и спрятал их, а покойник мне сказал, где именно. По ошибке. И я знаю это место. Бандиты увезли меня, чтобы выжать из меня тайну, но я подслушала их разговор, из которого узнала, что, выведав тайну, они меня убьют, поэтому ничего не сказала им. Ну, потом много чего было, мне удалось бежать. Я вернулась в Польшу, будучи уверена, что здесь окажусь в безопасности, но боюсь, что они и здесь настигнут меня.

– Почему вы не обратились в Интерпол, еще будучи за границей?

– Потому что боялась. И сразу хочу вам признаться, что страдаю манией преследования. Два раза в критических ситуациях я обращалась к представителям полиции, и оба раза они оказывались переодетыми гангстерами. Я боялась попасться в третий раз и не хотела рисковать. Боялась, что может получиться так: расскажу все представителю Интерпола, а потом окажется, что это опять переодетый бандит, который после беседы со мной тут же укокошит меня. Слишком много я о них знаю, знаю, где находится их резиденция, знаю местопребывание шефа, знаю их людей и адреса и еще многое другое. Они тоже не могут рисковать, и ничего удивительного, что так за меня взялись. Единственное утешение, что они не могут меня убить, пока не узнают тайну сокровища. Иначе плакали их денежки. Вас я знаю, вам я могу довериться. До некоторой степени, разумеется.

Казалось, последнее замечание развеселило майора.

– А почему только до некоторой степени? Где проходит граница вашего доверия ко мне?

– Видите ли… – Я не знала, как лучше ему объяснить. – Я понимаю, трудно поверить тому, о чем я рассказала. Вы вправе считать меня мифоманкой. Чтобы поверить мне, вам придется как следует все проверить, а до тех пор вы вряд ли примете всерьез мои опасения. И тем не менее ни вам, ни кому-нибудь другому я ни словечка не скажу об этих сокровищах, пока банда не будет ликвидирована. Сама же я об этом узнать не могу. И еще я знаю: пока я держу язык за зубами, я жива, так как без меня им этих богатств не найти.

– Так чего же конкретно вы ожидаете от меня?

– Сегодня вечером я буду разговаривать с человеком, который уверяет, что является сотрудником Интерпола. Он придет ко мне домой. Я не уверена, что могу ему доверять, и боюсь. Он позвонил из «Гранд-отеля», сказал, что прибыл сегодня утром и что зовут его Гастон Мед.

– Как, простите?

– Пардон. Гастон Лемель. Это я для себя перевела его фамилию, чтобы легче запомнить. Я бы хотела, чтобы вы помогли мне связаться с людьми, которые занимаются этим делом. Наверняка у вас есть связи с Интерполом. Пусть они как-то проверят его и вообще помогут мне. Например, хорошо бы, если бы ко мне в гости где-нибудь в начале восьмого пришли два милиционера в форме. В случае чего они помешают ему прикончить меня.

Майор задумчиво посмотрел на меня, подумал и нажал кнопку.

– Полковник у себя? – обратился он к письменному столу.

– Да, но собирается уходить, – ответил стол женским голосом.

– Попросите его задержаться на несколько минут. Я сейчас к нему приду.

Полковник оказался очень милым пожилым мужчиной. У него было загорелое лицо и веселые глаза. При виде его у меня сразу потеплело на душе, но я уже не доверяла и самой себе. Ведь попала же я в переплет в Таормине со своей симпатией к мужчине моей мечты. Вот почему я решительно остановила майора, который начал было излагать суть дела.

– Минуточку. Пан майор, как давно знаете вы этого человека?

Лицо полковника выразило недоумение, но майор меня понял.

– Сейчас скажу точно, только подсчитаю… Так… Ага, двадцать два года.

– И этот человек все эти годы работал в милиции?

– В милиции работает еще дольше. Пришел сразу после окончания войны.

– И вы можете за него поручиться?

– Как за самого себя. И даже больше.

– Ну тогда хорошо. В случае чего моя смерть будет на вашей совести.

– Вы что, – спросил полковник, – выпили оба, что ли?

– Никак нет, – улыбаясь, ответил майор. – Сейчас вы поймете. Только что эта женщина сообщила мне удивительные вещи, которые могут представить для вас интерес. Ее похитили в Копенгагене, гангстерский синдикат, азартные игры, сокровища, спрятанные где-то…

– А! – прервал полковник, и его лицо прояснилось. – Так это вы?

– Вижу, что вы обо мне слышали! – обрадовалась я.

– И даже очень много. А почему вы пришли к нам? Произошло еще что-то? Что-то новенькое?

– Я не знаю, что для вас старенькое, – возразила я. – А пришла я, чтобы просить у вас двух сильных милиционеров в полном обмундировании. И не помешало бы, чтобы оружие было при них.

– В таком случае давайте побеседуем поподробнее. Благодарю вас, майор, вы и в самом деле доставили мне очень интересный материал.

Как показали дальнейшие события, слова эти он произнес не в добрый час. Если бы он мог предвидеть, насколько интересна и разнообразна станет из-за меня его жизнь, думаю, он немедленно выдворил бы меня из кабинета.

Майор попрощался и вышел. Я в подробностях рассказала полковнику обо всем, происшедшем со мной. Он молча слушал.

– А зачем вам два милиционера? – спросил он, когда я закончила. – Ведь в доме у вас есть защитник.

Он улыбнулся, и его глаза весело блеснули.

– Кого вы имеете в виду? – спросила я.

– Ваш супруг находится с нами в постоянном контакте.

Сначала я не поняла, о ком он говорит, потому что подумала о своем первом муже и никак не могла взять в толк, какая может быть защита, если он находится сейчас в Советском Союзе. Потом поняла, что полковник говорить о Дьяволе, и теперь уже у меня в голове все окончательно перепуталось. Хаос, царивший до сотворения мира, ни в какое сравнение не шел с хаосом, царившим сейчас в моем мозгу. Я молча смотрела на полковника. Наконец из хаоса вынырнула одна относительно четкая мысль. И я спросила – резко и агрессивно:

– А вы знаете о Мадлен?

– О какой Мадлен? – так же резко спросил полковник, а его веселые глаза сразу стали внимательными и зоркими.

Я глубоко вздохнула. Вот сейчас я могу покончить со всеми сомнениями. Хаос малость улегся.

– Полковник, – спокойно начала я, – вы знаете всю аферу, и вы убедились, что я умею молчать. Об этом свидетельствует факт, что я жива. У меня есть своя точка зрения на случившееся со мной, в моем распоряжении факты, и я делаю из них свои выводы. Полгода пребываю я в шкуре затравленного зверя, и мне просто необходимо немного покоя. Умоляю вас, во имя всего святого, скажите мне, что вы знаете о Мадлен? Я клянусь вам, что никому об этом не скажу. Вы знаете о Мадлен?

– А кто такая Мадлен?

Сдвинув брови, полковник внимательно и серьезно смотрел на меня, и я поняла, что он меня не обманывает. Он действительно не знал о ней.

– Прежде чем я расскажу о Мадлен, я хочу сказать вот что. Если вы действительно о ней ничего не знаете, значит, вас тоже водят за нос, и дело обстоит очень нехорошо. Подумайте, прошу вас, постарайтесь вспомнить. Я понимаю, существуют служебные тайны, но ведь я вас не спрашиваю, что вы о ней знаете, я спрашиваю, знаете ли вы вообще о ее существовании?

Говоря это, я подумала, что, может быть, напрасно морочу голову человеку, что та женщина вовсе не Мадлен, а какое-нибудь очередное увлечение, и она просто могла покраситься и стать платиновой блондинкой. Но ведь полковник, зная аферу, должен знать и о Мадлен, о том, что меня перепутали с ней и что с этого все и началось… И Дьявол не сказал мне, что сотрудничает с нашей милицией… И Интерпол должен интересоваться гангстерами, а не деньгами…

– Нет, – сказал полковник, подумав. – Ни о какой Мадлен я ничего не знаю. Говорю вам чистую правду, и никакой служебной тайны в этом нет. Кто она?

– Ну, тогда все пропало, – с горечью промолвила я. – Опять я одна против всего света. Конечно, вы поверите ему, а не мне. Правду знают сотрудники Интерпола, но их здесь нет. А впрочем, может, они тоже не знают, может, ее никто не знает. И во всем мире не найдется для меня безопасного места!

– Ну что вы так сгущаете краски, – сказал полковник, тронутый моим отчаянием. – Скажите, кто такая Мадлен и почему вас это так огорчает?

– Хорошо. Я сообщу вам только факты. Конечно, мои выводы из них могут быть ошибочны, но вам придется затратить много усилий, чтобы убедить меня в этом. Факт первый: покойник явился в игорный дом, чтобы передать сведения женщине по имени Мадлен, платиновой блондинке с темными глазами. В зале было довольно темно, а он умирал. У меня на голове был платиновый парик, цвет глаз – сами видите какой, а потом я узнала, что он ее лично не знал. Такова одна сторона медали.

Я остановилась, ожидая вопросов. Поскольку они не последовали, я продолжала:

– Факт второй: вернувшись в Польшу, я узнала, что в обществе моего, как вы любезно изволили выразиться, супруга видели платиновую блондинку с темными глазами, настолько похожую на меня, что моя лучшая подруга была уверена, будто это я. Было это за месяц до моего возвращения. Один мой знакомый видел эту самую блондинку в сером «опеле» и даже поклонился ей, будучи уверен, что это я. Это было уже после моего возвращения. Второй мой знакомый сообщил мне, что не только видел меня, но и что я разговаривала по-немецки. Думаю, излишне здесь вспоминать о том, что «опеля» у меня нет, что я не говорю по-немецки и что тогда меня не было в Польше.

– Это все?

– Нет. Факт третий: вышеупомянутый супруг чуть ли не с первой минуты расспрашивает меня о месте, где спрятан клад. Даже попытался меня подпоить. В процессе спаивания я попала под перекрестный огонь его вопросов. В качестве вспомогательного орудия пустил в ход атлас. Факт четвертый: он один знал о том, как и когда я вернусь в Польшу. Все остальные были убеждены, что я возвращаюсь через Копенгаген. Возле самой границы на автостраде меня ожидал автомобиль, который попытался меня задержать. Обратите внимание, ехала я очень быстро и без остановок.

– И каковы ваши выводы? – спросил полковник, потому что я опять остановилась.

– Пока я вам сообщаю факты. Выводы сделайте сами. Я сообщила ему, что тайник находится в Кордильерах. Узнайте, прошу вас, предпринял ли Интерпол какие-либо поиски в Кордильерах? Если да, то я, быть может, и подвергну сомнению свои выводы, если нет, перестану сомневаться в своих подозрениях.

– Ну, хорошо, – сказал полковник. – Мадлен и Кордильеры для меня новость, но очень может быть, что они знают о них. Теперь изложите мне, пожалуйста, более обстоятельно ваши подозрения.

– Я подозреваю, что эта женщина – Мадлен, что он влюбился в нее и пообещал выведать у меня местонахождение тайника. Я подозреваю, что это по ее настоянию он выжимает из меня информацию. Допускаю смягчающие вину обстоятельства: она могла наговорить ему, что мне ничего не грозит, что, получив свои сокровища, они оставят меня в покое. Кордильеры помогут нам определить, кому он передал информацию – ей или Интерполу. Поэтому я и прошу вас узнать…

– Понятно, – прервал меня полковник. – Я понимаю, что для вас все это тяжело и в личном плане. Разубеждать вас не стану, будущее покажет. А теперь объясните, откуда такая уверенность, что они обязательно должны убить вас?

– Я собственными ушами слышала, как они это обсуждали, – неохотно объяснила я. – Правда, был еще вариант сохранить мне жизнь – при условии полной изоляции. Но думаю, что последние события заставили их отказаться от этого варианта. Сейчас они живут как на вулкане. Они знают, что мне многое известно, но я знаю больше, чем они думают. Пока я ничего никому не говорю по очень простой причине: если я расскажу об этом какому-нибудь неподходящему лицу и они узнают, то сумеют предпринять соответствующие меры, и их опять не поймают. И так будет тянуться до бесконечности. Сделайте что-нибудь.

– Видите ли, – в некотором замешательстве пояснил полковник, – по правде говоря, это дело не в нашей компетенции. Мы с ними никак не связаны, на нашей территории не совершено никакого преступления.

– А, понимаю, – прервала я. – Вы должны подождать, пока меня пристукнут?

– Ну, не надо преувеличивать. Надеюсь, что до этого не дойдет. Мы не можем сами ничего предпринимать, я свяжусь с Интерполом. Очень может быть, что ваши сведения чрезвычайно важны. А пока спокойно идите домой и поговорите с тем человеком. Мы проверим, кто он, и примем меры.

– Но позвонить-то вы хотя бы можете? Иначе я и разговаривать с ним не буду.

– Хорошо, вам позвонят около восьми…

– Минутку, – прервала я. – Пусть скажут пароль, чтобы я поверила.

– Какой пароль? – Глаза полковника опять весело блеснули.

– Все равно какой. Лучше всего цифры, я уже привыкла к цифрам. Например: двадцать четыре восемнадцать.

– Хорошо, пусть будет двадцать четыре восемнадцать. Думаю, что это излишне, хотя, возможно, на вашем месте я тоже стал бы подозрительным. И не волнуйтесь, все будет в порядке.

Я еле успела вернуться домой к приходу своего гостя. Интересно все-таки, кто он и чем все это закончится. Нервничала я ужасно. Беседа с полковником, с одной стороны, немного успокоила меня, а с другой – вселила новые опасения. Если Дьявол был связан с милицией, значит, он обманывал обе стороны – меня и милицию, – рассчитывая на отсутствие контакта между нами, и тогда неудивительно, что они меня не вызывали, будучи уверены, что получают полную информацию.

Не исключено, что меня они считают просто истеричкой.

Ну и пусть считают. Плевать мне на общественное мнение! Я уперлась всеми четырьмя лапами и твердо буду стоять на своем, а они пусть думают что хотят.

Гость оказался элегантным и почтенным на вид. Единственное, что мне в нем не понравилось, – это золотой зуб, который поблескивал, когда гость улыбался. Правда, зуб не передний, но все равно достаточно заметный.

Дьявол по собственной инициативе занялся приготовлением кофе, а мы приступили к беседе. Гость владел французским и немецким.

– Я в восторге, – повторил он в восемьдесят пятый раз, сверкнув драгоценным металлом, и приступил к делу. – Мы располагаем довольно обширной информацией, – начал он, – но по-прежнему самое главное известно лишь вам. Когда мы получим от вас и эти сведения, мы сможем наконец полностью покончить с делом. Видите ли, вся загвоздка в том, что задержанные ни в чем не признаются и не называют тех, кто еще находится на свободе. И все потому, что рассчитывают на сокровища. Это их козырь. Лишив их этого козыря, мы выбьем у них почву из-под ног. Одно дело – годы тюрьмы, если в перспективе миллионы, и совсем другое, когда на получение этих миллионов не останется надежды. Тут они наверняка заговорят, рассчитывая на более мягкое наказание.

Ну что ж, все это звучало логично, да и сам гость не выглядел нахалом, и я склонна была продолжать беседу, но ее прервал Дьявол.

– Извини, пожалуйста, но я не могу найти сахар, – сказал он, ставя на столик кофе.

Меня это удивило, так как с утра сахарница была полна сахару. Пришлось отправиться на кухню. Действительно, сахарница оказалась пустой. Странно, куда мог подеваться сахар, ведь детей нет дома. Я не сразу нашла пакет с сахаром, засунутый в глубь шкафчика. Насыпав сахар, я вернулась с ним в комнату в тот момент, когда гость говорил по-немецки:

– Вы представляете, что значит для них инвентарь? Если мы одним махом конфискуем все их игорные столики, все рулетки – от такого удара им не оправиться.

Очень правильно он рассуждал. Сейчас наверняка последуют вопросы об адресах притонов и игорных домов на Ближнем Востоке. Я взяла свою сумку и вынула из нее календарик Дома книги, в котором у меня все эти адреса были записаны.

Меж тем представитель Интерпола продолжал:

– Это означало бы полное банкротство… – Он не договорил, увидев мой календарик. Я заметила, как они с Дьяволом переглянулись.

– У тебя это записано? – В голосе Дьявола было столько удивления, что я сразу поняла: он имел в виду шифр покойника. Не считая нужным отвечать на глупые вопросы, я лишь постучала себя по лбу. Алчность, с которой они оба смотрели на книжечку, всколыхнула все мои подозрения. Не выпуская из рук календарик, я насыпала сахар в кофе и принялась неторопливо его помешивать. В этот момент зазвонил звонок.

– Двадцать четыре восемнадцать? – спросили меня.

– Да, это я. Слушаю.

– Липа, уважаемая пани! То есть я хочу сказать, что он такой же представитель Интерпола, как я кардинал.

– Хорошо, что вы поставили меня об этом в известность, – со вздохом сказала я, почти не удивившись.

– Он еще там?

– Ага.

– Ничего ему не говорите. И еще полковник сказал, чтобы вы были осторожны, вам может грозить опасность. Еще просил передать, что насчет Кордильер вы оказались правы, – он сказал, что вы поймете. У вашего дома дежурят два наших сотрудника, достаточно только позвать.

– Лучше бы на лестнице, – заметила я. – У самой двери.

– Хорошо, один будет на лестнице. Ну, желаю успеха.

– Спасибо, – ответила я и повесила трубку.

– Кто звонил? – спросил Дьявол.

– Это насчет обивки мебели, – пояснила я. – Мастер сказал, что нашел подходящий материал.

Итак, военные действия против меня продолжаются. Я вернулась к столу и взялась за кофе, лихорадочно обдумывая линию своего поведения. Перед лицом явной опасности волнение мое, как всегда в таких случаях, постепенно перерастало в злость и ярость.

– А как поживает шеф? – ядовито поинтересовалась я.

– Шеф? – Гость был явно ошарашен таким поворотом.

– Шеф. Главная фигура. Шефа вы тоже поймали?

– Увы, к сожалению, шеф скрылся от нас, – сказал он, притворяясь огорченным. – И как раз лишение его всего богатства…

– А сейф? – прервала я.

– Какой сейф?

– Его сейф в замке Шомон. Раз вы проводите акцию по ликвидации гангстерского синдиката, вы наверняка провели обыск в замке Шомон.

В глазах гостя промелькнул столь явный интерес, что я испытала мстительное наслаждение при одной мысли, какую грандиозную свинью подложила шефу.

– Произвели… разумеется… – рассеянно произнес он, думая о чем-то своем. Похоже, я доставила ему чрезвычайно важную информацию для размышлений.

– Ах, я не спрашиваю вас о подробностях, – продолжала щебетать я. – Понимаю, что это секрет. Мне просто интересно, как вы открыли сейф. Ведь существуют две возможности…

В этот момент опять зазвонил телефон. Намереваясь с помощью жестов пояснить, как открывается сейф и какие две возможности имеются в виду, я, неловко взмахнув рукой, опрокинула свою чашку кофе, которого даже не успела попробовать, и схватила телефонную трубку, но в ней сразу послышались короткие гудки.

Извинившись за свою неловкость, я принялась салфеткой вытирать разлитый кофе. Гость вернулся к прерванной теме:

– Мы говорили о сейфе. Вы можете рассказать, как он открывается?

Я уже собиралась сделать это, радуясь тому, как растет подложенная шефу свинья, но тут опять зазвонил телефон. Я подошла, подняла трубку, он опять выключился. Я встревожилась – а что, если мне звонят из автомата, чтобы предупредить о новой опасности? Сейф отодвинулся на второй план, беседа прервалась. Гость сидел и ждал, а Дьявол молча вытирал стол.

Я не успела вернуться к столу, как телефон зазвонил в третий раз. Я переждала несколько сигналов, прежде чем поднять трубку, но с тем же результатом: звякнуло – и отбой. Тогда я села у телефона, так как мне надоело бегать к нему, и стала ждать нового звонка.

Гастон Мёд поднялся с кресла. «В случае чего, – в панике подумала я, – стукну его телефонной трубкой по голове!» Но, оказалось, в этом не было нужды.

– Я полагаю, что нам еще о многом стоит поговорить, – сказал он, не подходя ко мне. – Если не возражаете, давайте встретимся завтра. А сейчас, к сожалению, мне пора. Если не возражаете, я позвоню вам завтра, чтобы договориться о времени и месте встречи.

– К вашим услугам, мсье, – ответила я в полном недоумении, в то время как он любезно раскланивался со мной. Что такое с ним приключилось? Ведь мы же прервали нашу беседу на самом интересном месте.

Я еще немного посидела у телефона, пытаясь разобраться в случившемся. Потом бросилась к балконной двери, выходящей на улицу. У дома стоял серый «опель-рекорд». Гастон Мёд открыл дверцу и сел с той стороны, где сидит пассажир…

Еще один удар… Придя в себя и выпив в ванной холодной воды, я вошла в кухню и увидела, что Дьявол моет кофейные чашки. Я сразу же поняла и только потому не упала мертвой на месте, что была уже неплохо закалена несчастьями и переживаниями последних месяцев.

Вот уже много лет всю посуду в нашем доме, до последней ложки, мыла приходящая домработница. Всю жизнь мытье посуды было для меня самой ненавистной домашней работой, и я целиком предоставила ее домработнице. Все остальные – мои сыновья и Дьявол – с готовностью следовали моему примеру, и не было случая, чтобы они что-нибудь вымыли добровольно, всю грязную посуду складывали в раковину. И вдруг он ни с того ни с сего сам моет чашки!

Я разлила своей кофе, даже не отпив… Три раза был странный звонок… Гастон Мёд прервал разговор на самом интересном месте и поспешно ушел, ничего не узнав от меня…

Ясное дело, телефонный звонок был условным сигналом, наверняка это они согласовали заранее. В моей чашке с кофе что-то было. Думаю, не яд, а какое-нибудь снотворное. Поскольку я никогда ничего подобного не принимаю, на меня могла подействовать самая малость.

«На нашей территории не совершено никакого преступления…» Того и гляди, совершат, и я выступаю в качестве приманки. Ну как мне выдержать весь этот кошмар? Теперь в собственном доме я буду бояться есть, в собственной кровати бояться заснуть. Нет, надо что-то придумать. К примеру, назвать место, какое-то время займет проверка, не наврала ли я опять, как в случае с Кордильерами. По крайней мере у меня будет хоть несколько спокойных дней. Поговорю с полковником. Придется ему удовольствоваться пока только попыткой покушения на меня.

– Надоела мне вся эта история, – сказала я Дьяволу нормально-раздраженным тоном. – С чего это он вдруг сорвался?

– Не знаю. Ты разговаривала с ним по-французски, откуда я могу знать? А где спрятаны ценности, ты ему сказала?

– В том-то и дело, что нет. Только собралась рассказать, как он подхватился – и был таков. Ничего не понимаю.

Дьявол не поддержал разговора. Он вытирал чашки, не глядя на меня, и я видела, как он напряженно чего-то ждет. Я знала чего.

– Ты ведешь себя как кретин, – продолжала я. Ну что ж это такое? Как видно, во всей этой истории мне суждено играть роль сладкой, не сладкой, но, во всяком случае, идиотки. – Напускаешь туману, делаешь глупости, а зачем? Не лучше ли было сразу сказать, что ты действуешь в контакте с милицией? Чего ты мне морочишь голову, что связан с Интерполом?

– С какой милицией?

– С нашей, польской. С нашими отечественными блюстителями порядка. Зачем ты заставляешь меня еще больше нервничать? Видишь ведь, что я и так нахожусь в состоянии истерии, так ты еще добавляешь нервотрепки.

– А ты откуда знаешь, что я действую в контакте с милицией?

– От полковника. Из-за твоей таинственности я попадаю в глупое положение.

– Мне не велели говорить тебе, – спокойно сказал он, идя в комнату. – Видимо, полковник изменил первоначальное намерение. Ну ладно, теперь ты знаешь, поэтому хватит валять дурака. Где это место? Я завтра передам ему, и ты покончишь с этим делом. С меня тоже достаточно.

– Хорошо, – вздохнув, согласилась я. – Так и быть, скажу тебе, и отцепитесь вы все от меня. Раз и навсегда.

Я еще думала, не слишком ли это рискованно, но Дьявол уже вытаскивал атлас.

– Ну, так где?

– В Родопах, – неохотно сказала я. – На греческой территории недалеко от болгарской границы.

Очень редко можно было что-то понять по его лицу, но то выражение, которое появилось сейчас, я знала. Оно появлялось в тех редких случаях, когда при игре в бридж ему приходила выдающаяся карта, карта-чудо, о которой потом долго рассказывают друзьям в зимние вечера. Невероятная, сказочная удача! Надо было очень хорошо его знать, чтобы заметить это выражение, промелькнувшее на его лице. Он поверил!

Склонившись над картой Греции, я лихорадочно попыталась найти на ней что-нибудь правдоподобное.

– Здесь, – сказала я, показывая пальцем точку в горах. – Покойник назвал цифры и условные обозначения, которые я потом нашла на карте шефа.

– И ты не обозначила это место на карте для себя?

– Нет, это невозможно. Нужно знать расстояние в метрах. Те самые цифры.

– Какие? Что он говорил?

Я закрыла глаза, спешно пытаясь восстановить в памяти те цифры, какими были обозначены линии на карте в Родопах. Если я ошибусь, они сразу поймут, что я говорю неправду. Какое все-таки счастье, что у меня такая хорошая зрительная память!

– Все сложено… – медленно начала я. И в этот момент мне представилось, что я опять оказалась в темном промозглом подземелье, так что следующие слова я чуть не заорала изо всех сил, подняв голову к потолку, – …сто одиннадцать от двадцати девяти и тысяча тридцать два от «А», как Альберт. Опущено на глубину пятнадцать метров…

Я открыла глаза и добавила:

– Вот почему я считаю, что это спрятано в расщелине или пещере. Расстояние надо отсчитывать от определенного меридиана и определенной параллели. Здесь их нет, карта шефа более подробная.

– Сто одиннадцать чего?

– Откуда я знаю? Может, метров, а может, футов, а может, каких-то других единиц, понятия не имею. Наверное, они между собой договорились об этом. Думаю, что без карты шефа никто не сможет найти это место. Параллели и меридианы, как правило, на местности не прочерчены. На его карте они были привязаны к точкам на местности.

Он записал цифры, которые я сообщила, изо всех сил стараясь скрыть охватившее его волнение. Я наблюдала за ним со сжавшимся сердцем. Неужели это все из-за Мадлен? Да нет, он вообще не способен на такие сильные чувства. Так в чем же дело? Он был похож на человека, который долго пробыл в неволе и перед которым неожиданно раскрылись двери на свободу. И вдруг пришло прозрение.

– Я думаю, – устало сказала я, – что теперь ты можешь уже уйти от меня. Ты достиг своей цели, больше тебя ничто не удерживает.

– Ты хочешь этого? – спокойно спросил он.

– Хочу. Больше всего на свете не люблю недоговоренности. Ты это прекрасно знаешь. Я была бы рада, если бы ты завтра начал собираться.

– Если тебе так этого хочется, я потороплюсь, – обиженно заявил он. – Я могу забрать все свои вещи?

– А на кой черт мне твои вещи?

– Как знаешь. Я думал, что нас еще что-то связывает…

– Связывало. Шифр покойника. Ты его получил. Беги, используй.

– Хорошо, я сделаю, как ты хочешь. Завтра уйду.

Он очень хотел изобразить смертельную обиду, но у него не получилось. Сохранять на лице непроницаемое, каменное выражение – это он умел, но ему не удалось погасить блеск глаз…

Первый раз за много дней я отправилась спать спокойно, зная, что по крайней мере в эту ночь мне ничто не угрожает.

Когда телефонный звонок разбудил меня, было уже позднее утро.

– С вами будет говорить полковник Едлина, – сказал приятный женский голос. В телефоне что-то трещало, слышались какие-то помехи. Потом раздался голос полковника:

– Алло, вы меня слышите? Не могли бы вы через час приехать на кладбище в Пальмирах? Вы знаете, где это?

– Знаю, конечно, – сказала я немного озадаченная. – А что случилось?

– Мы завершаем нашу операцию, вы увидите, чем она закончится. А кроме того, вы нужны, чтобы опознать одного человека. Итак, через час в Пальмирах. До встречи!

Положив телефонную трубку, я какое-то время обдумывала услышанное. Почему полковник не назвал пароль? Такое явное пренебрежение к моим тревогам и опасениям обидело меня. Ведь сам же согласился, что для меня последние месяцы не были усыпаны розами. Я хотела туда же позвонить ему и высказать свои претензии, но у меня не было под рукой его телефона, а разыскивать через Главное управление милиции не хотелось. Да и времени не было, если я собиралась через час быть в Пальмирах. Но почему именно в Пальмирах?

Через полчаса я уже ехала. Предстояло пробиться на север через весь город. Хоть я и успела выпить чаю, но еще не совсем проснулась, что, по всей вероятности, и спасло мне жизнь.

Сразу же за Ломянками на почти пустом шоссе передо мной появился какой-то человек и взмахнул милицейским жезлом. Если бы это был просто пассажир, который просил подвезти, я наверняка бы не остановилась, так как спешила. Милицейский жезл – другое дело. Я остановила машину и подкатила к нему задним ходом.

– Я ожидаю вас по распоряжению полковника Едлины, – сказал он. – Мне поручено показать вам дорогу. Разрешите?

– Пожалуйста. А пароль он вам сообщил?

– Пароль? Нет, никакого пароля не назвал.

– Как бы мне не пришлось на него рассердиться, – пробурчала я и резко взяла с места.

До дороги, сворачивающей к Пальмирам, было недалеко. И даже настолько недалеко, сколько совсем близко, так что я, находясь еще в полусонном состоянии, с ходу проскочила ее. Когда же у меня перед глазами мелькнул указатель, я так резко затормозила, что мой спутник, который полез в карман за сигаретами, вынужден был обеими руками упереться в приборную доску. При этом у него что-то упало.

– Ох, простите, – сконфуженно извинилась я. – Мы проскочили поворот, и я не успела предупредить вас, что торможу.

Пришлось развернуться, и тут мой мотор вдруг чихнул. Раз чихнул, два чихнул, а потом тихонько забулькал и замолк. По инерции я съехала на обочину и остановилась как раз перед указателем поворота на Пальмиры.

– Что случилось? – встревожился мой спутник.

– Не знаю, – раздраженно ответила я. – То есть знаю, я просто забыла заправиться.

– С ума сошла! – рявкнул он с такой совершенно неожиданной злостью, что я была поражена. В конце концов, в спешке люди забывают и о более важных вещах, не только о каком-то там бензине. Я уже собиралась сказать, что у меня есть с собой канистра бензина, которую я, хорошо зная себя, всегда вожу с собой, как вдруг почувствовала какой-то подозрительный запах. Едва уловимый знакомый запах, который всегда ассоциировался у меня с больницей.

Я замерла. Мягкая рукавица датского полицейского… У этого типа что-то только что упало… Полковник назвал пароль…

Не раздумывая, я открыла дверцу и вышла из машины. Он тоже вышел и тупо уставился на меня, не зная, что предпринять.

– Мне кажется, раз мы так торопимся, имеет смысл вам отправиться к полковнику пешком, – посоветовала я. – А я подожду здесь на дороге. Может, кто-нибудь даст мне немного бензина, и я догоню вас. Поспешите же!

– Пожалуй, вы правы, – согласился он со мной, как мне показалось, с облегчением и чуть ли не рысью бросился в сторону Пальмир.

Я закурила и, глядя ему вслед, медленно приходила в себя. Их темпы меня ошеломили: так быстро, так сразу? Поставив себя на их место, представила, как бы они действовали. Все очень просто. В это время года и дня в Пальмирском лесу всегда пустынно. Они одурманили бы меня той пакостью, вонь которой еще чувствуется в машине, стукнули бы чем-нибудь в левый висок, инсценировали несчастный случай – ну, вроде автомашина врезалась в придорожное дерево, – потом продырявили бы переднюю левую покрышку, а поблизости оставили бы следы колес какой-нибудь машины – и катастрофа готова. Или можно врезаться в дерево той стороной, где бак, и поджечь машину. Тоже неплохо.

Очень живо представив себе все это, я пришла в соответствующее настроение. Погасив сигарету, я открыла багажник и только сейчас сообразила, что канистра полная, что в ней двадцать литров бензина и что мне ни в жизнь ее не поднять, не говоря уже о переливании бензина в бак. Я подумала о шланге, но тут, к счастью, увидела приближающуюся машину и замахала рукой.

Прекрасный черный «БМВ-2000», направляющийся в сторону Варшавы, затормозил, поравнявшись со мной. За рулем сидел симпатичный на вид человек, хотя лицо его и не выражало восторга от того, что пришлось остановиться.

– Что случилось? – спросил он, открыв дверцу.

– Очень прошу извинить меня. – Я сокрушенно вздохнула. – Но не могли бы вы помочь мне поднять эту штуковину?

– Штуковину? – переспросил он, наморщив брови, как бы пытаясь отыскать в памяти это слово.

Я посмотрела на номер его машины. Французский. Может, он иностранец?

– Канистру, – пояснила я. – В ней двадцать литров. Мне ни за что не поднять, а бензин налить надо.

– А, пожалуйста. Где она у вас?

Он вышел из машины, а я с сомнением смотрела на него. Он был высокий, худощавый, опять же очень похож на интеллектуала. Хватит ли у него сил? Но канистру я показала и бак открыла.

– А не помочь ли вам? – вежливо предложила я. – Может, мы вдвоем поднимем ее?

Он как-то странно посмотрел на меня и одной рукой так легко вынул канистру, будто в ней было не больше ста граммов. Открутив крышку, поднял канистру и вылил ее содержимое в бак. Мало кто сумеет одним духом перелить двадцать литров бензина из высоко поднятой канистры, чтобы руки не дрожали. Казалось, для него это вообще не тяжесть. Поразительно!

Думаю, что к восхищению женщины ни один мужчина не останется равнодушным. Вот и этот улыбнулся, по собственной инициативе завернул крышку, положил канистру на место и запер багажник. Мне показалось, что и он почувствовал ко мне симпатию.

– Может, еще что-нибудь нужно?

Я очнулась и отвела от него восхищенный взгляд.

– Ах, нет, большое спасибо. Как изумительно вы это сделали! Огромное спасибо, и прошу извинить, что остановила вас. Ведь вы наверняка спешили.

– Пустяки. Для меня это было только приятно. Всего хорошего!

Усаживаясь в машину, он бросил взгляд на номер моего «ягуара» и, как мне показалось, хотел что-то сказать, но передумал и жестом показал, чтобы я первая тронулась. Теперь я заколебалась, так как уже настолько пришла в себя после испытанного страха, что подумывала, не устроить ли мне нападение на засаду, поджидающую меня в Пальмирах. Я могла бы, например, таранить их «ягуаром»… Нет, пожалуй, воздержусь. И я двинулась обратно в Варшаву, а за мной ехал «БМВ».

Приблизительно за две недели до этого перед маленьким домиком в Биркерде поздно вечером остановилась машина. Алиция выглянула в окно кухни и позвала Торкиля:

– Посмотри. «Вольво-114». Уж не Иоанна ли приехала?

Мы с Торкилем очень любили друг друга, причем мое доброе отношение к нему было вполне обоснованно, а вот за что он меня любил – совершенно непонятно. Оба они с Алицией восприняли мое исчезновение как большое несчастье, очень радовались, что я отыскалась, и теперь оба помчались к выходу. В дверях они столкнулись с инспектором Йенсеном.

– Прошу извинить за столь поздний визит, – сказал господин Йенсен, – но дело срочное. Ваша подруга опять исчезла.

– Это уже стало у нее дурной привычкой! – воскликнула взволнованная Алиция и пригласила инспектора войти.

Спокойно и по-датски основательно инспектор изложил суть дела. Основываясь на телеграмме, посланной мной Алиции – разумеется, Алиция известила о ней инспектора, – а также на сведениях, полученных из датского посольства в Париже, меня уже два дня ожидали в Дании. А меня все нет. Не звонила ли я ей?

– Не знаю, – ответила Алиция неуверенно. – Муж перекапывал сад и повредил кабель, так что наш телефон не работал какое-то время. На работу мне кто-то звонил, но меня как раз не было. Так что не знаю.

Инспектор Йенсен очень огорчился. Подумав, он спросил Алицию, где, по ее мнению, я могла бы находиться. Алиция попросила объяснить, в чем, собственно, дело. Господин Йенсен объяснил.

Начатая Интерполом еще в конце прошлого года кампания близилась к концу. Было арестовано много людей, занимающихся преступной деятельностью, прикрыто много притонов, конфискованы значительные суммы. И это все. Верхушке гангстерского синдиката во главе с шефом не только удалось скрыться от правосудия, но и скрыть почти весь капитал шайки, а Интерпол очень рассчитывал его захватить, что было бы равносильно отсечению главной головы гангстерской гидры. А теперь вышеупомянутая гидра отращивает новые головы, в целом ряде мест появляются новые притоны, и все свидетельствует о том, что акция Интерпола может тянуться до бесконечности. Из каких-то неведомых источников Интерпол узнал, что все богатство шайки где-то спрятано, но никто не знает где. С другой стороны, стало известно также, что в полиции бандиты имеют своего человека, но опять же никто не знает, кто он. В довершение ко всему, в Северной Африке наблюдается подозрительное оживление в области развлекательного бизнеса, причем это оживление идет вразрез с гангстерской деятельностью в Европе. Полиции, разумеется, это очень на руку, но тем не менее она очень хотела бы знать, в чем все-таки дело.

Продолжение следует...