Рассказывает лётчик-космонавт Центра подготовки космонавтов им. Ю. А. Гагарина, полковник ВВС Валерий Токарев.
Справка:
Валерий Токарев имеет опыт полётов на 44 видах самолётов и вертолётов. В частности он испытывал палубные самолёты четвёртого поколения, самолёты вертикального взлёта и посадки, такие как Су-27K, Миг-29K, Як-38M, Су-25; бомбардировщик Су-24M, авиационные комплексы ТАКР типа «Киев», «Баку», «Адмирал флота Советского Союза Кузнецов».
С 27 мая по 6 июня 1999 года совершил свой первый космический полёт (9 суток 19 часов 14 минут 16 секунд) в качестве специалиста полёта шаттла «Дискавери» STS-96 по программе сборки Международной космической станции; второй российский космонавт, побывавший на Международной космической станции.
С 1 октября 2005 года по 8 апреля 2006 года совершил свой второй космический полёт в качестве командира корабля «Союз ТМА-7» и бортинженера 12-го основного экипажа МКС вместе с Уилльямом МакАртуром. Произвёл два выхода в открытый космос общей длительностью 11 часов 5 минут. Продолжительность полёта составила 189 суток 19 часов 52 минуты 32 секунды.
8 сентября 2013 года избран главой Звёздного городка, получив 67,9 % голосов.
Женат, есть сын и дочь.
О страхе
Я не сказал бы, что там страшно. Ты профессионал и адаптируешься к работе, поэтому тебе некогда думать о страхе. Я не боялся ни на старте, ни на спуске — у нас же постоянно фиксируются и пульс, и давление. На станции вообще через какое-то время чувствуешь себя как дома. Но есть щекотливый момент, когда надо выходить в открытый космос. Прямо-таки не хочется туда выходить.
Это как первый прыжок с парашютом. Вот перед тобой открытая дверь и высота 800 метров. Пока сидишь в самолёте и под тобой вроде какая-то твердь — не страшно. А потом надо шагнуть в пустоту. Победить в себе естество человеческое, инстинкт самосохранения. Такое же чувство, только гораздо более сильное, когда ты выходишь в открытый космос.
Перед выходом ты надеваешь скафандр, в шлюзовой камере сбрасываешь давление, но находишься ещё внутри станции, которая летит со скоростью 28 тысяч километров в час по орбите, но это твой дом. И вот ты открываешь люк — открываешь вручную, — а там темнота, бездна.
Когда ты на теневой стороне, ты не видишь ничего под собой. И понимаешь, что внизу сотни километров бездны, мрака, темноты и тебе из освещённой обжитой станции надо идти туда, где ничего нет.
При этом ты в скафандре, а это не деловой костюм, в нём неудобно. Он жёсткий, и эту жёсткость надо преодолевать физически. Двигаешься только на руках, ноги висят балластом. К тому же ухудшается обзор. А тебе надо перемещаться вдоль станции. И ты понимаешь, что если отцепился, то смерть неминуема. Достаточно на два сантиметра промахнуться, тебе может одного миллиметра не хватить — и будешь вечно дрейфовать рядом со станцией, а оттолкнуться-то не от чего, и тебе уже никто не поможет.
Но даже к этому привыкаешь. Когда выплываешь на солнечную сторону, становится видно планеты, родную голубую Землю, становится спокойнее, пусть она от тебя в тысячах километров.
О том, каких берут в космонавты
Космонавтом может стать любой гражданин России, подходящий под определённые требования. Это только первый, гагаринский, набор был из военных лётчиков, потом стали брать ещё и инженеров, и представителей других специальностей. Сейчас заявку в космонавты можно подать, имея любое высшее образование, хоть филологическое. А потом уже людей отбирают по стандарту: проверяют здоровье, проводят психологические тесты... В последнем наборе, например, только один лётчик.
Но в космос в итоге летят далеко не все, по статистике около 40−50 % из тех, кто прошёл обучение. Кандидат постоянно готовится, но не факт, что в конце концов полёт состоится.
Минимальное время подготовки — пять лет: полтора года общая космическая подготовка, потом полтора года подготовка в группе — это ещё не экипаж, ещё полтора года подготовка в экипаже, с которым предстоит лететь. Но в среднем до первого полёта проходит гораздо больше времени — у кого-то десять лет, а у кого-то и дольше. Поэтому юных и неженатых космонавтов практически не бывает. В центр подготовки люди приходят обычно уже в возрасте около 30, как правило, женатые.
Космонавт должен изучить Международную космическую станцию, корабль, динамику полёта, теорию полёта, баллистику... В наши задачи на орбите также входит вести съёмки, монтировать и отправлять на Землю сюжеты с борта станции. Поэтому космонавты осваивают и операторскую работу. И, безусловно, требования к поддержанию физической формы постоянные, как у спортсменов.
О здоровье
У нас шутят: космонавтов отбирают по здоровью, а спрашивают потом как с умных. Проблема здоровья даже не в том, чтобы пережить перегрузки, это не так сложно, как принято считать, сейчас даже неподготовленные люди летают в космос как туристы.
Но туристы всё-таки летают на неделю, а профессиональный космонавт проводит на орбите много месяцев. И мы там работаем. Это туриста на взлёте к креслу пристегнул — и всё, его задача — выжить. А космонавт должен работать, невзирая на перегрузки: и связь поддерживать с Землёй, и быть готовым взять на себя управление в случае отказов, — в общем, должен контролировать всё.
Медицинский отбор в космонавты сейчас, как и раньше, очень сложный. Мы проходили его в Седьмом научном испытательном госпитале ВВС в Сокольниках и называли это место «гестапо». Потому что там тебя насквозь сканируют, что-то заставят пить, что-то уколют, что-то вырвут.
Тогда модно было удалять гланды, скажем. Они у меня и не болели совсем, но мне сказали, что надо вырезать. И когда ты проходишь отбор, противоречить врачам себе дороже.
Потом смотрят меня дальше: «А давайте вам зуб удалим?» — а он коренной, только нерв оттуда удалён! А врачи посчитали, что в космосе может разболеться, и вырвали. Это единственный зуб, который мне вырвали за всю жизнь.
Хотя у некоторых было гораздо хуже. Многие лётчики просто боялись идти в космонавты, потому что многих из них после медосмотра списывали с лётной работы. То есть ты и в космос не летишь, и на самолёте тебе летать запрещают.
О первом полёте
Ты к нему долго готовишься, ты профессионал, всё умеешь, но ты же никогда по-настоящему не испытывал ощущение невесомости.
Всё происходит очень быстро: предполётное волнение, потом сильная вибрация, ускорение, перегрузки и тут — раз! Ты в космосе. Двигатели выключаются — и полная тишина. И одновременно весь экипаж всплывает, то есть вы пристёгнуты ремнями, но тело уже обезвешено. Вот тогда наступает чувство эйфории. За окном — ярчайшие краски. В космосе нет полутонов, там всё насыщенное, очень контрастное.
Сразу хочется всё ощутить, покрутиться в воздухе, поддаться чувству радости, но когда ты член экипажа, в первую очередь надо работать. Очень много всего происходит одновременно: надо следить за тем, как раскрываются антенны, проверять герметичность и так далее. И только после того, как ты убедился, что всё в порядке, можно снять скафандр и по-настоящему насладиться невесомостью — покувыркаться.
Опять же, кувыркаться опасно. Помню, опытные космонавты начинали двигаться очень плавно, а мы, новички, крутились-вертелись. А потом вестибулярный аппарат сходит с ума. И ты понимаешь, что с ним надо аккуратнее, потому что могут начаться приступы тошноты.
О запахах
Это ты на Земле добежал до туалета, а даже если не добежал — ничего страшного. А там, если промахнулся, всё это будет летать внутри в атмосфере. И надо будет собирать специальным пылесосом. Но запахи пылесосом не соберёшь. А атмосфера одна, и она портится.
Запахи на станции постоянно накапливаются, так что, когда первый раз туда прибываешь, чувствуешь себя не очень комфортно. Мы же там и спортом занимаемся, а форточку не откроешь, не проветришь.
Но человек к запахам привыкает очень быстро. Так что нельзя сказать, что всё время на орбите ты чувствуешь дискомфорт. Только первое время, когда открываешь люк корабля и вплываешь на станцию. Хотя ещё несколько месяцев назад время со старта до стыковки составляло 34 часа, так что атмосфера и на самом корабле успевала наполняться разными запахами и особой разницы не чувствовалось. Это сейчас летишь всего шесть часов, так что в корабле остаётся более-менее свежий воздух.
О невесомости
Первые дни сложно спать: голова не чувствует никакой опоры, это очень непривычно. Некоторые привязывают голову к спальнику. Никакие вещи нельзя оставить незакреплёнными: улетят. Но уже через неделю ты полностью привыкаешь к невесомости и живёшь в штатном режиме, вырабатывается распорядок дня: сколько спать, когда есть.
Ногами в невесомости ты не пользуешься вообще, некоторые мышцы атрофируются, несмотря на то, что каждый день ты тренируешься на специальных тренажерах. Поэтому и возвращаться на Землю гораздо труднее, чем улетать, перегрузка переносится сложнее.
А потом первое время на Земле ты всё не можешь привыкнуть, что надо нести вес своего тела. Там же пальчиком оттолкнулся — полетел. Передавать предметы товарищу не надо, кинул предмет — он полетел. Чем грешили некоторые после того, как полгода провели в космосе? Застолье, кто-то просит передать что-нибудь, рюмку, например. Ну космонавт и кидает рюмку через стол.
О международной космической станции
Станция, как и космический корабль, состоит из модулей. Это отсеки метра четыре в диаметре и не больше 15 метров в длину. У каждого космонавта есть свой уголок: ночью приходишь, привязываешь спальник, сам туда заплываешь. Рядом обычно плавает ноутбук, радио, чтобы можно было тебя, если что, быстро поднять.
Это похоже на общежитие. Ничего нет изолированного, даже каюты без ширмы, только в туалете можно немного уединиться. Хотя в американских кораблях полностью изолированные каюты.
Нахождение на станции не похоже ни на тюрьму, ни на больницу. Это просто твоя работа с конкретными задачами. Надо проводить эксперименты, уводить станцию от столкновения с мусором, поддерживать её работу, менять какое-то оборудование, если понадобится.
Считается, что космонавтов в экипажи тщательно подбирают по психологическим характеристикам, но это не совсем так. Если экипаж многонациональный, то каждая страна просто предоставляет своего человека. Во время подготовки врачи, конечно, наблюдают, как вы друг другу подходите.
Но мне с экипажами всегда везло. Некоторые космонавты после совместного полёта на Земле друг с другом не общаются, а я вот со всеми своими коллегами поддерживаю отношения.
Хотя в космосе эмоции, как и цвета, очень насыщенные. Они протекают сильнее, достаточно малейшего толчка — и сразу скандал. То есть главное искусство — искусство управлять собой. Как и на земле, в общем-то.
О смысле
Мой путь в космонавты был довольно последовательным. Я отучился в лётном училище, лётная работа мне нравилась, но хотелось постоянно испытывать новую технику. Тогда я отучился на лётчика-испытателя, испытывал новейшие самолёты палубного базирования — это когда тебе надо посадить свою машину на палубу корабля. При таких упражнениях пульс у лётчиков зашкаливает сильнее, чем когда влетаешь в зону боевых действий. Потом, когда я стал лётчиком-испытателем первого класса, я понял, что всё, выше в атмосфере не прыгнешь. И очень логично было пойти и полетать на космической птичке. То есть для меня это был последовательный путь. Это свойственно мужчине и космонавту. Хотя космонавты тоже бывают разные.
Ну а бога в космосе не увидать, это мы ещё от Гагарина знаем. Но могу вам сказать, что космос — живой. Когда ты там, через тебя проходит какая-то информация, надо только к ней прислушаться. Инопланетян мы не видели, но, когда побываешь там, есть твёрдое убеждение, что мы во Вселенной не одни, есть те, кто умнее и сильнее нас.
Иллюстрации: Саша Похвалин
Оценили 27 человек
33 кармы