Нихт пробирен!!!
История из далекого января 1976 года, Группа советских войск в Германии. В ходе предстоящих дивизионных учений перед мотострелковым полком из Хагенова стояла задача ночью форсировать Эльбу в районе Магдебурга. Танки должны были пройти по дну, а бронетранспортеры с пехотой – переплыть. Даже далекому от армии человеку понятно, что дело это непростое и рискованное. Поэтому за день до учений на Эльбу приехали полковые военспецы, чтобы максимально обезопасить будущую операцию. Быстро замерили глубины, определили маршрут для танков, поставили буйки для ориентации плывущих БТРов. Возникла проблема подсветки буйков, поскольку переплывать предстояло ночью. Поставили фонари „летучая мышь” – волны и ветер довольно быстро погасили пламя. Поставили электрические фонарики, замотанные в целлофан. Целлофан оказался плохой гидроизоляцией — вода все равно проникала и замыкала цепи.
Мозговой штурм привел к окончательному инженерному решению: фонарики засунуть в презервативы и хорошенько завязать.
Знатоки немецкого языка – зампотех полка, командир инженерно-саперной роты и командир танкового батальона капитан Спасибо по прозвищу „Данкешён” (Danke shoen в переводе с немецкого „Большое спасибо”) – загрузились в БРДМ (укороченный бронетранспортер) и поехали закупать недостающее. В магазине электротоваров купили большие китайские фонарики на пять батареек (длина 45 см, толщина 5-7 см), чтобы их хватило светить всю ночь, и поехали за презервативами. По дороге попался городишко с магазином ABC (аналог советского магазина „Товары повседневного спроса”), в который военные и зашли, чтобы попытать счастья. А надо сказать, что все ребята как на подбор рослые, здоровые, в ладных шинелях. В Данкешёне 205 см росту, 120 кг весу, другие не намного меньше.
Заходят в отдел промтоваров. Капитан Спасибо на гаштетном диалекте (Gaststette в переводе с немецкого „корчма, кабак, забегаловка”) обращается к продавщице:
— Гутен таг, фрау, мондус браухен. (Здравствуйте, мне нужен презерватив.)
Продавщица, слегка порозовев, приносит коробку.
Офицер разорвал упаковку, развернул один – сантиметров 15.
— Найн, фрау, дас ист цу кляйне. (Не подходит, слишком маленький.)
В интерьере неслышно материализовалась заведующая, выглядывая из-за двери, продавщица из алкогольного отдела, спрятавщаяся за витриной, и уборщица, зыркающая из-за портьеры. Продавщица принесла коробку „супербольших”. Данкешён разорвал упаковку, развернул, и недовольно поморщился - всего 25 сантиметров.
— Цу кляйне, фрау, грёссере браухен. (Этот маленький, нужен побольше.)
Горящая от возбуждения продавщица пошла в подсобку, долго рылась, наконец приносит коробку, покрытую 20-летней пылью. У всех торговок глаза как у совы в „Что?Где? Когда?”, атмосфера в магазине электризуется, напряжение нарастает – что же будет дальше?
Капитан Спасибо разворачивает презерватив… разворачивает… разворачивает…
— О! Дас ист гут! (Подходит!)
Небрежно откидывает полу огромной шинели, чтобы достать фонарик, и говорит:
— Ану, пробирен! (Сейчас примерим!)
И тут все дамы истерическим хором завизжали:
— Нихт! Нихт!!! Нихт пробирен!!!
Солдатская седина
Ташкент, 85 год. Распахнулись створки транспортного Ил-76 и, цокая подковками сапог по дюралю рампы, прошагал на бетонку аэродрома Тузель дембель Димон, гвардии сержант Замятин. Медаль «За отвагу» на парадке, дипломат с немудреными подарками домашним, да дембельским альбомом, голубой берет, пыльный загар – первый парень на деревне, кумир мальчишек. Из-под берета – холеный чуб с седой прядью – тоже знак, не хуже медали или нашивки за ранение.
Маманя, как глянула на этот седой чуб, так и затряслась в беззвучном плаче. А Димон нежно поглаживал маманю по вздрагивающей спине и успокаивающе гудел: «Ну чо ты, мам… Ну не надо, вот же он я – живой, здоровый…».
Вечером, у сельского клуба, Димон являл собой живую иллюстрацию из бессмертного Теркина: «…И дымил бы папиросой, угощал бы всех вокруг, и на всякие вопросы отвечал бы я не вдруг». Дымил Димон не «Казбеком», а болгарскими «БТ» - делайте поправку на современность. А в остальном – почти все, как у Твардовского. «…Как мол, что? Бывало всяко. Страшно все же? Как когда. Много раз ходил в атаку? Да, случалось иногда…». На вопрос о поседевшем чубе хмурился и сдержанно цедил: «Так… Было одно дело…». И аудитория почтительно вздыхала, не смея будоражить незажившие раны.
А дело было так. После учебки послали Димона в Афган, в Джелалабадскую десантно-штурмовую бригаду. Пол-года бегал по горам с рацией за плечами, хлебнул вдосталь и пекла, и мороза. От пули ангел-хранитель его уберег, а вот от желтухи – не смог. Что вы хотите – афганский гепатит и войска Македонского тут валил, и англичан, а мы что – особенные?
Из госпиталя Димон вернулся отощавший и полупрозрачный: выздоравливающих больных активно пользовали трудотерапией, благо работы в госпитале всегда хватало, тех же траншей: копать – не перекопать. Комбат глянул на доходягу – и отправил его на пост ретрансляции. Вроде как на реабилитацию – куда на него такого сейчас рацию навьючивать – самого таскать впору. А на посту – отожрется, на человека похож станет, там и поглядим.
Пост ретрансляции находился на горе, у подножья которой дислоцировалась бригада. Топал до поста Димон пол-дня – по узкой тропинке, вьющейся серпантином вдоль скалистой стены. Сто раз садился передохнуть, судорожно глотая разреженный воздух и отчетливо понимая, что ни до какого поста он не доберется, а сука-комбат послал его туда, чтобы избавиться от задохлика. А когда, наконец, добрался – понял, что попал в самый настоящий солдатский рай.
Команда поста – семь человек во главе с сержантом-сибиряком Лёхой Кедровым, основательным хозяйственным мужиком. Дисциплину поддерживал, но руки не распускал и другим не позволял. Жратва – от пуза, готовили сами – точнее, готовил всегда узбек Равшан Мирзоев, остальные чистили картошку, да мыли посуду по очереди. Построений нет, строем никто не ходит, отдежурил на станции или на охранении – и хоть спи, хоть в небо плюй. Стряпал Равшан талантливо, умудряясь из стандартного солдатского рациона создать любые деликатесы, а к праздникам рачительный Леха еще и втихаря бражку заготавливал – хоть по чуть-чуть, а все как у людей быть должно. Продукты им раз в неделю доставлял старшина на ишачке Ваське, а больше они начальства и не видели.
Что еще надо для счастья солдату? Разве что маленько сердечного тепла, да душевной приязни – и всем этим с лихвой одаривал их общий любимец – кудлатый пес Паджак, живший на посту. Любил он всех солдат без исключения и от щедрот душевных постоянно прятал солдатам под подушки мослы, оставшиеся от обеда. Бойцы за это Паджака поругивали, но не всерьез – понимали, что пес угодить хотел. И служил Паджак не за страх, а за совесть – и по этой причине постовые в охранении зачастую беззастенчиво дрыхли – знали, что чужого Паджак на версту не подпустит. А когда Саньке Башилову пришло письмо от невесты – ну, вы понимаете, какое… Так Паджак подошел к закаменевшему Саньке, башку ему на колени положил и просидел так с ним весь вечер, ни на шаг не отходил. И Саньку никуда не пускал – чуть тот двинется – Паджак его – лапой: сиди. Наконец Санька взмолился: «Да я поссать, честно!». И то – Паджак его туда-сюда проводил и под кроватью у него всю ночь провел. Понятно, был пес для солдат лучшим другом, и был на той горе не только солдатский рай, но и собачий.
А отбомбиться ходили бойцы на край скалы – нормальный сортир в камне не выдолбишь. Пристраивались на узкой тропинке в полуприседе, отклячив зады в сторону пропасти, да и бомбили помаленьку, держась за вбитый в скальную трещину альпинистский карабин со шлямбурным крюком, чтоб не свалиться. Ничо, привыкли, хоть и поначалу жутковато было слышать, как ночной ветер в скалах завывает. Сержант Лёха требовал, чтоб гадить ходили по двое: один бомбит, второй – на стреме, мало ли что…
И вот сменился раз ночью Димон с охранения, да и решил перед законным отдыхом отбомбиться. А кого на подстраховку позовешь? Санька – на смене у станции, отходить нельзя, Гоги – в охранении. Будить кого-то? Ну, вы понимаете. Сунул Димон автомат в пирамиду, да и пошел самостоятельно – фигня, Бог не выдаст, свинья не съест. Пристроился привычно над пропастью, держась за карабин – пошел процесс. А ветер ледяной дует так, словно звезды с неба сдуть хочет. И голосит в скалах, как ведьма в родах, и окрестные шакалы ему отзываются…
И вскочили в койках бойцы, как подброшенные, разбуженные кошмарным воплем Димона. Не просто страх был в этом вопле – ужас леденящий, тоска смертная. Похватали автоматы, ломанулись наружу как были – в трусах, босиком. А навстречу им – Паджак опрометью метнулся, с поджатым хвостом – юркнул в дом и под койку забился. А за ним следом – Димон. С перекошенной мордой, с булыганом в лапе и со спущенными штанами. И орет, не унимаясь:
– Сука, сука, сука!!! Убью, б...-а-а!!!
Оказалось, умница Паджак решил на всякий случай Димона подстраховать – привык, что солдаты туда по двое ходят, ну и решил проявить инициативу. И пошел за ним следом, бесшумно ступая по каменистой тропинке. И сидел рядом в темноте, охраняя Димона ото всяких напастей, ничем не обнаруживая своего присутствия. А в самый ответственный момент решил ободрить Димона – мол, не бойся, друг – я с тобой. И – нежно лизнул Димона в лунную жопу!
Утром, бреясь у осколка зеркала, Димон заметил, что казацкий чуб его побелел. В известке, что ли, измазал? Димон поворошил чуб мокрой ладонью. Известка не стряхивалась.
Истребитель танков
Истребитель танков
________________________________________
Вот представьте себе, вы – командир артиллерийской батареи, на дворе 80-е, вы служите в Чехословакии и вам, вместо нормальных, толковых призывников, пригоняют целый вагон «выходцев из Азии», которых отловили где-то в степях и отправили Родине служить. А они даже по-русски ни бум-бум. Представили? Так мой отец служил. Далее, словами отца:
- Да пи*дец! Ну как ты ему втолкуешь, что такое буссоль, и с чем ее едят? Что такое Основное Направление и какую рукоятку крутить, да на что нажимать надо, чтобы орудие бабахнуло? Он же по-русски ни бельмеса. Во! То-то! Практически никак! Одно странно, все эти товарищи волшебным образом понимали волшебный русский мат.
Обычно как все было? Прихожу, запускаю взвод по секундомеру, смотрю, что Худыйбердыев и Мудаев тупят (не удивляйся, я их фамилии на всю жизнь запомнил), и ору: «Сержант Казаков, ко мне! Какого, мать твою, х*я, эти долбо*бы них*я не справляются? А? Я тебя спрашиваю! Даю сутки! Чтоб завтра все пучком было! Истребители танков, мать вашу! » - и ухожу, или издалека наблюдаю, как сержанты «учат». Так сказать, передача эстфетной "палки" сверху вниз:
- Худыйбердыев, сука, ты куда снаряд потащил? Положи обратно в ящик! Чтоооо? «Не понимай»? Б*яяяя, иди сюда, сука, истребитель танков, е* твою мать!! Ты чо, совсем тупой? Ты чо выставил? Почему пузырьки съ*б*лись? Почему не на середине? Я тебе что говорил, орангутан, б*я? Основное сорок пять ноль, а ты чо выставил? – и такой отеческий подзатыльник. – Мудаааев! Иди сюдааа. Бегом! Почему подшива грязная, ты, предок человека? Не успел?! Что ты сказал? Бегом марш подшиваться! Мля, истребители танков!
В результате, несмотря на незнание языка, эти «дети природы» от зубов знали уставы и боевую работу.
Как-то раз, проводили совместные учения, мы и чехи. Создали сводный дивизион – моя батарея и две их. Лучшие батареи Западного и Восточного округов. Выезжаем на огневую. И ведем огонь. Долго ведем. Тут следует команда: «Стволы вверх, от орудий. К орудиям не подходить! »
Ну все, думаю, накрыли не то что-то…
Через полчаса на огневую прибывают: Министр Обороны Чехословакии со свитой, и наших генералов куча, построил батарею, докладываю. А чехи, оказывается подумали, что мы в мою батарею переодетых офицеров засунули, чтоб, значит, их уделать, так хорошо отстрелялись. Не верили, что личный состав штатный.
- Твои? – спрашивают.
- Так точно, мои!
Ходит их Министр, по-русски шпрехает, и начинает перед строем ходить, у каждого солдата останавливаться.
- Точно твои?
- Могу по каждому солдату сказать личные данные. Мать, отец, женился, крестился, и так далее.
Чех останавливается напротив бойца и с подозрением спрашивает фамилию, должность и прочее. Не верит, что перед ним обычные солдаты.
И тут чешский министр добрался до Худыйбердыева:
- Фамилия?
- Худыйбердыев я! – солдатик выпучил глаза от усердия, и глухо добавил – Быыыля.
Министр вскинул брови:
- Должность?
Заминка на несколько секунд, потом Худыйбердыев выпалил одним махом:
- Истрыбытел танков, е* тваю мать! – единственное, что твердо засело ему в память.
- Пи*дец… - потерянно прошипел сержант Казаков.
Некоторое время Министр Обороны Чехословакии потрясенно молчал, потом махнул рукой:
- Все, я верю, это штатная батарея.
И ушел.
Р.S. За отличное выполнение задачи по ведению огня, всему личному составу батареи были вручены ценные подарки. Худыйбердыев получил командирские часы, на которых заботливый сержант потом собственноручно выгравировал надпись «Истребителю танков, …».
Оценили 14 человек
16 кармы