«Всё, что происходит на Маяке – остаётся на Маяке!», - с такими мыслями синий краб, начиная очередное утро, энергично показывал богам непристойные жесты. По этим жестам, боги понимали, что он хочет жрать.
Когда с неба сыпалась еда, краб поднимал клешни в знак благодарности, но где-то внутри его крабьего ума промелькивало злорадство – мол, вроде как и над богами посмеялся, и сытым остался. Крабу нравилось считать себя умнее богов. Впрочем, боги были не против, ведь они были выше всего этого.
В соседнем стеклянном мире жила опытная черепаха. Точнее, опытный, потому как он. И сам он называл себя Панцирным. Так он представлялся своему волосатому другу, который приходил ночью.
Когда «ночной демон» со светящимися глазищами пришёл впервые, Панцирный, мягко говоря, обделался. Он проснулся от ощущения, что в его небольшом стеклянном мире появилось нечто. Огромное, инородное. До этого, кроме еды ничего не появлялось. Ночевал он в небольшой, но просторной деревянной берлоге-коробке, которая занимала четверть мира.
Демон был раза в два больше коробки. Панцирный, проснувшись, испугался и спрятался в панцире. До утра не открывая глаз. Когда демон ушёл, он не запомнил. Утром, выпросив у богов очередную порцию еды, Панцирный на сытый желудок начал размышлять о границах бытия. Значит, помимо границ мира и богов, есть ещё что-то! И кто-то! К следующему приходу демона он был готов.
Волосатый представился мейн-куном. Судя по его рассказу, он был ещё совсем ребёнком, несмотря на размеры. Панцирный сразу это просёк, как и то, что Волосатый с уважением к нему относился – Панцирный умел создать образ старого и опытного существа. А тут ещё представилась возможность – получить влияние над «ночным демоном», который, как оказалось, легко шастал по всей доступной Вселенной Маяка.
Получая новую информацию обо всём, Панцирный начал завидовать Волосатому. Точнее его возможностям и благосклонности богов. Периодически черепаха подговаривал мейн-куна совершить какую-нибудь гадость, например, забраться на кухонный стол – святая-святых богов. Ему жутко было интересно – насколько боги благоволят Волосатому. А и если попадёт – то, Панцирный переживать не будет. Но, к разочарованию черепахи, коту всё сходило с лап.
Мейн-кун считал себя практически ровней с богами. Помимо доступной Вселенной Маяка, он точно знал, что за этими границами есть иной, гораздо больший мир. Когда своими мыслями про этот внешний мир он делился с крабом или рыбами, те только смеялись над ним. Кстати, три ящерицы, жившие отдельно от всех, и черепаха не смеялись, а вполне серьёзно слушали кота.
Ещё кот общался со странным огромным существом, живущим за окном. Правда жестами. Мейн-кун понимал, что лохматая громадина тоже любимец богов, только во внешнем мире. Он, если и как-то слышал из разговора богов про сенбернара, вряд ли мог сопоставить это слово с тем, что возникало за окном и смотрело на кота глубокими и умными глазами.
«А что же там дальше? - иногда думал кот, наевшись, наигравшись, и уже сходив к черепахе. – Есть ли конец внешнего мира? Куда иногда уходят боги? И почему он должен исполнять прихоти Панцирного? А может, уже пора его послать? Ну надо ему залезть на стол – пусть вылезает из своего аквариума и лезет! Всё, сегодня ночью так ему и скажу. А то, черепахе надо, а огребается кот!». С этой мыслью Волосатый закрыл глаза, сладко зевнул и погрузился в неспокойные котовские сновидения, в которых он выходил во внешний мир, бегал вместе с лохматым, а сверху летали и кричали какие-то непонятные создания.
Оценил 1 человек
0 кармы