Почему Путин назвал "Киевскую Русь" Россией

И чем так перевозбудил потомков половцев и печенегов

Либеральная «российская» пресса и их фашиствующие братья по разуму с Украины не на шутку перевозбудились в связи с последним коронавирусным обращением их страшного божества Пу (действительно, наделяющего хоть каким-то смыслом их безрадостное существование).

«Всё пройдёт, пройдёт и это, – вспомнил Владимир Владимирович своего древнего коллегу Соломона. – Наша страна не раз проходила через серьёзные испытания. И печенеги её терзали, и половцы. Со всем справилась Россия».

Тут жовто-блакитные субстанции и взбурлили: «Ха-ха – не было никакой России. А была Русь. Киевская! Вчы историю, московит!».

Что же, проведем краткий ликбез для жертв незалежного от науки «образования». Начнём с того, что никакой «Киевской Руси» не было. Этот прежде никогда не существовавший топоним ввёл лишь в XIX веке Карамзин. Московский историк, кстати. Так что тут – первая зрада.

Теперь, вторая.

В IX в. (т.е., за тысячу лет до Карамзина с его «Киевской Русью») Константинопольский патриарх Фотий (при котором была крещена дружина киевских князей Аскольда и Дира), учреждает «митрополию Росия». А в следующем столетии топоним «Росия» уже вовсю используется в сочинении, приписываемом императору Константину Багрянородному «Об управлении империей» (948-952 гг.). Именно Константин XVII принимал княгиню Ольгу (как сказано в Лаврентьевской летописи, «благословенную сынами рустии»). Отметим, в греческом сочинении усматривается уже разделение на Мало- и Великороссию: автор перечисляет города «внешней Росии» Новгород, Смоленск и др., торговые пути из которых сходятся в «крепость Киев» (очевидно, во внутренней, «малой России»).

Русь в узком смысле, это действительно Поднепровье между Полесьем и границей степи, на которой «Царь Российский» (как именуется святой кн. Владимир в четьи-минеях) возвёл в 992 году пограничный город-крепость Переславль-Русский (ныне именуемый Переяславом-Хмельницким).

Но сразу же обломаем уповающих на зарождение отдельной европейской нации в пределах «малой Руси». Ибо «креститель российский» Владимир устроил зраду №3: Он заселил «Київщину»… «москалями»! Вот что повествует Лаврентьевская летопись о событиях крещального 988 года: «И говорит Владимир: “Не хорошо, что так мало городов около Киева”. И начал ставить города по Десне, и по Остру, и по Трубежу, и по Суле, и по Стугне. И начал набирать мужей лучших от словен (из Новгородской земли, – Д.С.), и от кривичей (нынешнее Подмосковье, – Д.С.), и от чуди (вообще, угро-финны! – Д.С.), и от вятичей (то же «Подмосковье и окрестности», – Д.С.), и заселил ими города – стали ратью от печенегов. И воевали с ними, и одолевали их».

То есть, одолевали печенегов «сыны Рустии» – самые, что ни на есть москали!

На месте победы над печенегами Ярослав Мудрый возвёл Софийский собор в Киеве. Через десять лет он заложит Софийский собор и в Новгороде. Нет, не Волынском, а в самом что ни на есть москальском! Где в свое время княжил и его отец Владимир Красное Солнышко, и он сам, и его сын – тоже Владимир. Благословит Ярослава на возведение Софии Новгородской митрополит Киевский Феопемпт (ок. 1037—1049) – «архонт Росии», как значится на его печати.

Надпись на печати его преемника Георгия с «омегой» в написании «Росии» даёт понимание эволюции топонима. Дело в том, что в греческом языке (а митр. Георгий, как и подавляющее большинство его предшественников, был ромеем) нет чистого "у". При его передаче в словах иностранного происхождения греки использовали "омегу", обозначавшую долгое "о". И в следующем столетии – на печатях Митрополита Киевского 1104-1121 гг. Никифора и «благороднейшего архонта Росии» Владимира Мономаха (в Крещении Василия) утвердилась уже «о».

А вот в латыни «у» есть. Как есть и буква, его обозначающая. Поэтому один из основателей ордена францисканцев, папский легат в ставке Чингисхана Джованни дель Плано Карпини писал “Russia” и “Russiae”. С двойным «с» именовал князя Даниила Галицкого «королём Руссии» и понтифик Иннокентий IV (булла “Cum ad aliorum” от 14 мая 1253 г.).

Что же касается разницы между корнями слов «руский», «русьстий», «русьскый», «роускоуй», «русский» (появляется в XVII в.) и т.д., то объяснялась она отсутствием единого правописания. Как мы уже убедились, в Лаврентьевском списке «рустия» вообще со строчной. Зато звучит почти как в булле того же Иннокентия IV «к архиепископам, епископам и всем христианам в Русции» (и тот же 1253 г.). В конце концов, на мове «Росія» и сегодня с одинарной «с».

Кстати, предшественник Иннокентия Григорий IX в 1231 году именовал «правителем Руссии» (Regi Russiae) великого князя Владимирского. Украинские историки, впрочем, настаивают, что обращался папа Григорий к самому, что ни на есть «украинскому королю» Даниилу Галицкому. Так что, зрада №4.

Можно было бы продолжать и дальше – вплоть до именования галичан не просто «россиянами», а московитами, но ограничимся печенежским и половецким периодами в истории отношений между степняками и Русью-Россией (а не выдуманной советским «историком» Грушевским «Русью-Украиной»). Подведём итог выводом «светочи» украинства Драгоманова: «Звали когда-то свою землю москвичи и галичане одинаково — Русь, Русиа, а потом, как стали более перенимать латинские и греческие названия, то Руссиа, а далее — Россия». И пусть это будет зрада №5.

Действительно, понятие «Русь» употреблялось наравне с «Росией». Но, больше для внутреннего пользования. В иностранных же хрониках «русь» употребляется по отношению к народу, а не к стране.

После монгольского нашествия, рассеявшего половцев, Русь-Россия также видоизменяется. Её южные и западные княжества захватывают литовцы и поляки. Элита латинизируется и полонизируется, простой народ частично униатизируется. Только северные и восточные княжества (та самая «Внешняя Росия» из ромейских хроник), в полной мере становятся продолжателями православной Руси. Ещё в 1299 г. митрополит Киевский Максим переносит свою кафедру во Владимир. С этого времени православные подвижники неумолимо увядающего Нового Рима начинают готовить в преемники будущий Третий Рим. Который станет не просто единственным суверенным государством после падения Константинополя, но православной империей – защитником православия в угнетаемых мусульманами и католиками некогда православных странах.

Первыми освободила Великороссия от польско-иезуитского владычества и «татарской неволи» братьев-малороссов. Те к XVII веку, в силу польско-литовских и униатских влияний уже заметно отличались от великороссов. Но не только западное воздействие позволяет считать малороссов и великороссов отдельными субэтносами единого русского этноса. Если субстратом великороссов наряду с господствующим русским славянским элементом стали угро-финские народности северно-восточной Европы, то жители «украинской степи» смешались со степняками тюркского происхождения. Смешение это началось ещё в XI в. («красные девки половецкие» особо ценились в качестве невест), но наиболее действенно происходило уже после того, как половцы были рассеяны.

Отсюда преимущественно тюркские элементы в одежде, вооружении и даже тактике «украинских» казаков, обилие тюркоязычных слов в «соловьиной» (тот же сакрально-«эуропэйський» Майдан), и сама топонимика: Торчин, Печенежин, Чигирин и т.д. и т.п. О доле азиатской крови в среде эуропэйской нации косвенно могут говорить половецкие окончания –енко и –чук, а также печенежские -тян, -дян.

И печенеги, и половцы были частично христианизированы. Поэтому изменить цивилизационный код ассимилировавших их русских Малороссии не могли не только в силу своей относительной малочисленности. Малороссы всегда ощупали своё цивилизационное единство с великороссами и белорусами. Потому так стремительно и начали стираться границы между субэтносами, как только снято было внешнее давление оккупантов Южной и Западной Руси. И потому так тревожило это внешних ненавистников Российской Империи – единственной защитницы православия в мире – приступивших во второй половине XIX в. к выращиванию неких «украинцев».

«Какое нам дело, говорят украинствующие, до какого-то общерусского мессианства? – писал о первых продуктах австрийско-польской украинизации выдающийся киевлянин, потомственный дворянин Волынской губернии Василий Шульгин. – Мы – патриоты своего кутка по правилу: “Моя хата з краю, нычого не знаю”… Так обманывают себя маниаки раскола! Они думают, что, стремясь к самостийности, они совершают благое для своих “сорокамиллионных” земляков. Как тетерева на току, они, заливаясь песнью чигиринствующей любви, глухи и даже слепы…

Для Малой Руси отделиться от Великой значит добровольно отказаться от своих природных колоний, простирающихся от Балтики до Тихого океана и от Белого Моря до Персии.

Игра в старинные греческие слова! – скажут.

Ничуть. Старинные слова в наше время приобрели новый, глубокий смысл. Те, кто не знают этого вопроса, пусть пересмотрят данные о движении населения в Российской Империи. Из этих данных будет ясно, что край, который под именем “Украины” хотят отрезать от русского народа, в течение последних десятилетий выселил в остальную Россию избыток своего населения, измеряемый миллионами людей. Малороссиянами хлеборобами заняты были значительные пространства, как на Юге, так и на Востоке Российской Империи. Равным образом, неучитываемое, но весьма значительное число малороссов рабочих и малороссиян-интеллигентов всяческих профессий нашло применение своим силам, и получили кусок хлеба на необъятных пространствах целокупной России. Последняя ведь не делала никаких различий в этом деле между хохлом и кацапом!

…Украинствующие, желающие нас этого нашего естественного прибежища лишить, с точки зрения разума – безумны, а с точки зрения интересов Южно-Русского народа – преступны!

… Понимая все это, мы твердо стоим при своем русском имени. Предать его – значить продать за чечевичную похлебку самостийности бесценное право первородства. За этим первородным правом стоит такая реальность, как вся Русская земля. Ее мы лишимся, заделавшись украинцами.

… Ни при каких случаях, ни по каким важным или мелочным соображениям не называйте себя украинцами».

К голосу «классового врага» украинизаторы XX в., естественно, не прислушались. Украинство оформилось в государство – Анти-Россию. Что же, пройдёт и это.

«Альтернатива»