Владлен Чертинов
Тимур – ночной штурмовик, боец спецназа "Чёрные", сформированного из бывших заключённых отряда "Шторм Z”. Он – таджик, его семья родом из Душанбе. Но родился Тимур в 1990 году в Ленинграде. Мужчины в его семье постоянно воюют за Россию. Дед в Великую Отечественную войну получил серьёзное ранение на Белорусском фронте, отец был дважды ранен в Афгане, где служил в разведке с 1985 по 1988 год, а сам Тимур воевал штурмовиком на СВО: осколки изрешетили весь его правый бок – от плеча до колена. Но, как и дед с отцом, он оказался живучим.
Побег на войну
В 1989 году его отец Руслан, восстановившись после ранений, приехал в Ленинград проведать однополчан. И встретил здесь будущую жену Майю – тогда студентку юрфака. Так в городе и остался, работал на заводах. В 1990-м родился Тимур.
Меня так назвали в честь полководца Тимура, но не того, которого знают под именем Тамерлана, а в честь Тимура Малика, воевавшего с монголами ещё за век до него. Но что интересно – у них обоих были ранения в правую ногу. Как и у меня,
– усмехается Тимур.
Он окончил в Петербурге лицей. Отслужил срочную, а вернувшись домой, стал охранять ночные клубы, работал в группе быстрого реагирования. Потом, как и отец, устроился на завод – оператором дубления на кожевенном производстве. Работа тяжёлая, но платили за неё хорошо. Впрочем деньги не принесли радости. Однажды Тимур одолжил знакомому 180 тысяч рублей...
Он обещал их отдать через месяц и не возвращал, гасился, перестал отвечать на звонки. Я его встретил, завязалась драка. Нормально ему здоровье попортил. За это получил девять лет,
– рассказывает Тимур.
Говорит, что первые пять лет на зоне психологически было очень тяжело. Постоянно одно и то же: распорядок, лица, еда, разговоры. Он разнообразил свою жизнь спортом и чтением, решал математические задачки, подтягивал арабский язык, который знал с детства – ведь на нём написан Коран. Даже специально "заезжал" в ШИЗО – просился в одиночную камеру. Там прочитывал за день по 300 страниц: "Войну и мир", "Шантарам" – роман об австралийском грабителе банков, сбежавшим из тюрьмы в Индию.
Тимуру тоже предоставилась возможность "побега". В апреле 2022 года к ним в колонию Форносово Ленинградской области приехали представители ЧВК "Вагнер".
Они коротко и ясно нам объяснили ситуацию: "Идёт война – очень тяжёлая. Многие из вас, вступив в "Вагнер", погибнут или будут серьёзно ранены. Но если продержитесь полгода и если будете соблюдать пять правил – не мародёрить, не насиловать, не дезертировать, не бухать и не употреблять наркоту, всё у вас будет нормально: станете перед законом чисты".
В первом потоке из колонии уехали 60 человек. А через два месяца заключённых снова построили на плацу. На этот раз на вертолёте прилетел уже сам основатель ЧВК – Евгений Пригожин. Он сказал: "Мне нужны бойцы, готовые убивать врага. Кто готов?" Все молчали, но когда уехал, пошёл поток – записались больше 100 человек.
Тимур тоже решил уйти. Несмотря на то, что сидеть ему оставалось всего год. Но он не понимал как после такого срока дальше жить на свободе. А тут появился шанс не просто выйти, а начать жизнь без клейма судимости. Многие заключённые записывались в "Вагнер" именно по этой причине. Некоторым оставалось сидеть ещё меньше, чем Тимуру, – кому-то три месяца, кому-то даже один.
Это было похоже на русскую рулетку. Меня от того, чтобы сыграть в неё, останавливало только одно – дурное предчувствие. Необъяснимый и очень сильный сигнал тревоги, который шёл изнутри,
– вспоминает Тимур.
А сразу после Нового года им сказали, что "Вагнер" набирать заключённых на войну больше не будет. Тимур огорчился, что упустил свой шанс. Но 20 января приехали новые вербовщики – уже из Министерства обороны. И Тимур сразу же записался.
За неделю до отъезда они уже чувствовали себя на зоне свободно, их перестали наказывать за нарушения. В последний день 20 февраля на прощание накрыли в столовой роскошный стол – вместо баланды были булочки, фрукты. После этого погрузили в автозак и повезли на аэродром, где к 38 добровольцам из Форносово добавили ещё 49 из других колоний Ленобласти и всех двумя самолётами отправили на Ростов.
Плохого предчувствия у Тимура на этот раз не было.
Первый "бой": бывшие зэки против военной полиции
По прилёте на борт поднялись какие-то генералы, дали заполнить контракты и оттуда под конвоем на Камазах повезли в Донецк в 5-ю бригаду им. Захарченко, в составе которой формировался отряд "Шторм Z". Началась подготовка.
Она была очень слабенькая. Я срочную служил в Воронеже в роте охраны аэродрома – мы там бегали, стреляли. А в Донецке полдня просто стояли и слушали, как стрелять. Но уже тогда я стал понимать: если даже сложить вместе всё, что знал про боевые действия в Афгане, Чечне и Сирии, это будет совсем не похоже на ту войну, на которую нас привезли,
– говорит Тимур.
А потом приехал москвич Михаил Лучин – волонтёр и блогер, автор канала "Миша на Донбассе". Когда-то он вёл прогнозы погоды на одном из телеканалов, потом открыл свой бизнес. Во время СВО Михаил сперва волонтёрил, но увидев, что происходит на передовой, под Марьинкой, которую никак не могли взять, решил остаться и воевать. А увидел он полное преимущество врага в дронах. И создал подразделение БПЛА, в котором стал командиром. Чуть позже начал формировать ещё и подразделение ночных штурмовиков. Из бывших заключённых.
Когда Миша приехал к нам на полигон, нас было 110 человек (к 87 бывшим питерским зэкам добавились 23 человека из Карелии, Коми и Волгограда). Ему нужно было выбрать 20 бойцов, как он сам говорил, выносливых, хитрых, способных принимать сложные решения в бою – двое снайперов, двое пулемётчиков, двое гранатомётчиков, группу разведки и просто штурмовиков. Миша отобрал нескольких, и те уже стали подтягивать остальных. Меня позвал позывной "Ленинградец" – офицер, прошедший две чеченские кампании: "Тима, айда со мной – у нас всё будет хорошо".
Соглашались не все. Один кандидат в гранатомётчики позывной "Кекс" сперва записался в отряд, а потом передумал (и погиб в первом же бою в Авдеевке).
А 22 будущих ночных штурмовиков, отделив от остальных, привезли в бывший советский военный бункер с пятиметровыми потолками и железными дверьми. С ними стали заниматься московские инструктора из спецназа ГРУ. Учили стрелять из разных видов оружия. Обучение шло полтора месяца.
Когда мы ещё были вместе с остальными, я часто слышал разговоры ребят, кто на что потратит деньги, заработанные на войне. А мне деньги были неинтересны. Я сразу себя так настроил, что должен максимально научиться всему, чтобы вернуться домой живым. Миша называл нас "мои зетушки" и говорил, что мы в хороших руках. Обеспечивал по полной программе. "Банки"-глушители на стволы, тепловизоры, приборы ночного видения, причём разные – монокуляры и бинокли, одевавшиеся на шлемы. Мы ставили дополнительные ручки на автоматы. Все понимали, что задачи предстоит выполнять очень сложные. У нас была чёрная форма без опознавательных знаков. Выбираясь из бункера, всюду ходили в чёрных балаклавах. И именно так –"Чёрные" – мы решили назвать наш отряд,
– продолжает Тимур.
Один раз из-за этой экипировки произошёл инцидент с военной полицией. Патруль потребовал у четверых бойцов в балаклавах предъявить документы, объяснить, кто они и откуда. Но у них была рекомендация инструкторов: никому ничего о себе не рассказывать – ряженых и переодетых ДРГ вокруг много, доверять можно лишь тем, с кем работаешь.
Патруль попытался их задержать. Но они, опять же, следуя инструкциям, скрутили "вэпешников", замотали им руки и ноги автомобильными стяжками, разрядили их автоматы, отстегнули и выбросили магазины и уехали. Был серьёзный скандал на уровне командиров, но в итоге ситуацию решили замять.
После полутора месяца тренировок ночные штурмовики приняли на подступах к Марьинке первый бой. К этому времени их товарищи из отряда "Шторм Z" уже месяц как находились в Авдеевке, куда их отправили после двухнедельной подготовки. Там они не только воевали, но ещё выживали – ели снег, пили воду из луж, голодали. Некоторые просились обратно на зону, но, естественно, никто их не отправлял. За этот месяц от 88 человек осталось меньше 20, да и то все серьёзно раненые. Шёл март 2023 года.
"Проклятый подвал"
Первой задачей, на которую направили "чёрных", стал опорник врага, на возвышенности посёлка, который не могли взять уже пять месяцев. Там сидели очень профессиональные вэсэушники, положившие немало штурмующих. У бойцов постоянно возникал вопрос: почему по ним не могут шендарахнуть чем-нибудь серьёзным? Но он всегда повисал в воздухе.
От точки "ноль", располагавшейся в старой угольной шахте, до места мясорубки (как его называл Тимур) шли ночью семь километров по лесополосам. Оттуда до позиции врага было ещё 800 метров. Группа ночных штурмовиков из десяти человек должна была действовать вместе с пятью бойцами из другого подразделения. Те вышли всей пятёркой на десять минут раньше и двинулись вправо. А "чёрные", разбившись на двойки, заходили с левого фланга, чтобы попытаться взять опорник врага с двух сторон.
Так как в бою ничего не слышно из-за стрельбы и разрыва снарядов, они, чтобы поддерживать связь в темноте, клеили скотчем на приклады автоматов светлячки-маячки – специальную капсулы: сломаешь её, и она светится около часа. Если прикрыть маячок рукой – он не виден, а чтобы подать команду, руку нужно убрать. На этот огонёк собирались отставшие. Или, например, передний боец мигнул световой точкой один раз – все идущие сзади присели.
Той ночью моросил противный дождик, дул холодный ветер. Только выдвинулись, как началась стрельба: и двое из первой, не нашей группы, по рации уже орут: "У нас трое "200-х", один "300-й". Единственный целый вытаскивал раненого. В снайпера, который их прикрывал, прилетела фосфорная граната из РПГ, слава Богу, ранение было лёгким. Наша первая двойка растерялась и вышла на минное поле, но благополучно вернулась. Подойти под огнём к вражеской позиции мы не смогли и откатились назад. Из наших никто не был даже ранен.
Вернулись назад, умылись, переоделись в сухую одежду, три часа поспали и снова пошли тренироваться на полигон (не было ни одного дня, чтобы они отдыхали).
А Михаил Лучин был в это время в Москве. Местное командование отправило его отряд в бой без его ведома. Из-за этого вышел новый конфликт.
Отсутствие потерь и ранений в первом бою было воспринято "чёрными" как счастливый знак. Они думали, что им будет так же везти и дальше. Но уже во втором бою потеряли сразу четверых – двоих убитыми и двоих раненными.
Их бросили на штурм подвала, который называли проклятым. Это был подвал разрушенного коттеджа всё там же, в Марьинке. По этому району наши постоянно били артой, но вэсэушники всякий раз откапывались как мыши. Как потом выяснилось, там были вырыты три подземные улицы.
В передовой двойке "чёрных" шли "Кот" и "Косяк". Первый в темноте не заметил противопехотную мину – ему оторвало ногу. Услышав хлопок, и, понимая, что сейчас к подорвавшемуся может быть направлена помощь, противник стал бить миномётами по этому пристрелянному квадрату. "Косяк" получил множественные осколочные ранения по всему телу.
Они сообщили по рации, что "300-е". Им пошла помогать третья двойка "Немец" и "Енот". Пошла прямо под миномётный обстрел. "Немец" умер быстро, а "Енот" – долго и мучительно. Раненый "Кот" подполз к ним обоим. "Енот" уже не мог ничего сказать – захлёбывался кровью. Когда "Кот" попытался наложить ему жгут, он оттолкнул его – как бы сказал: "Уходи отсюда, я уже не живой". "Кот" спрятался под плитой и потом выполз к своим. "Косяк" – тоже. Они оба вернулись с войны, а те, кто в том бою шёл к ним на помощь, погибли.
Командиры сказали, что это было ошибкой – "Немец" и "Енот" должны были сначала выполнить задачу, а уже потом идти помогать раненым.
По словам Тимура, они старались на ошибках учиться. "Миша на Донбассе" всегда облетал место боя на БПЛА и показывал штурмовикам видео – до и после штурма они вместе разбирали ситуацию.
"Проклятый" подвал брали потом ещё долго.
"У нас было два дрона, у врага – целый рой"
Обстановка непрерывно менялась. У них были телефоны без сим-карт, но со скачанной программой "Альпенквест", куда заносилась информация о противнике. Часть её оказывалась недостоверной или неполной. Думали: вот в этом доме сидят наши, а оказывалось, он либо уже пуст, либо его захватил враг.
Мы серьёзно отставали в оснащении. У нас, да и то – благодаря Мише, были только две "птички", а у противника целый рой – минимум 12 дронов. У них на позициях стояли тепловизионные видеокамеры: завидев в них ночью цель, оператор указывал её пулемётчику на компьютерном планшете,
– рассказывает Тимур.
Бывало, украинцы специально отступали, оставляя заминированные окопы. Или разбрасывали с воздуха заминированные телефоны, шоколадки, пачки сигарет, айкосы для курительных смесей: включишь такой – сдетонирует. Маскировали взрывчатку под обычные коряги – внутри палок размещали пластид и поражающие элементы, а снаружи обклеивали плёнкой под дерево: наступишь на неё или схватишь, чтобы выбросить из окопа, – взорвёшься. Минировали даже боекомплект. Наш боец, на захваченной у врага позиции, расстреляв свои патроны, мог схватить магазин валявшегося в окопе автомата. А в нём в одном из патронов вместо пороха – несколько граммов тротила. Всё трофейное табельное оружие, так же как документы, телефоны, карты, ночные штурмовики сдавали начальству. Но только трофеи, взятые с тех врагов, которых сами убили. Если тело лежало уже какое-то время, к нему вообще не подходили, так как оно могло быть заминировано. В их подразделении действовал принцип: не тобой положено – не тебе забирать.
Случалось, противник устраивал ложные сдачи в плен. Один кричит, что сдаётся, встаёт с поднятыми руками и ждёт, когда покажутся наши, а другие держат пространство перед ними на мушке.
Командир "чёрных", бывший офицер "Ленинградец", учил Тимура и других бойцов:
Пацаны, гасите всех, не жалейте – вы сейчас на войне: либо тебя, либо ты.
Что-то похожее Тимур услышал потом от одного ветерана Великой Отечественной войны:
СВО четвёртый год идёт. Мы за это время уже были в Берлине. Всё так медленно, наверное, потому что пленных берёте? Не надо. Мы не брали.
Но бывали и другие ситуации. Как-то штурмовики услышали шорохи в одном из подвалов. Явно кто-то там был. Крикнули: "Выходите, сейчас гранату кинем". В ответ тишина. Всё же рискнули – один спустился, другой его страховал, ещё двое на всякий случай были на улице. Оказалось, в подвале прятались наши мобилизованные. А когда их там нашли, они растерялись и не знали, что отвечать. Если бы в подвал кинули гранату, никто бы не выжил.
"В Авдеевке больше всего боялся... порезаться"
По словам Тимура, в каждом бою было страшно, но страх притуплялся адреналином.
Организм отключал все свои функции кроме одной – стремления к выживанию: если, например, сильно хочется в туалет, но ты попал под обстрел, все лишние позывы сразу же прекращаются,
– говорит с улыбкой Тимур.
В Марьинке воевалось очень тяжело. Но в Авдеевке было ещё труднее. Тимур там находился четыре дня. Их позицию от укроповской разделяли метров 80 открытого поля. Но у противника она была давно и основательно подготовлена, а у наших окопы максимум по грудь. И глубже не вырыть: ночью земля замерзала, а днём по ним сверху постоянно шли сбросы гранат с БПЛА и работали миномёты. И такой шквал огня из пулемётов, что высунуться из окопа было смертельно опасно как днём так и ночью – у противника было много тепловизоров. Поэтому действовали "по-сомалийски" – поднимали автоматы над головой и стреляли неприцельно – ВОГами из подствольников.
Больше всего в этом окопе я боялся просто порезаться и занести в рану какую-нибудь заразу, потому что повсюду кровь, грязь, антисанитария. Мы лежали среди трупов – вперемешку своих и чужих. Мы не знали, куда их деть, поэтому просто поднимали на бруствер окопов и накрывали чёрными полиэтиленовыми мешками, делали из них подобие укрытий,
– вспоминает Тимур.
Питались уже почерневшей лапшой из "бомж-пакетов", которые было не разогреть. Все кашляли из-за постоянно мокрых ног. В туалет было не выйти – ходили под себя, чтобы не разводить бактерий, обтирались салфетками, меняли запасное нательное белье. Воды не было, но в то время в Авдеевке попеременно шли снег и дождь. Они делали сливы из того же полиэтилена, капавшую из них воду собирали во фляжки. И даже просто подставляли под дождь футболки, чтобы потом высосать из них хотя бы несколько глотков воды.
И ещё, по словам Тимура, они постоянно молились. Не только в Авдеевке, а везде и всегда. Даже те, кто не верил в Бога.
Я – мусульманин, но намаз на этой пропитанной кровью и грязью земле мне было не сделать, поэтому я просто старался хоть немного уединиться от остальных и читал про себя молитву. Я всегда обращался к Всевышнему: "Не дай мне здесь погибнуть!" И почему-то был уверен, что останусь жив.
"На войне лучше не заводить друзей"
Их отряд таял и пополнялся уже не только бывшими заключёнными. Из 20 человек первого состава погибли восемь. Семеро вернулись тяжело ранеными (включая Тимура: у него осколочные ранения бедра и правой руки). Двое пропали без вести. И только один "Якут" обошёлся вообще без ранений.
Тимур добровольно взял на себя обязанность сообщать о погибших их родственникам. В отряде был один общий на всех телефон с сим-картой – бывшие зэки не могли покупать симки из-за отсутствия паспортов. С этого телефона он и звонил близким погибших:
Меня на заданиях так не трясло, как от этих звонков. Сообщив о гибели кого-то из наших, я слышал в ответ от их родственников крики, мат: "Ты мошенник, сейчас в полицию позвоню". Тогда я отсылал своё фото вместе с погибшим (достать тела наших ребят зачастую мы не могли). Мне всё равно отказывались верить. Но где-то через неделю, люди сами уже перезванивали, спрашивали, как именно их близкий погиб. "Миша на Донбассе" тоже помогал. Пересылал им сделанные с "птичек" фото и видео пацанов, лежащих в таком-то квадрате. А потом, вернувшись с войны, я с многими близкими наших ребят уже встретился лично. Большинство до сих пор бегают по инстанциям – не могут признать их погибшими. А кого-то из родственников я уже вслед за самими пацанами похоронил.
Так недавно не стало мамы их командира – бывшего майора российской армии "Ленинградца". 75-летней мать ждала сына из тюрьмы, а потом и с войны, но так и не дождалась.
После спецназа ночных штурмовиков "Миша на Донбассе" создал под таким же названием "Чёрные" отряд ночных снайперов – вот они все 12 человек, насколько слышал Тимур, вернулись живыми. А сам Миша погиб. 20 июля 2023-го. Пошёл с двумя товарищами на задание, дроноводы работали из подвала разрушенного дома. Но враг узнал их место расположения и начал очень жёсткий артобстрел.
Тимура новость о гибели Миши застала в госпитале. Он считает, что его позицию врагу могли слить. В своих видео Михаил касался многих неудобных вопросов. Говорил о предательстве со стороны "паразитов, которые сидят за сотни километров от линии фронта и наживаются на крови богатырей".
У него были непростые отношения с командованием 5-й бригады ДНР. За пару месяцев до гибели, например, он выложил видео о том, что в бригаде уже семь месяцев никто не получил выплат за ранения (и кстати, трёх военнослужащих 5-й бригады, включая командира танкового батальона, сейчас судят за убийство в Донецке весной 2023 года другого известного добровольца и блогера – американца Рассела Бентли "Техаса").
По словам Тимура, Михаил много чего знал и у него были хорошие связи в Москве, так что его разоблачений вполне могли опасаться.
Миша умел видеть на войне жизнь. Мог снять на видео какую-нибудь бабочку или улитку. И ещё запомнился любовью к истории. Он зачитывал нам целые страницы из книг. Например, про то, что во время Великой Отечественной войны происходило в районе Марьинки. Говорил: "Пацаны, история развивается циклично. Сегодня мы находимся в той же самой точке, что и тогда".
Но только на предыдущем витке, в Советском Союзе, по мнению "Миши на Донбассе", патриотов Родины было гораздо больше, чем осталось в современной России после 30 лет капитализма.
Мне повезло, что Мишка нас забрал в свой отряд. Я сыграл в свою русскую рулетку. И выиграл – благодаря ему и всем нашим погибшим парням. Но я понял, что на войне лучше не заводить друзей. Потому что каждого из них мне сейчас не хватает…
– признаётся Тимур.
Оценили 18 человек
21 кармы