Александр Щипков: "Трактовать историю вправе лишь мы сами" (16.05.18)

О возвращении русского исторического самосознания. Время беззаветной веры в моральный и социальный прогресс человечества, добытый с помощью позитивного знания, уходит.

Мы по привычке произносим заклинания о «демократических ценностях», «правах и свободах», но всё меньше верим в действенность этих магических формул. Жрецы культа сами нарушают провозглашаемые ими нормы при каждом удобном случае. Похоже, теперь нам обо всём придётся договариваться самим и заново. Начинать с начала. Отыскать обоснование этим понятиям в собственной истории. Наполнить их своим смыслом, выработанным жизнью поколений.

Не так давно нас пытались убедить, что история заканчивается – «прекращает течение своё». Уверяли, что нации, народы и религиозные общины – это воображаемые сообщества, а не субъекты истории. Что мир состоит отныне не из наций и государств, а из регионов и похож на лоскутное одеяло. Что живём в цифровом царстве теней. Мы не поверили…

Наступает время переоценки ценностей, когда голос культуры, нации, почвы, традиции становится громче. История снова даёт шанс на прямое высказывание. И право на историческое гражданство получает тот, кто лучше понимает самого себя, своё прошлое и свою идентичность.

В нашем коллективном сознании, сложившемся в ХХ веке, важную роль играл трагический аспект – трудные и болезненные вопросы, разделяющие людей. Именно поэтому процесс аутентификации, то есть процедура проверки подлинности национальной истории, восстановление её собственного образа, не навязанного со стороны, у нас замедлен. Приходится преодолевать барьеры.

По этой причине вопрос об идентичности России и русских ещё не поставлен достаточно ясно. Мы не освободились от табу, налагаемых добровольным историческим беспамятством. Полустёртая многочисленными расколами, войнами, революциями, переворотами, внешним давлением и геноцидом населения наша идентичность нуждается в самом бережном отношении. Важнейшим условием сохранения нашего народа и нашей идентичности является приведение в порядок знаний о собственной истории – о том, что с нами было, почему произошло именно то, что произошло. Предстоит громадная работа. Ведь двадцатый век мы всё ещё знаем плохо. Да и в девятнадцатом вряд ли в состоянии отделить историю народа от истории элит.

Русская традиция неоднократно прерывалась самым варварским образом, и теперь придётся собирать её по частям, делая это бережно, заново учась видеть на глади времени целостное своё отражение.

Подобная задача не может быть решена без соответствующей стратегии, необходимых научных кадров и учреждений, без исследовательских программ. Только так сможем ответить на вызов, брошенный не только стране, государству, но и нашей вере и памяти.

Рядом с известными историческими академическими институтами и кафедрами есть смысл построить совершенно новый институт, который бы системно занимался проблемами национальной памяти. Главным предметом исследований в нём могли бы стать те проблемы, которые замалчивались до недавнего времени. Прежде всего это трагический аспект национальной истории ХХ века. В этой теме есть свои перекосы. И если вопросы о полицейском режиме, неправосудных процессах и репрессиях коммунистических властей обсуждаются и исследуются давно и активно, то есть лакуны, словно бы специально оставленные и «забытые».

Это в первую очередь феномен Плахи или, как иногда её называют, русской Катастрофы. То есть геноцида русских и близких им народов.

Наши школьники знают, что такое Освенцим, Бухенвальд и ГУЛАГ. Но мало кто даже слышал о лагерях Талергоф и Терезин, где погибли четверть миллиона православных русин. Как не говорят школьникам и о том, что наши геополитические противники в XX веке дважды разрушали наше государство. О «расовой войне», которую вёл уже с Советской Россией в 1941–1945 годах прогерманский альянс европейских стран. Не говорят о фактически вооружённом геноциде русских, развёрнутом европейцами и американцами в 2014 году на Украине.

Это трагические страницы нашей истории. Не осознав их всесторонне и вдумчиво, мы не сможем ориентироваться в геополитическом настоящем. Не сможем построить себе будущее, которого достойны. Не занявшись этим вплотную, потом опять станем удивляться очередному Коле-с-Уренгоя с его речью в бундестаге на тему «добрые немцы не хотели воевать» или появлению мемориальной доски в честь Маннергейма, который бомбил Ленинград и организовывал в Карелии концлагеря для советских граждан.

В подходе к решению трудной задачи аутентификации национальной истории, особенно когда речь заходит о наиболее трагическом её аспекте, на мой взгляд, следует придерживаться нескольких принципов.

1. Выносить оценочные суждения относительно спорных, трудных и трагических моментов русской истории могут только сами русские. Это наша проблема и наша трагедия. Выводы и оценки посторонних заинтересованных субъектов интересно и полезно выслушать, но они ни к чему не обязывают нас ни в научном, ни в политическом смысле.

2. Для аутентификации своей истории следует преодолеть наследие изолирующего историзма. Этот подход достался нам в наследство от советской и постсоветской эпох. Он рассматривает советский период как некий аномальный отрезок национальной истории, опрокидывающий прежнюю логику развития. Этот взгляд характерен как для коммунистов, так и для антикоммунистов, хотя имеет разные оценочные знаки. И он во всех случаях ошибочный. Нас интересует прежде всего история народа, а не политических и идеологических структур. А народ на всех исторических этапах остаётся одним и тем же.

3. Также следует завершить нацио­нальное примирение. Этот процесс был начат Крымским консенсусом, который показал иллюзорность идеологических разногласий бывших «красных» и «белых» в контексте новых вызовов XXI века. Гражданская война завершилась.

4. Необходимо заполнить белые пятна истории. У нас есть памятники репрессиям, есть Музей истории ГУЛАГа, но нет, например, федерального музея истории Первой мировой войны, нет памятников жертвам Плахи (русского геноцида). Они явно востребованы. В дополнение к этому необходимо изучение историками последствий культурной зависимости 1990-х и ущерба от политики этого периода.

5. Следует поменять алармистское понимание национальной истории на солидаристское. Таково условие общественного договора в современной России. Выполнить это условие нужно не за счёт приведения всех мнений к единому, а путём осознания второстепенности идейных расхождений в сравнении с общенациональными задачами и историческими вызовами.

В мире являются общепринятыми понятия «мемориальная политика» и «национальная политика памяти». Политика памяти – это тот сегмент в европейском общественном дискурсе, который у нас пока слаб и который нам необходимо восполнить, вывести на нужный уровень в ближайшее время. Роль историков тут трудно переоценить: они создают научный фундамент для такой политики.

Особое внимание стоит обратить на формирование стандартов изучения истории, которые дают представление о жертвах, понесённых русской нацией за последнее столетие. Необходим откровенный и давно назревший разговор о статусе русских как «народа-жертвы» и как «разделённого народа». Следовало бы более точно определить ущерб, который претерпели русские в ХХ и ХХI веках.

Необходимо признать проявлением радикальной русофобии геноцид русских в ходе национальных конфликтов в 1990-х годах, а также карательных действий украинских силовых ведомств и наёмников на Юго-Востоке Украины в 2014–2015 годах. Важно и полезно изучение зарубежного (в частности, израильского и армянского) опыта защиты национальных прав.

Необходимо сформировать программу научных исследований проблем русской идентичности. В рамках программы требуется последовательная концептуализация понятий «русская нация» и «русская идентичность». Должна быть чётко сформулирована роль языка, культуры и религии, и это определение должно дополняться понятием «русский мир». Сегодня русский мир – это совокупность людей, для которых независимо от места их проживания русский язык и русская культура являются основными, то есть полученными в процессе воспитания. Исключение правомерно для тех из них, кто по каким-то причинам сознательно относит себя к другой нации (то есть правило действует по умолчанию).

Процесс восстановления русским народом исторической субъектности, заторможенный в советское время и буксовавший в постсоветский период, ныне критически важен. Пробуждение исторической активности русской нации в условиях информационной и экономической войны против России – чрезвычайно позитивный факт. Опора на него позволит эффективно укрепить Российское государство.

Источник: Литературная Газета