От лагерей до лагерей: Европейский путь карпатских русинов

4 сентября 1914 г. в местности Талергоф под австрийским городом Грац открылся первый в Европе концентрационный лагерь. Предназначался он исключительно для русинов, отказавшихся идентифицировать себя новоизобретённым этнонимом «украинец». В русинах-русофилах и православных империя видела самых неблагонадёжных подданных, и с началом Первой мировой войны попросту решила их истребить. В итоге за время войны в австрийских концлагерях погибло более 100 тыс. мирных граждан, не отрекшихся от имени русского и веры предков под жесточайшими пытками; столько же было казнено «полевыми судами»; около 50 тыс. русинов умерли при депортации; до 400 тыс. человек бежало в Россию.

Этими жертвами русины доказали, что имеют право на собственное государственное образование, когда наступил час распада проигравшей в войне империи.

Проблески надежды

В ноябре 1918 г. обретшая независимость Венгрия провозгласила «создание на территории русинов на юг от Карпат широкой автономии с конституционным названием «Руська Крайна». Однако уже на следующий год, после подавления в Венгрии советской республики, Руська Крайна была присоединена к Чехословацкой республике (ЧСР). Сен-Жерменский договор между державами-победительницами и Австрией от 10 сентября 1919 г. предоставлял образованию под её историческим именованием «Подкарпатская Русь» «полнейшую степень самоуправления, совместимую с понятием единства Чехословакии». Это предусматривало собственное законодательное собрание и правительство. И мало кто мог представить себе тогда, что через каких-то двадцать лет исключительно для русинов снова создадут концлагерь. Создадут те самые, выведенные австрийцами и поляками «украинцы», что «сдавали» своих единоплеменников в «Талергоф», «Терезин» и лагеря помельче, и где служили надзирателями и катами.

Нелёгкой была жизнь русинов и в межвоенное двадцатилетие, чему мы обязательно посвятим один из наших материалов. Сейчас отметим лишь, что Прага не собиралась выполнять Сен-Жерменский договор. Только осенью 1938 г., ввиду угрозы полной немецкой оккупации, Прага принялась спешно завоевывать лояльность собственных граждан. Да так спешно, что сначала объявила автономию Подкарпатской Руси, утвердив 11 октября 1938 г. её правительство, а только через полтора месяца приняла соответствующий конституционный закон, по которому новое образование приобретало такой же статус субъекта федерации, как и независимая сегодня Словакия.

Председателем правительства был избран вождь русофилов Андрей Бродий (он же по совместительству занял пост министра народного просвещения). Ещё в 1919 году он возглавлял прорусский Автономный Земледельческий Союз – самую представительную партию в Русской Народной раде. Ради соблюдения принципа демократии в автономное правительство были назначены и представитель украинофильского меньшинства униатский монсеньор Августин Волошин и депутат парламента Юлий Ревай. Последний, кстати, был единственным украинофилом из восьми депутатов, представлявших в чехословацком парламенте Подкарпатскую Русь. Остальные семеро принадлежали к русскому движению. Да и стал-то депутатом «украинец» лишь благодаря лазейкам в избирательном законе. В своем округе он не набрал необходимого числа голосов, но Социал-демократическая партия Чехословакии (членом которой был Ревай) передала ему часть голосов, отданных за неё в других регионах.

Следует сказать, что включение монсеньора в состав правительства вызвало немалые волнения. В государственном архиве Чехии хранятся десятки телеграмм, отправленных с митингов протеста, участники которых требовали, чтобы место Волошина занял учитель Василенко, за которого на последних выборах проголосовало в три раза больше избирателей (отчего униат и не прошёл в парламент).

Не удивительно, что именно Волошин с Реваем выступили орудием переворота, осуществлённого также «сверху». Но даже не из Праги, а из Берлина – когда Прага уже стала практически ручной.

26 октября премьер-министр Бродий был арестован чехословацкими властями «за государственную измену». В чём заключалась измена, попытался выяснить видный общественный деятель, защитник религиозных и политических прав карпатороссов, юрисконсульт Сербской Церкви (кириархальной для Подкарпатской Руси) А.Ю. Геровский. Из президиума югославского министерского совета он дозвонился в МИД ЧСР. На его вопрос «На основании какого права чешское правительство могло арестовать главу автономного карпато-русского правительства и назначить на его место человека, к которому большинство русских Карпатской Руси не имеет никакого доверия?» замминистра иностранных дел Губерт Масаржик ответил, что руководству ЧСР пришлось это сделать потому, что им «так было приказано свыше». «Свыше» означало по «настоятельной рекомендации» атташе немецкого посольства в Праге А. Генке (от того же 26 числа!), записанной в МИД ЧСР (SUA - АА, к. 28, 499241): «Если правительство (ЧСР) в этот решающий момент хочет усилить германский интерес к благоприятному решению арбитражного суда в отношении Чехословакии, то было бы весьма целесообразным заменить А. Бродия сторонником украинской ориентации, лучше всего А. Волошиным…».

Упомянутый «арбитражный суд», это состоявшийся 2 ноября 1938 г. т.н. Первый Венский арбитраж, по которому – как не пыталась угождать Германии Чехословакия – в пользу союзной Германии и Италии Венгрии была всё же отторгнута юго-западная часть Подкарпатской Руси с крупнейшими русинскими городами Ужгород и Мукачево и 180 тыс. населения. Очевидно, Гитлер не сомневался что униат Волошин со своей украинской партией, не выразят и намёка на протест. Так и случилось – новая администрация (состоящая из Волошина да Ревая, представлявших партии, которые на последних выборах набрали в крае 13% голосов) с покорностью переехала в Хуст.

Досаду в полной мере выплеснули сии генетические холуи на подданных.

Откуда «кача» всплыла

Силами не только жандармов, но армейской бронетехники были разогнаны (с кровавыми жертвами) массовые демонстрации протеста против переворота.

Украинский язык был объявлен государственным. И это притом, что на референдуме, проведенном в Подкарпатской Руси буквально за год до того, 86% опрошенных высказались за русский литературный язык (не русинский даже!) как официальный и язык преподавания. Но и остальные высказались не за украинский, а за «малороссийский». Определение «украинский» в бюллетень даже не решились поставить! И это после двадцати лет украинизации, насаждавшейся Прагой!

Вывески и таблички с указанием улиц (все они прежде были на русском) меняли на украинские. На мову перевели работу госучреждений и преподавание в учебных заведениях. С государственных постов снимали специалистов, заменяя их «национально-свидомыми диячамы». Поскольку таковых в Подкарпатской Руси явно недоставало, их поставку осуществила Организация украинских националистов (ОУН) из польской тогда Галиции.

А те уже вспомнили свой благодатный опыт помощи австрийскому правительству в ликвидации русофильского элемента времён Талергофа и Терезина. В ноябре 1938 года по указанию Волошина был открыт первый концлагерь в истории Подкарпатской Руси. На горе Думен – как раз напротив главной вершины Карпат – горы Русской. Тогда, наверное, карпатороссам и стали вбивать (в буквальном смысле) в голову, что следует её называть по-румынски – Говерлой (лишь бы не по-русски, а украинского названия у Русской горы не было).

За колючую проволоку бросали не только оппозиционных деятелей, журналистов, литераторов. Без суда и даже намёка на следствие галицаи отправляли самого последнего крестьянина в лагерь только за то, что он казался подозрительным.

Отменялось местное самоуправление – избранных населением сельских старост заменили на правительственных комиссаров. 20 января 1939 года запретили деятельность всех партий, кроме волошинского «Украинского народного объединения» (блока, в который свели ранее существовавшие украинские партии и движения). Закрыли центры Русского культурно-просветительного общества им. А.В. Духновича, оппозиционные газеты и журналы. Для оставшихся СМИ была введена жёсткая цензура, запрещающая, в частности, критиковать гитлеровскую Германию и, особенно её святыню «Майн кампф», которая распространялась по личному распоряжению Волошина (удостоенного уже в наше время звания Героя Украины, кстати).

Единственной национальностью, освобождавшейся от тотальной украинизации и «деполитизации» были немцы: «Всем гражданам немецкой народности, несмотря на их государственную принадлежность, разрешено организовываться в «Немецкую партию» на основе национал-социализма… а также носить знаки отличия и знамена со свастикой». Как пишет в своей книге «Русь нерусская» Александр Каревин, это указание за подписью Августина Волошина было под грифом «совершенно секретно» разослано 2 февраля 1939 года во все структуры власти.

А 8 февраля шеф отдела прессы и пропаганды В. Комарнынськый предоставил правительству «для использования» утверждённые в Третьем Рейхе пропорции вышеупомянутых знамён. То есть, явно «для использования» не только микроскопической немецкой партией.

Как видим, в документе фигурирует уже не Подкарпатская Русь (что было бы странно, согласитесь), а некая «Карпатская Украина». Дело в том, что ещё 30 декабря 1938 г. «Урядовий вiсник» опубликовал решение «автономного правительства» о новом названии края.

«Логику» данного переименования «выстроил» Волошин (хотя, слепил, скорее) ещё в 1937. Постараемся проследить за «изощрёнными» построениями: «Названия "русин" мы не отрекаемся и не бросаем его. Им назывались наши славные князья в Киеве и в Галичине и на Подкарпатье… Но когда мы сегодня на первое место выдвигаем и всегда подчёркиваем название "украинец-украинский", то это делаем для того, чтобы отличить себя от тех, что стали предателями нашего народа и как волки в овечьей шкуре именем “русины”, именем русского народа, именем будто бы русской культуры за венгерские пенгё, польские золотые туманят и продают русин. Украли наше название "русины" и им пользуются в своей Иудиной работе. Поэтому, чтобы обособиться от тех истинных янычар и предателей, мы перестаем употреблять старую наше название "русины", а употребляем наше немного более младшее название "украинцы"».

Знакомая песня, согласитесь: «они украли наше имя, поэтому мы назло им – янычарам – отрекаемся от него». В данном случае, правда, песня ещё более «навороченная»: «янычары» (таковыми, заметим, называет Волошин не отрекшихся от имени, а остающихся ему верными) продались почему-то за польские злотые – валюту страны, которая придумала и навязала название… «украинцы»! То самое, которое утвердил «не янычар» Волошин!

Но почему же Волошин в таком случае не объявлял независимость своей «Украины»? ЧСР ведь после Мюнхенского сговора стремительно ослабевала и уменьшалась, а наращивающего мышцы Гитлера Волошин уже не раз заверил в своей преданности. Дело в том, что фюрер не отвечал своей уменьшенной копии взаимностью, а та остаться в условиях провозглашённого суверенитета один на они с ненавидящим его народом боялась. Ещё в конце 1938 года Волошин отправил с тайной миссией в Берлин «министра иностранных дел» Ревая, но в верхах того не приняли. Дважды Волошин звонил в рейх-канйцелярию, добиваясь аудиенции фюрера, однако тот побрезговал «премьер-министром» того, что осталось от Подкарпатской Руси.

Вот и приходилось объяснять чехословацкий статус края тем, что, дескать, местные диалекты к ближе к чешскому языку, чем даже к украинскому. Если вы спросите, где же тогда логика переименования в «Украину», то напомню, с чьей «логикой» мы имеем дело. С изворотливой логикой профессионального униата.

В новом 1939 году, ввиду угрозы полной венгерской оккупации Подкарпатской Руси Волошин уведомил уже Бухарест о готовности отдать край в состав Румынии при условии, что правительство во главе с Волошином остаётся в статусе местной администрации. Но Румынию заинтересовала не идти на конфликт с Венгрией Польша (почему, ниже).

В связи с начавшейся передислокацией армии ЧСР (из Подкарпатья её стягивали ближе к Праге) Волошин запросил переговоров с Будапештом. В ответ на готовность принять патронат Хорти ему порекомендовали «во избежание лишнего кровопролития передать полномочия венгерским властям».

Развязка неприглядного спектакля под названием «Карпатская Украина» близилась.

14 марта 1939 г. провозгласила независимость Словакия, и ЧСР таким образом прекратила существование.

«Карпатской Украине» попросту ничего не оставалось, как на следующий день провозгласить и свой суверенитет. Волошин тут же телеграфировал в Берлин: «Мы провозглашаем независимость Карпатской Украины и просим защиты у Германского рейха. Одновременно информируем вас, что венгерские войска сегодня, в 6 часов, перешли границу вблизи Мукачево...». Да уж. Опоздал монсеньор с «независимостью».

И, конечно, никакой защиты Германского рейха Волошин не получил, ибо Будапешт действовал в полном согласии с Берлином. Ещё 24 февраля 1939 года, венгерский диктатор Хорти объявил о присоединении к Антикоминтерновскому пакту, кроме прочего, получив взамен и «добро» Гитлера на аннексию всей Подкарпатской Руси. Не против венгерской оккупации южных склонов и предгорий Карпат была и Польша. Как пишет историк Сергей Лозунько, во время встречи Гитлера с министром иностранных дел Второй Речи Посполитой Юзефом Беком 5 января 1939 года последний пояснил: «Варшава видит в агитаторах, которые активизируются на карпато-украинской территории, своих давних врагов и опасается, что Карпатская Украина может в какой-то момент развиться в очаг тревоги для Польши. Это главная причина, почему Польша добивается общей границы с Венгрией. Польша, сообщал Бек, пытается влиять на Венгрию в определенном Гитлером направлении и советует осуществлять энергичные действия, а президент Польского государства заявил перед иностранными дипломатами, что Польша в серьезной ситуации будет помогать Венгрии».

Как видим, поводом для «общеевропейского согласия» на оккупацию нынешнего Закарпатья стало наличие в оном пришлых галичанских головорезов, к тому же ненавидимых местным населением (кстати, Польша оспаривала и легитимность самого названия «Карпатская Украина»: Бек заметил Гитлеру, что «Украина» — это польское слово, которое означает пограничные земли на Востоке – над Днепром). Поэтому Волошину ничего не оставалось, как внять «рекомендации» Будапешта «во избежание лишнего кровопролития передать власть». По словам директора Закарпатского регионального центра социально-экономических и гуманитарных исследований НАН Украины (1996-2000 гг.) профессора И. Гранчака, в исторической литературе нет подтверждения того, что Волошин «являлся сторонником вооруженной борьбы против Венгрии» – 16 марта, прежде чем сбежать в Прагу, он «...издал команде Сечи приказ, чтобы не оказывали мадьярскому войску сопротивления...». Но «слабовольная личность» (это уже по определению доктора философских наук Ивана Миговича), «он не сумел противостоять давлению руководства штаба Карпатской Сечи, где преобладали террористически настроенные иммигранты. Фактически они были организаторами вооруженного сопротивления, заведомо обреченного на неудачу».

Итак, за чуждую местному населению «Карпатскую Украину» встали в бой (в том числе и на Красном поле» под Хустом) некие террористически настроенные иммигранты и, дополним, остатки невыведенных ещё чешских подразделений. Потому-то собственно «Карпатская Украина» и просуществовала аж 29 часов, в течение которых Волошин успел бежать, осев… в Берлине! Там он летом 1941 года, когда Германия напала на СССР, обратился к Гитлеру с письмом, предлагая себя в президенты Украины. В том же письме он «компетентно» советовал фюреру ликвидировать на Украине православную церковь, заменив ее католической. Но вновь оказался неуслышанным.

Но что касается «террористов-иммигрантов» и некой «Сечи», то, как можем догадаться, речь идёт всё о тех же штыках, на которых держалась власть Волошина. В 1939 году в Праге вышла книга «Карпатская Украина. Воспоминания и переживания» непосредственного участника «переживаний» оуновца В. Бирчака. Вот как описывает он эту «Карпатскую Сечь»: «Сечь была не организованная, бунтарская, атаманская и глупая... Сами же сечевики были – какая-то мешанина… Были здесь и дети, которые никогда и ружья в руках не держали… А если и забредали местные, то прихватывали ружья, относя домой… При малейшем сопротивлении разбегались наши по лесам… а другие сечевики выдавали венгерской разведке тех, что попрятались... ». Командование же Карпатской Сечи по признанию Бирчака представляли в основном участники террористических акций в польской Галичине, объявленные в розыск. Их руководство ОУН и «бросило на эмиграцию». То есть, за карпатские перевалы.

«Экспансия “заперевальщиков”, вмешательство сечевиков в 30-е годы в политическую борьбу на Подкарпатской Руси стали одним из источников антипатии закарпатцев к галичанам, главные представители которых и после войны поучают “национально несознательных” русинов, как жить, любить “их” Украину, всячески противодействуют восстановлению самоуправления, существующему гражданскому согласию, европейской культуре межнациональных отношений», – писал представитель Закарпатской области, народный депутат нескольких созывов Верховной Рады Иван Мигович. Писал ещё накануне галичанской «Революции гидносты» (гимном которой, кстати, стала «Плине кача» – реквием 1940-х годов по «сечевикам», погибшим на Красном поле).

Фонд стратегической культуры