"Всё, что ниспослано нам и сполна отпущено, ждёт лишь касания..."

  Ольга Старушко на днях вновь побывала в родном Севастополе, выступила с чтением своих стихов в городах Крыма. И тому были причины. Во-первых, в такую же летнюю пору 202 года назад в этих местах побывал Александр Сергеевич Пушкин, отправленный графом Воронцовым от греха(и будущих декабристов) подальше - в Новороссию. Здесь зародился замысел "Евгения Онегина". И конечно же, имя великого поэта упоминалось на чтениях не раз.

  Девочка в платье-матроске читает Пушкина.
  Не наизусть — на ощупь. За слогом слог.
  Великолепие водное и воздушное
  служит ей фоном: закат, но ещё светло.

Белой ротонды подкова, паря над скалами,
держит в объятиях тёмный гранитный знак.
Водит ребенок пальцем вдоль строк, лаская их.
Сквозь балюстраду хлещет голубизна.

Как передать, чтобы вы это тоже видели?
Ожил случайный снимок, заговорил:
лестница мимо Георгиевской обители,
блик по металлу хромированных перил.

Словно вне времени платье-матроска детское,
даль неоглядна, выгнут небесный свод.
...И на уступе Пушкин стоит с Раевскими —
ровно за два столетия до того.

Вечность густая настолько, что можно пить её.
Чайки мелькают, и ветер несёт их стон.
Конь от обрыва попятился, бьёт копытами,
ржёт и храпит. Приседает, крутя хвостом.

Юн и порывист, ещё не записан в гении,
Пушкин от груды камней не отводит взгляд,
слыша рассказ: Артемида и Ифигения,
тавры и смерть чужеземцев, Орест, Пилад.

Позже возьмётся перечитать Овидия
и с Муравьёвым-Апостолом вступит в спор...
Камни стены монастырской плющом увиты,
дымкой окутана линия дальних гор.

Точка на карте, в которой сошлось столь многое:
греческий парус и тысячелетний крест,
флаг на корме — Андрея или Георгия,
флотских архангелов — символы этих мест.

Всё, что ниспослано нам и сполна отпущено,
ждёт лишь касания. Вот же они, азы:
пальцем водить по граниту, читая Пушкина
и от усердия высунув русский родной язык.

  Во-вторых, - просто соскучилась по Севастополю, Херсонесу и Балаклаве. Захотелось почувствовать дыхание моря и Истории.

Вот Лазаревский мыс. Внизу причал.
Здесь русский флот швартуется веками.
А памятника нет. Где он стоял,
нет даже постамента. Брошен камень

с табличкой: мол, однажды возродим…
Когда и кто? У камня нет ответов.
Закрой глаза. Забудь про боль в груди.
Представь себе, что он опять в пути,
что Лазарев, и цел, и невредим,
ушёл в очередную кругосветку,

что Ла Валетта салютует снова
ему за Наваринский бой, и в знак
заслуг его Георгиевский стяг
над флагманом эскадры, над «Азовом»
взвивается заменой кормового,

что Михаил Петрович видит льды,
их нанося на карту Антарктиды,
что Лазарева помнят молодым
Индийский, Атлантический и Тихий

не раз пересечённый океан,
порты и острова далёких стран:
Австралии, Бразилии, Перу,
и флаг отчизны реет на ветру.

Забыты битвы, кровь, труды, победы?
Когда дальневосточный червь коредо,
от берегов японских занесён,
грыз доски корабельных корпусов,

кто строил акведук с водою пресной,
за двадцать с лишним вёрст текущей в док?
Кто возродить библиотеку смог?
Кто утверждал в державных интересах
строительство казарм на Корабельной,
страницы лоций водного бассейна?

Сам Севастополь – памятник ему.
Наследники, которых воспитал он,
погибшие в боях по одному,
лежат в соборе – вместе с адмиралом.

Наследием царизма объявив,
им памятники здесь снесли когда-то.
Но как при Лазареве, дремлют львы
на Графской у подножья колоннады.

Две обороны. Смена курсов, вех.
Опять гордятся офицерским балом.
И флотоводцев возвратили всех,
а Лазарева – нет, как не бывало.

Ведь нынче не разруха, не нужда.
Громадное планируют и строят.
Так сколько же нам ждать ещё? Когда
домой вернётся Михаил Петрович?

Когда на прежний пост он встанет сам,
чтоб не было от дуновенья бриза
так солоно, так горячо глазам
у камня обезглавленного мыса?

  Снова, как и двести лет назад, звучат стихи на мысе Феолент и у подножия Аю-Дага...

  И в качестве бонуса - новый стих неподражаемой и несгибаемой Юнны Мориц:

Легко за окнами синеет.
Под самым вздохом каменеет
Тоска по брату и сестре.
Фонарь на столбике чугунном
Цветет. Лимонным вихрем лунным
Блистает вечер на дворе.

Вдали Финляндия заметна,
Она безоблачна, паркетна,-
Да кто же судит из окна!
Оттуда родом Калевала,
Там Катри Вала горевала,
Она чахоткой сожжена.

Зубчат в подсвечнике огарок,
Как ребра у почтовых марок,
Как челюсть, как защитный вал,
А гири взвешивают время,
Мой возраст согласуя с теми,
Кто в этой солнечной системе
Уже однажды побывал.

В приморском домике старинном
Снимаю комнату с камином,
Дела в порядок привожу,
Гулять хожу на зимний воздух,
И при наличии загвоздок
Вот из чего я исхожу:

Мы существуем однократно,
Сюда никто не вхож обратно,
Бессмертье - это анекдот,
Воображаемые сети,
Ловящие на этом свете
Тех, кто отправится на тот.

И я, и все мое семейство,
Два очага эпикурейства,
Не полагают жить в веках,
И мыслей, что в душе гуляют,
До лучших дней не оставляют,
Чтоб не остаться в дураках!