ТРУБА

Сначала Саша Шнейдерман трубу ненавидел. Каждый день, в любую погоду, он брёл с футляром в руках в Дом Культуры имени товарища Орджоникидзе, дудеть на трубе. Слово «дудеть» Саша тоже не любил, но именно так называл процесс игры на трубе его дедушка Зиновий Абрамович.

-Ты, Саша, дуди. Ты, шейгец, даже не представляешь, что такое труба! С трубой ты всегда заработаешь немножко на хлеб, немножко на масло, а если вдруг я помру, то и трефную икру.

Потом Зиновий Абрамович делал паузу и продолжал:

-Я что-то не понимаю, этому маленькому шлемазлу даже не интересно, почему он заработает на икру, когда я умру!

-Мне интересно, дедушка. Только не умирай, пожалуйста- отвечал Саша.

-Интересно ему! -фыркал дедушка. Но было видно, что он доволен беспокойством внука за его жизнь:

-Когда я умру, деточка, все деньги на моей сберкнижке достанутся тебе! И чтоб ты был мне здоров!

Саша кивал, ему очень хотелось узнать, сколько же денег у дедушки на сберкнижке, но он не спрашивал, боясь, что дедушка может подумать, что Саша очень спешит с дедушкиной кончиной.

-Мой покойный брат Соломон, в честь которого тебя назвали Сашей тоже играл на трубе.

-Но дедушка, почему в честь него? Он ж Соломон, а я Саша…

-Потому! Прекрати делать мне нервы! Не задавай глупых вопросов. В этой стране Сашам живется немножко лучше, чем Соломонам. Это я тебе говорю, как Зиновий. С отчеством мне повезло меньше, поэтому я так и не стал директором склада, а только заместителем. И не перебивай меня, я тебя умоляю! Так вот, мой брат Соломон играл на трубе. И ты спроси меня, как он жил? Нет, деточка, ты спроси меня, как он жил, я тебе говорю!

-Как он жил, дедушка?

-Хорошо! Он жил так хорошо, что я тебя умоляю как! Он играл на танцах в горсаду каждые выходные и имел тридцать рублей. А еще он играл на свадьбах, тоже по выходным. И в конце концов, играл на похоронах, вне зависимости от дня недели! Он играл Шопена столько раз, сколько сам себя не играл сам Шопен! И у него был не дом, а полная чаша. Румынская стенка, а в ней хрусталь! Его сын Моня поступил в зубное и стал зубным. Его дочь Беллочка вышла замуж за сына секретаря парткома и стала Петровой. Это, конечно, не то, чтобы хотел мой брат Соломон, но ради секретаря парткома, можно было стать немножко не Шнейдерманом.

-Как это стать не Шнейдерманом?- спрашивал Саша.

-Ой, вэй… Не важно. Всё! Иди дуди! Я читаю газету, не мешай. Хотя стой! Дуди, Саша, еще и для души! Для души дуди! Душа это важно!

И Саша дудел.

Со временем он научился играть на трубе довольно неплохо, и пошел по стопам дедушкиного брата Соломона, в честь которого странным образом был назван Сашей.

По выходным он играл в горсаду на танцах, он играл на свадьбах тоже по выходным, и он играл на похоронах вне зависимости от дня недели.

Дедушка Зиновий Абрамович был очень доволен.

Когда Саша закончил школу, он поступил на первый курс музыкального училища, а потом пошел в армию.

В армии, в одной из частей где-то недалеко от древнего русского города Владимир, оркестра не было.

Дедушка писал письма Саше с неизменным вопросом, дудит ли он в трубу. Саша неизменно отвечал, что да, дудит, хотя и трубы-то тут никакой не было. Вместо трубы Саша ходил в караулы, охраняя какие-то никому не нужные склады, и долгими зимними ночами напевал про себя Шуберта, Чайковского и даже Шопена.

-Здравствуйте, товарищи, бойцы, бля!- хрипло сказал подполковник Петрушкин.

-Здравия желаем, товарищ полковник!- хором проорал строй.

Петрушкину нравилось, когда его приветствовали званием полковника, о котором он давно мечтал.

-Мне тут это…- умиротворенно прохрипел Петрушкин- Музыканты это… есть тут, бля?

Строй безмолвствовал.

-Что, бля, нет музыкантов, бля?- насупился подполковник.

-Я!- раздалось из строя.

-Головка от хуя!- автоматически отозвался комбат- То есть кто я? Выйти из строя, бля!

-Рядовой Шнейдерман!- Саша вышел сделал шаг вперед.

-Шнейдерман? Хм… И что, эти… как их. ноты знаешь?

-Так точно!

-Этого в мой уазик, бля!- скомандовал Петрушкин начальнику штаба.

Так Саша стал репетитором дочки подполковника Петрушкина, Наташеньки, девочки шестнадцати лет. А других репетиторов в военном городке не было.

Ученица Наташенька была не очень. Вернее вообще все было плохо. Музыкальный слух у нее напрочь отсутствовал, зато присутствовало милое личико и высокая грудь.

-Ну, как там… это?- Заглядывал подполковник в комнату- Учишь?

-Так точно, учу- говорил Саша и тыкал пальцем в нотный стан, пытаясь втолковать командирской дочке чем отличается написание ноты ре от ноты до. Наташенька хихикала и кокетливо крутила на пальчик локон.

— Ну, учи, учи- отвечал подполковник и закрывал дверь.

А зря.

Одним словом, произошло то, что и должно было произойти.

-Ну, ты, бля… и это… пи.дец, какой бесстрашный, Шнейдерман! — сказал подполковник, стоящему перед ним Сашей, которому было на самом деле очень страшно- Ты, бля… как это так, сука? Тебе что, бля, сказали? Ноты учить, бля! А ты чего, бля?! А?! Скажи спасибо дочке моей… я бы тебя, сволочь, сгноил бы на х.й. Но любит она тебя! Плачет, бля! Говорит, с крыши спрыгнет, бля! У, гнида!

До дембеля оставался месяц.

После демобилизации сыграли свадьбу. Наташенька была красива и свежа, а Саша сыграл для нее и гостей что-то из Гайдна. Все аплодировали, даже тесть.

А потом все пошло кувырком. Распался Советский Союз, а подполковник Петрушкин, так и не став полковником, стал торговать ставшим не нужным государству, военным имуществом, потом занялся лесом, бензином, еще чем-то, и в конце концов, накопив на обеспеченную старость нескольких поколений после себя, передал дела зятю Саше.

Дедушка Зиновий Абрамович умер.

А Саша Шнедерман частенько отпускает водителя, садится за руль большого черного автомобиля и едет на дачу. Там в полном одиночестве, он достает из шкафа старый футляр и дудит в трубу, как и учил его когда-то дедушка.

Он дудит не для того, чтобы у него был хлеб, масло и даже трефная икра, это у него давно есть. Он дудит для души. Но никак не может понять, где она у него находится…

© Александр Гутин 120