"Первые свидания"

  Свиданий наших каждое мгновенье
  Мы праздновали, как богоявленье,
  Одни на целом свете. Ты была
  Смелей и легче птичьего крыла,

  По лестнице, как головокруженье,
  Через ступень сбегала и вела
  Сквозь влажную сирень в свои владенья
  С той стороны зеркального стекла.

Когда настала ночь, была мне милость
Дарована, алтарные врата
Отворены, и в темноте светилась
И медленно клонилась нагота,

И, просыпаясь: «Будь благословенна!» —
Я говорил и знал, что дерзновенно
Мое благословенье: ты спала,
И тронуть веки синевой вселенной

К тебе сирень тянулась со стола,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла.
А в хрустале пульсировали реки,

Дымились горы, брезжили моря,
И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне,
И — боже правый! — ты была моя.

Ты пробудилась и преобразила
Вседневный человеческий словарь,
И речь по горло полнозвучной силой
Наполнилась, и слово "ты" раскрыло
Свой новый смысл и означало "царь".

На свете всё преобразилось, даже
Простые вещи — таз, кувшин, — когда
Стояла между нами, как на страже,
Слоистая и твёрдая вода.
Нас повело неведомо куда.
Пред нами расступались, как миражи,
Построенные чудом города,

Сама ложилась мята нам под ноги,
И птицам с нами было по дороге,
И рыбы подымались по реке,
И небо развернулось пред глазами...
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.

 Арсений Тарковский
     1962

  Одно из лучших, без сомнения, стихотворение Арсения Тарковского посвящено Марине Цветаевой.

«Свиданий наших каждое мгновенье
Мы праздновали, как богоявленье…»

  Тарковский и Цветаева очень ценили каждый момент встреч, ибо эти встречи не могли быть частыми. Арсений Александрович во втором браке жил с женой в Москве, Марина Ивановна с сыном жила в подмосковном Голицыно.

  Далее:

«Ты была / Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье / Через ступень сбегала…»

  Здесь вся Цветаева со своей реактивной быстротой, лёгкостью, стремительностью всего её тела. О её легкой походке, невесомости, порывистых движениях вспоминают С.Я. Гуревич, Н.П. Гордон, М.И. Белкина, Л.Б. Либединская, Е.Б. Тагер. Сама Цветаева в письме к Р.М. Рильке писала: «Я ничего не вешу».

  На фотографии, где Цветаева сидит на ступенях голицынского дома с сыном, я насчитала 9 ступеней, возможно, их было и больше. Будешь тут через ступень сбегать, если приходилось «раз сто», как свидетельствует Цветаева в письме, спускаться в погреб, где хранились все съестные припасы. А погреб находился во дворе, так что Марина была натренирована «сбегать через ступень».

«Ты пробудилась и преобразила
Вседневный человеческий словарь,
И речь по горло полнозвучной силой / Наполнилась…»

  Здесь проступает Цветаева со всей своей яркой образностью в речи, которая и в повседневном общении тоже присутствовала. М.И. Белкина вспоминает о её манере говорить — «Это был вихрь, водоворот мыслей, чувств, фантазий, ассоциаций». Е.Б. Тагер вспоминает, что «ее зернистая русская речь была поразительно чеканной, афористической, покоряющей, с неожиданными парадоксами». Сам Тарковский вне этого стихотворения называл речь Цветаевой фосфорной. А мы знаем свойства фосфора быстро воспламеняться, феерически искриться и светиться.

«И слово “ты” раскрыло / Свой новый смысл
и означало / Царь».

  Это место — самое определяющее в узнавании Цветаевой. Круг людей, которым она могла сказать «ты», был крайне узок. Даже к мужу Марина до самого конца их общения обращалась на «Вы». Сын тоже был с ней на «Вы». Для Тарковского, взросшего в атмосфере разночинства, были непривычны такие рудименты старой России, и, когда в интимной близости Марина переходила на «ты», для Арсения это слово действительно означало «Царь». Отсюда такая взволнованность в стихотворении даже через двадцать два года, потому что для него это «ты» было вершиной близости и исключительной избранности.

  Заканчивается стихотворение строчками, которые каждому, кто их читал или слышал, врезаются в память навсегда:

«Когда судьба по следу шла за нами
Как сумасшедший с бритвою в руке».

  Здесь автор, возможно, имел в виду несколько непредсказуемых, но желанных встреч в Москве во время их разлуки, и город Чистополь — общее место их нахождения в 1941 году. К этой власти судьбы можно отнести также одну подробность времен войны. Когда Тарковский был тяжело ранен и фактически был близок к смерти, ему было видение с Мариной. Может, потому он и остался жив, что она и после смерти не оставляла его и охраняла. Было в её духовной и энергетической силе нечто такое, что преображало и даже изменяло реальность.

  В ночь с 21 на 22 июня 1941 года Тарковский и ещё несколько человек провожали Марину Ивановну из гостей, и поэтесса обмолвилась: «Вот мы идём, а, может быть, сейчас уже началась война».

   Галина Доброницкая