Ходжа Насреддин

Ходжа Насреддин для Бат Муодина

Юрисан Мо-Син

Суфии представляют собой древнее духовное братство… Несмотря на то, что их считают мусульманской сектой, их можно встретить в любой религии… Они называют ислам «оболочкой» суфизма только потому, что считают суфизм ТАЙНЫМ УЧЕНИЕМ всех религий. Ни больше, ни меньше. Откладываю тексты, закрываю глаза в тщетной попытке упорядочить тот грандиозный материал, что обобщен понятием Суфизма.

Ученый Омар Хайям с закодированными стихами о пути, с которых опьяненное общество не сняло и первого наносного слоя…

Джалалуддин Руми – мистический поэт любви, одухотворивший европейское рыцарство неземными идеалами…

Бахаудин Накшбанд – мастер тонких наблюдений и практических тренингов…

Ходжа Насреддин… А он-то здесь причем? Каким боком он-то затесался в сию славную плеяду грандов и мастеров? Этот хитренький старикашка, пройдоха с замашками альтруиста! Герой идиотских анекдотов, где жертвы то сильные мира сего, а то и он сам!

А впрочем… Если мудрость можно проносить через дурман и эфир строчек о любви и вине, то чем плох театр абсурда для аналогичного послания! Люди стали грамотнее, но дурость их осталась прежней.

Раньше говорили: «Две беды – дураки и дороги», наступает время других двух – потребителей и коммуникаций он-лайн.

Купил как-то Иван Д. Потребитель аппаратуру по Интернету, модемы всякие, железо к компу, ну и давай скакать по веб-линиям на лихом мышее: «Эге-гей!» А виртуальное эхо привычно – гей-гей-гей…

Омраченное сознание, полное возбуждаемых страстей извне, по законам матрицы – суфии определяют это как НАФС. Телевидение и печать относятся к нам как к трем поросятам под общей фамилией Нафс. Мир утрачивает свои просторы и человечность. Вот так-то, ниф-нифы, наф-нафы, нуф-нуфы из Энимал Фарм. Ну, конечно, к вам это не относится.

- Скажите, правда, что мы живем в свободной стране?

- А ты что, россиянин, что ли?

- Да-да, разумеется.

- Ну тогда… СВОБОДЕН!!!

Ну, пока мы еще свободны, я вам расскажу приключившуюся со мной историю.

Приходит как-то мне по Интернету письмо от друга: «Встречай нас, дорогой Бат Муодин, вечерним поездом. Приеду не один, а с Ходжой Н. Твой бразер-ин-армс из Йуфеня, Сайго-ибн-али».

Что ж... Друзьям мы рады.

Вечером поезд, утром застолье. Если Мастер спросит, почему несколько дней не отвечаю на его письмо, отвечу: «Мол, третий день пьем за его здоровье». И получу деликатный втык: «Мол, пора и закончить».

Подхожу к поезду и вижу, как милиционер требует документы у старичка среднеазиатской наружности, а тот не понимает ровным счетом ничего. Вздымает руки в небеса, тыкает себя в грудь, хлопает глазами и растирает уши. Сайго-ибн-али сначала пытался вмешаться, а потом махнул рукой и отошел в сторону. А страсти продолжали накаляться. Служитель закона полез за рацией, и расторопный старикашка тут же, продолжая подмигивать, сунул ему в руку свой мобильный телефон, предлагая меняться - супернавороченный «Нокиа» на средство служебной связи.

В конце концов служивый покрутил у виска и, отмахнувшись, удалился. А я наконец-то смог поздороваться с друзьями.

- Это, уважаемый, Бат Муодин. А это достопочтимый Ходжа Насреддин.

- Очень приятно, это ваше прозвище или распространенное имя у вас на родине?

Вместо ответа Ходжа сделал знак, продолжая хитровато посматривать на меня. За него ответил Сай-али.

- Он суфий, и жест этот означает: «Вопрос может не иметь ответа в определенное время из-за состояния вопрошающего».

- О как! Ну да ладно. А что с вами случилось на перроне? Милиция пристала, затем отстала.

- Ты знаешь…

Но тут в наш разговор вмешался Ходжа.

- О, почтенный житель славного города Орлаканда! Не успел я сойти, как встретил собрата по пути, хотя и работающего на непочетной службе городского стражника. Он тронул меня за плечо и сказал кодовую фразу: «Баши доку менталли!» И хотя фраза не была до конца понята мной, я понял главное: в этом городе есть мои собратья! И тогда я, минуя околичности, показал ему, что хотя и ищут истину в небесах, но без сердца ни глаза, ни уши не воспримут ее в полной мере. Тогда он достал рацию, иллюстрируя этим проблему общества - что люди свихнулись, применяя технику для духовного роста. Я протянул свой сотовый, со встроенным компьютером и цифровой камерой, подтверждая степень его правоты в этом вопросе. Он коснулся виска и махнул рукой, удостоверяя высокое понимание проблемы моим сознанием, и предложил оставить заблудших в покое. На этом наша встреча и закончилась. Но что же мы стоим достопочтимые друзья? Показывайте этот несравненный город, о котором столько раз упоминал Чом Айялла.

Мы подошли к стоянке таксистов, где нам заломили такую цену, что нам оставалось ретироваться. Видимо экзотичный вид Ходжи вызывал у них такой приступ алчности, который затмевал остатки разума, уже отправившегося на боковую, из глупых голов детей баранки и карбюраторного подсоса. Видя, что восточный бай уплывает из их замасленных лап, один выкрикнул вслед: «Чурка!»

Насреддин живо оглянулся, сделал несколько шагов назад, пристально вгляделся в грубияна и неожиданно заорал на всю площадь.

- О, добрый старый приятель! Прости, что не узнал тебя! Нас объединяет столько исхоженных троп, мой верный ишак. Как ты изменился! Если бы не назвал свое имя, наши пути разминулись бы в такой невероятной близости! Мои старые глаза не узрели твой истинный облик, мой дорогой беззаветный ишак Чурка! Как твои дела? Ты завел себе четырехколесного ослика?

Дружный гогот других водил заразительно распространился по окрестностям. Они наперебой, практически даром, стали предлагать свои услуги. Красный и растерянный жертва Насреддиновской шутки, постояв, приходил в себя. Неуверенно переминаясь, он двинулся к нам.

- Ладно, чего уж там… Садитесь ко мне, за так довезу.

Подул свежий пряный ветер. Наверное, с арабских морей. Мы с Сайго переглянулись. Несясь по ночному городу, искоса поглядывали на Ходжу, а тот с детским непосредством, вертел головой по сторонам.

- Друзья, а не зайти нам в какую-нибудь чайхану, - прервал затянувшуюся неловкую паузу наш средневосточный гость. Водитель безропотно подрулил, игнорируя все автодорожные знаки, к престижному злачному заведению «Славутибад». Не обращая внимания на все возражения таксиста, мы щедро расплатились и зашли вовнутрь.

Пока Ходжа осматривался, мы в сторонке быстро перекинулись серией блиц вопросов-ответов.

- Кто это?

- Я тебе уже говорил, это Ходжа Насреддин.

- Да ладно! Тот самый? Откуда?

- С ним Марат-аглы где-то в Турции пересекся.

- А он как-то это сам комментировал?

- Что?! Марата не знаешь?! Говорит: «Ага-ага, вези к Ю. Бат Муодину. Тот типа вумный, а ты хитрый. Вот сами и разбирайтесь.

- Ну, давай и разберемся.

А за нашим столиком вновь царило веселье. Не без тревоги мы присоединились к оживленной компании, которую возглавлял наш гость. Коллектив состоял из братков мордастого вида в турецких свитерах и девах, отсвечивающих блестками, маникюром и золотыми украшениями.

- Садитесь мужики! Тьфу ты! Присаживайтесь пацаны! Ну и дед у вас классный! Мы тут автомобили из-за бугра перегоняем. Ну и перемалываем базар про тачки, мерины всякие. Ну он и вмешался в наш разговор. Предложил тачки раза в три дешевле, из-под Бухары что ли. Ну когда нас азарт пронял выше крыши, тут до нас и дошло, что он имеет в виду просто телеги и тачки, да лошадей всяких. Думаем, ну попал старик. Разозлились конкретно. А он так переиграл, что мы и поняли, что корчим из себя невесть что. А сами, как и деды наши, – конюхи да ямщики, тем же самым и промышляем. Тоже ведь лихие люди были, но происхождения своего не гнушались. Вы уж нас простите за беспокойство.

На нас глядели простые курносые славянские лица. Ребята, недавно закончившие школы и технари. Мальчики и девочки, играющие во взрослую жизнь, которую и толком понять не смогли из-за ширмы понятий и блатной мифологии.

Ресторан переменился: воцарилась какая-то просветленная атмосфера. Из нашего зала как бы исчез фальшивый тон гонора крутых и манерных обывателей. К Ходже периодически подходили какие-то люди, вежливо советовались и задумчиво отходили. Только медное, морщинистое лицо возмутителя спокойствия делалось все более простоватым, а в глазах играли огоньки смешливых звездочек. На какой-то миг показалось, что мы действительно забрели в дымную чайхану, а за окном простирается ночь с замершими двугорбыми верблюдами, минаретами и яйцеобразными дворцами вдали, а еще дальше и выше бархатное небо, на которое накололи огромные граненые звезды. И в золотом ворсе их качалась обессилевшая от предыдущего знойного дня ЛУНА.

Далеко за полночь добрались мы до моего жилья.

Утром, спросонья, едва соображая, я почувствовал тянущийся снаружи холод. Грозно выбрался из кровати и направился в сторону распахнутого балкона. В полосатом халате и крючконосых туфлях, привлекая внимание соседей, там стоял средневековый дервиш. Он оживленно махал руками, разбрасывая хлебные крошки. Воркование откуда-то взявшихся голубей оповещало все само за себя. День обжорства у птиц мира уже наступил.

Смутно вспоминая прошлый вечер (видно пили не только крепкий чай), я, не найдя ничего более умного, задал идиотский вопрос.

- А что вы делаете сейчас, учитель?

Он внимательно всмотрелся в меня.

- Отгоняю от дома экстремистов.

Я, как зачарованный, на автомате промямлил.

- Так откуда им здесь взяться- то.

- Во, видишь! Работает метод!

Остудиться вышел на балкон и Сайго-ибн-али.

- Ну мы вчера и погудели, брат Бат Муд.

- Много денег оставили там?

- Не очень. Официант пытался нас обсчитать, в счет включил даже ансамбль, звуки которого доносились из соседнего зала, и стриптиз, который мы могли подглядеть в отражении витринного стекла. На что мулла Насреддин согласился и тут же рассудил всех по справедливости. Он предложил воспользоваться отражением пачки банкнот из нашего кошелька и насладиться радующим сердце и слух шелестом американской валюты, после чего удовлетворенный халдей удалился. Я думаю, что если Ходжа высказал бы заинтересованность в продолжении переговоров, ресторан был бы нам еще и должен!

Ко времени завтрака проснулась дочурка Данчильта. Суфий нашел более смышленого собеседника и весь день почти не занимался нами. А Данчильта решила, что у нас в гостях добрый волшебник и поэтому решила воспользоваться такой редкой возможностью узнать все на свете - взаправду, а не так как у этих бестолковых взрослых.

- Дядя Насик! А серпик на небе это что?

- Это новая луна.

- А куда девается старая?

- Джины разрезают ее на кусочки. Из одной старой луны получается сорок звезд, милая девочка.

- А как строят многоэтажные дома?

- Очень просто. Сначала выкапывают колодец. В нем строят дом, затем поливают его как кактус, чтобы он подрос, а затем джин-конг вытягивает его за ушки и ставит на место.

- Дядя Насик, а отгадай загадку и я тебя угощу вкусненьким. Размером с яйцо. На вкус как яйцо. Сырое снаружи, белое или желтое, и твелдое, а внутри и белое и желтое, но жидкое. В кастрюле твелдеет, а на сковороде превлащается в блин. Эти камуськи находят рядом с курочкой. Что это?

- Это какое-то пирожное.

- Ха-ха-ха!

- А вот моя загадка, мудрая девочка. Может быть шариком, может быть овальчиком, может быть цилиндриком. По вкусу то как апельсин, то как клубничка, то какой-нибудь другой фрукт или ягодка. Завернут в бумажку и сладко пахнет. Угадаешь, получишь в подарок.

- Ето каньхвэтка.

- Ты знала, знала!

И Ходжа с видом фокусника, извлекающего кролика из цилиндра, достает из глубоченного кармана леденец.

Впрочем, нам внимания от этого веселого мудреца тоже перепало вдоволь. Ходжа комментировал все телепередачи, давал абсурдные на первый взгляд советы, много шутил и балагурил.

Но в течение всего дня возникало состояние, аналогичное долгой медитации в каком-нибудь дзенском монастыре. Чистое и прозрачное, с ясным пониманием многосмыслия, стоявшего за внешним шутовством муллы. Шаблоны и блоки нашего сознания отслаивались от природы прозревающего ума. Даже последовательность идиотских побасенок приобретала свойство некой формулы, ведущей к очищающей трансформации. Мы с Сайгали переглянулись, едва адекватно определяя бытовую обстановку жилья и эпохи. В какой-то миг мы как бы оказались в безвременье и надпространстве, более близком истинному распорядку Вселенной.

И тогда Ходжа заговорил с нами серьезно. Хотя он был с нами откровенен, беседу я могу толковать только приблизительно, ввиду недостаточной суфийской мистической подготовки.

Ходжа объяснял, что, несмотря на имеющиеся общие признаки суфийской подготовки, методы разнятся от школы к школе. А также истинный учитель-суфий сам определяет форму и содержание передачи учения, которое зависит от культурной среды и степени пораженности ума новоявленных учеников.

Школа, которую он представляет, использует чуткие методы присутствования в грубой действительности, при сохранении в себе всех острых граней бытия. Без ухода в аскетизм и интеллектуальное мудрствование, школа, в зависимости от способности ученика, предлагает более или менее долгий период подготовки для того, чтобы суфий смог стать достаточно уравновешенным, проживать в мирском, но ЖИТЬ не от мира сего, продвигаясь по лесенке своего саморазвития.

Как-то переправлялись на лодке Ходжа Насреддин со знаменитым теософом через реку. Поражаясь отсутствию начитанности у Ходжи, ученый теоретик воскликнул, что без таких-то и таких-то философских трудов Насреддин теряет как бы полжизни.

- А не умеет ли многоуважаемый плавать? – почти рассеянно перебил разглагольствования ученого Ходжа.

- Нет, а что?

- Да так, почти ничего. Просто вы можете потерять всю жизнь. Мы тонем.

Развивая гармоничное соотношение тела и духа, но приспосабливаясь к ритму и условиям общественной среды, тем не менее они нашли баланс всего этого и успешно саморазвивались. Невзирая на косность и легкомыслие праздного общества и игнорируя его заряженность только на развлечение, суфии смогли проявить себя с помощью музыки и танцев, романтичных и волшебных сказок и особенно простонародного юмора.

Техника шуток под общим названием «мудрость идиотов» имеет под собой сборник продуманных блоков упражнений в определенной последовательности, приводящих к полному просветлению. Например, суфий, демонстрируя нелепое поведение (ракуа), на самом деле косвенно указывает на ошибки, свойственные человеческому обществу.

Как-то у жены Ходжи Насреддина ворона украла кусок мыла. Разумеется, он утешил жену: «Посмотри, какая ворона черная. Несомненно, ей мыло нужно гораздо больше».

Невнимательность (артака). Обычному человеку кажется, что суфий не обращает внимания на важные вещи, которые в действительности, однако, могут иметь совсем другой смысл. Порой этот метод становится иллюстрацией того, как люди стремятся к знаниям, не имея основного инструмента для их приобретения.

Однажды мулла Насреддин, стоя у колодца, вливал ведро за ведром в кувшин, не имеющий дна. Ему обратили внимание на изъян в сосуде, на что мулла резонно ответил:

- Я стараюсь наполнить кувшин. Для того чтобы увидеть, когда он будет полон, я не отрываю глаз от горлышка кувшина, а не от его дна. Когда я увижу, что вода поднялась доверху, я буду считать его полным. И может, тогда я заинтересуюсь дном кувшина.

Методов, заключенных в насреддиновских историях, неисчислимое множество. Они и условие и ключ к пониманию. По мере обострения способности к восприятию, способность ученика извлекать пользу возрастает. Эти истории подготавливают его состояние к внутреннему перевороту, когда мышление начинает работать особым способом - в состоянии готовности к серьезной суфийской практике.

Наша беседа с великим мастером затянулась за полночь, и когда ясность ума приобрела невероятные, устрашающие в своем великолепии черты, я почувствовал, что меня кто-то грубо расталкивает.

Еще не проснувшись окончательно, я уставился на Оллюсу. Было серое февральское утро.

- Проснись, - повторяла она.

Оглядевшись в поисках Ходжи, я в отчаянии закрыл глаза.

- Оставь меня. То, что ты называешь проснуться, я называю спать.