Южноафриканские фермеры бегут в Россию от черного апартеида

«САМОЕ СТРАШНОЕ, ЕСЛИ ТЕБЯ НАЗОВУТ РАСИСТОМ»

Я не могу видеть, как плачут мужчины. Особенно, сильные и большие мужчины. Такие, как Фрек ван Копенхэйген. Таких называют – «сам себя сделал». Родители не оставили ему ничего, и он с нуля создал фабрику моющих средств и построил роскошный дом. У Фрека грубые, рубленые черты лица и огромные руки. Кажется, ничто не может вывести его из равновесия. Зная, в какой стране он живет, он не стал полагаться на судьбу. И фабрика, и дом полностью контролируются камерами наблюдения. В доме есть оружие и «красная кнопка опасности» (по ней сразу можно вызвать частное охранное предприятие – ЧОП). Во дворе живут свирепые собаки. Вернее, жили…

В ту ночь два года назад Фреку, как здесь выражаются, «повезло». К дочке и сыну приехали друзья и увезли их на вечеринку.

– Мы дождались, когда дети уедут, и после полуночи пошли выпускать собак. Жена взяла с собой пистолет, а я – нет. Пятеро черных вооруженных мужчин напали на нас в темноте. Нас повалили на землю молча и сразу выстрелили в жену.

– Неужели вы ничего не видели на камерах наблюдения?

– Я думаю, кто-то из моего черного персонала был в деле и сдал всю систему охраны. Меня все время били по голове, волокли по земле и твердили: в эту ночь ты умрешь. Дотащили до дома и спросили, где сейф. Я показал на спальню сына. (В главном доме сидела моя старая мать). Они сказали: открывай. Я ответил: вы только что застрелили мою жену. А я вам скажу код от сейфа?! Сейф был пуст, но меня уже ничего не интересовало. Они связали мне руки, но я знаю, как сделать так, чтобы можно было освободиться. (Фрек показывает мне, как нужно держать кулаки. – Авт.). Тогда ты умрешь мучительно, заявили бандиты и натянули мне на голову пакет. Мне было все равно. Тут один из гангстеров вышел во двор и обнаружил, что моей жены нет. Раненая, она доползла до пустой собачьей будки и спряталась там. У нее было внутреннее кровотечение, и бандиты не видели следов крови на земле. Они все выбежали во двор, уверенные, что я вскоре умру. Но я сумел развязаться, стянул с головы пакет и перепрыгнул через забор.

Самые популярные магазины в Африке – магазины оружия

Я постучался в дом к соседу, но он из страха не открыл. В Африке никто не откроет дом после полуночи. Я пробежал всю улицу, и, наконец, один сосед рискнул. Он сразу вызвал ЧОП. Бандиты удрали, а мою жену я нашел в собачьей будке. Кожа у нее уже посерела. Мы довезли ее до госпиталя, где она скончалась.

И тут лицо у Фрека кривится, стягивается в маску боли, и он начинает рыдать. Я отвожу глаза.

– Бандитов нашли? – спрашиваю я.

– Конечно, нет! – Фрек удивлен. (Глупый вопрос в стране, где раскрывается всего три процента подобных преступлений). – Хотя они были без масок. Их фото есть на камерах.

– Они что-то украли?

– Ничего, кроме моего обручального кольца. В офисе стояли новенькие дорогие компьютеры, телевизоры. Они ничего не взяли.

– Можно я вас сфотографирую?

На лице у Фрека ужас.

– Прошу вас, не надо! Ради моих детей! Меня назовут расистом и выгонят из этой страны.

– Расистом?! – ошеломленно кричу я. – Но убили вашу жену! Преступление не имеет отношения к цвету кожи!

– В ЮАР имеет. Если ты белый, ты фактически вне закона.

Лучшие в мире мясные коровы. Только в Африке можно съесть настоящий стейк

ПОЛИЦИЯ БЕЗ ЗАЩИТЫ

Каждый, кого я просила показать город Йоханнесбург, недоуменно поднимал брови.

– А что там показывать? Обыкновенный гадюшник. Есть, правда, два чистеньких района, укрепленных не хуже военного форта. Ну, памятник Нельсону Манделе на площади. Вот и все. Белым в городе не рекомендовано появляться на улицах. Даже в машине. Там светофоры.

– А при чем тут светофоры?

– Очень даже при чем. Подойдут к стоящей машине, выстрелят, быстро обыщут. Плохо, что сразу стреляют.

– А куда же белые делись?

– Переехали в пригороды. ЮАР уже много лет входит в пятерку самых криминальных стран мира. Даже Афганистан обогнали.

Мы обедаем с моим другом Дирком де ла Ру, отставным полицейским, в пригороде, в большом шопинг-молле. За столиками сидят и белые, и черные.

– Вот видишь, – с надеждой в голосе говорю я. – Можете ведь дружно жить вместе.

Дирк усмехается.

– Ты не видела, как этот шопинг-молл открывали. Вот это было шоу! Привезли деньги в бронированной машине, чтобы магазины смогли начать работать, нагнали полицейских, собрался праздничный народ. Пот ом подъехали на нескольких авто черные джентльмены, человек двадцать с автоматами Калашникова. Началось побоище. Нескольких полицейских положили. Ранили в живот беременную женщину. Ее потом вертолетом в госпиталь эвакуировали. Ребенка, понятно, не спасли.

– Неужели полицейские настолько беспомощные? – возмущаюсь я.

– Да они сами себя защитить не могут. Их каждую ночь грабят. Заходят, требуют открыть сейф, забирают все оружие. Вот поэтому полиция платит бешеные деньги ЧОПам, чтобы те их охраняли. Недавно в газете прочитал новость: полицейский профсоюз требует, чтобы полицейские не работали с шести вечера до шести утра из-за опасной ситуации. Круто?

– Чего?! А кто граждан защищать будет?

– А это уже проблемы самих граждан. Я вот почему из полиции ушел. Знал, что коллега продал свой автомат, а в объяснительной написал, что, мол, потерял где-то. И это сходит с рук. Или еще хуже – другой коллега в доле с бандитами. И потом: прав никаких. У нас в городке одна старая белая леди-вдова держала магазинчик с лицензией на продажу алкоголя. Заходит черный, спрашивает: почем пиво? Она называет цену. Он говорит: слишком дорого, и швыряет ящик с пивом на пол. Потом берет следующий. Короче, леди вызвала полицию. Приезжаем мы с напарником. Говорим: мужик, так не пойдет, за разбитое пиво надо заплатить. Он в ответ: а у меня денег нет. Ну, мы его задержали, выходим из магазина, а там уже толпа черных собралась – человек тридцать. Окружили нас и орут: «Расисты! Апартеид!» Что делать? Стрелять в толпу? Отпустили голубчика.

Справедливости ради, надо сказать, что черные и своих мочат по-страшному. Тут такие погромы бывают, что армию вызывать приходится. Ладно бы просто убивали! Есть такая знаменитая казнь «ожерельем». Надевают человеку на пояс шину, обливают бензином и поджигают. Хочешь фотки покажу? Вот один выжил.

Я смотрю на «человека-шину» и чувствую, что сейчас меня прямо на стол и вырвет.

– Дирк, но они же христиане!

– Ну, так они себя называют. Скорее, это секты. Один священник прославился тем, что опрыскивает своих прихожан дустом: мол, это помогает избавиться от грехов.

– Логично! – смеюсь я. – Если это помогает от клопов и тараканов, должно помочь и от грехов.

– Другой священник требует, чтобы женщины не надевали в церковь нижнее белье. Тогда Богу будет легче в них проникнуть.

– Послушай, но ведь не настолько они дикие. Здесь множество школ и университетов. Правительство даже специально приплачивает, чтобы дети школу посещали.

– О, это целая традиция! Если какой-то городок хочет чего-нибудь добиться от правительства, они устраивают так называемый «мятеж». Перекрывают шоссе горящими шинами и первым делом сжигают школу. Они вбили себе в голову: раз правительство приплачивает за то, чтобы дети ходили в школу, значит, это надо правительству. Вот мы так ему и отомстим. Не будут наши дети ходить в школу. И точка.

– Но белые могут защищать свой образ жизни с оружием в руках. Тут множество магазинов с оружием!

– Так-то оно так! Только если ты его применишь, налетит толпа законников. Нельзя выстрелить в человека, если он зашел на твою территорию. Даже если в руках у него нож. Это тебе не Америка. Стрелять можно, если человек с пистолетом в руке приблизился к тебе ближе, чем на три метра! Мы тут бесправны. Есть такой у нас темнокожий марксист Джулиус Малема, лидер партии «Борцы за экономическую свободу». В свое время прославился тем, что распевал на митингах песню времен апартеида «Убей бура!». Именно он продвинул идею экспроприации земель у белых без компенсации. Я тут спросил одного черного: вот зачем тебе земля? Что ты с ней будешь делать? Земля – это тяжелая работа. Он мне в лицо рассмеялся…

В ГОСТИ К ФЕРМЕРАМ

Унылые бесконечные желтые поля с редкими вкраплениями деревьев. Стада жирных черных коров. Редко, как отрада, блеснет крохотный водоем. И так пятьсот километров. Ни жилья, ни людей. Единственное развлечение – плакаты с надписью «Криминальная опасность! Не останавливайтесь следующие пять километров».

– Тебе бы на ферму к моему отцу на Лимпопо! Крокодилы, львы, экзотика, – вздыхает Дирк.

– Не надо крокодилов! – нервно говорю я. – Их тут и в человеческом виде хватает.

– Зато нам сейчас приготовят отличные домашние сосиски из местных коров.

– Меня уже тошнит от мяса. Я скоро вегетарианкой стану.

– Мясо – это жизнь, – строго говорит Дирк.

Наконец мы сворачиваем на дорогу из гравия. Еще двадцать километров, и мы на месте. Нас встречают рыжеволосый фермер Ади Слебуш и его красавица жена Лиза. Двое детей. Собака Маша, которая облизывает меня с ног до головы. «Дети так любят мультик «Маша и медведь», – объясняет Лиза. С кухни доносится аппетитный запах домашних сосисок.

Перед едой вся семья читает молитву. Странно встретить в такой дикой глуши образованных людей, блестяще говорящих по-английски. Ади, кстати, три года учился в Амстердаме на факультете теологии! Именно его семья (сам Ади, его отец и сестра) произвели такой фурор в России, приехав от имени буров на разведку в Ставрополь: можно ли купить землю в России и обрабатывать ее?

– В Ставрополь попали случайно. Друг пригласил. – говорит Ади. – Мы прилетели, и вдруг такой аншлаг. Целая пресс-конференция!

Белые фермеры готовы защищать свой дом от любого врага

– А вот дальневосточный гектар не хотите купить? Там фермеры как раз нужны.

И я рассказываю им о великих и безлюдных просторах, о суровом климате, когда летом москиты и жара до 30 градусов и зимах до минус 35, о дикой природе. Ади слушает с интересом. В нем явно живет пыл бурских первопроходцев, но он разумно говорит, что для такой работы нужно несколько семей, целая община. Лиза беспокойно ежится в кресле.

– Я не вынесу русского холода!

Я смеюсь:

– Лиза, да в Африке сейчас холоднее, чем в России. У вас даже нет центрального отопления.

– Все решено, – сурово говорит Ади. – В конце сентября мы с женой и детьми едем в Россию, в Москву. Нашли работу в иностранных фирмах. Хотим выучить русский язык, присмотреться, подружиться с людьми и понять, что делать дальше. Здесь я веду переговоры с двадцатью семьями, которые тоже хотят переехать в Россию обрабатывать земли.

– Вы хотите спасти ваши жизни?

– Нет, хотя мой дедушка был убит в километре отсюда в первый год после апартеида. Мы хотим спасти наши души.

РОССИЯ – СТРАНА НАДЕЖДЫ

– Я верю, что у России блестящее будущее, – вдохновенно говорит Ади. – Да, там много коррупции, но где ее нет? Россия возвращается к традиционным христианским ценностям. Неолиберализм становится все более агрессивным. Я ненавижу так называемую гендерную идеологию, которую внедряет Запад, и не хочу, чтобы мои дети воспитывались ТАМ. Эта идеология противоречит Богу и самой природе. А Россия возвращается к естеству, к семейным ценностям.

Я познакомился в Амстердаме с русским другом, и он много рассказывал мне о России. Вот тогда я, моя сестра и мой отец решили увидеть вашу страну собственными глазами. Мы были очарованы гостеприимством и людьми, но нам твердо сказали: такие вопросы, как эмиграция, обсуждаются напрямую с Кремлем. Следующим разочарованием стало возвращение в Африку. Надо признать, что наши люди слишком консервативны и невежественны. Мне задавали дикие вопросы: Россия – коммунистическая страна? Существует ли «красная угроза»? Они все еще живут идеями холодной войны. Но даже двадцать семей, если они переедут в Россию, – это неплохо. Посмотрите, что мы сделали с нашей бесплодной землей! Черные кричат, что мы украли у них землю, но они всегда селятся около реки. А здесь нет воды. Нужно копать колодцы. Много вы видели людей по дороге?

– Если честно, то никого.

– А наша семья поселилась здесь в XIX веке в пустыне. У нас 350 отличных коров. И кто здесь живет? Я, Лиза (она сидит дома с детьми), мой старый отец с женой на соседней ферме и двое черных немолодых крестьян в своих домиках. И у нас целое хозяйство, которое требует непрерывной работы. А мы хорошие работники!

Лагерь для белых безработных семей

ЛАГЕРЬ БЕЛЫХ «БОМЖЕЙ»

Честно говоря, я ехала в лагерь, настроенная скептически. Представляла себе нечто вроде гетто, населенного пьяницами, каких полно в моем московском районе и которым я с утра даю копеечку на «опохмел». (Я ж не зверь, чтоб видеть, как человек мучается.)

Пустыня. Большая территория, огороженная проволокой и предупреждение о свирепых собаках. Зеленый газон, который поливает из шланга белый парень. Деревянные фигурки зверей, столь популярные в Африке. Маленькие аккуратные домики. Душевые кабины. Открытая общая кухня, вылизанная до блеска, и это при том, что дует сильный песчаный ветер. (Сразу видно, что здесь живут протестанты, которым свойственна страстная любовь к порядку. Чистота угодна Богу.)

Домик для безработных белых семей

Меня встречает веселая, добродушная, полная женщина Ли де Приз, лидер общины. И я слушаю ее рассказ:

– Много лет назад мой муж потерял работу. Его выгнали как белого с пивного завода, где он чинил машины. Мы с четырьмя детьми буквально умирали с голоду. У нас остался только этот кусок бесплодной земли, который мы когда-то купили. Просто он никому не был нужен. Люди узнали о нашей беде и стали привозить продукты. Даже слишком много продуктов. А мы видели, что недалеко от нас в ужасных условиях живет семейная белая пара. Пригласили их к себе жить. Церковная община нас не оставила. Привозили строительные материалы, чтобы можно было сделать домики, старую мебель, молоко с соседней фермы. Постепенно к нам стали приходить белые безработные семьи. Община росла. Вскоре моему мужу повезло найти работу. Наши дети выросли и разъехались. Но я привыкла заботиться о других. Церковь присылала нам новых бедствующих прихожан. Но мы берем только семейных, проверенных людей, часто с маленькими детьми.

В лагере для белых люди пытаются делать украшения для свадеб, чтобы выручить хоть немножко денег

Я озадачена.

– Ли, ничего не понимаю! Я познакомилась с вашими людьми. Крепкие молодые трезвые мужчины, образованные женщины. Почему они живут в вашем лагере? Что с ними не так?

– Все не так. Закон BEE ( Black Empowerment Economy). Объясняю. Вот вы молодая белая учительница, блестяще закончившая университет. У вас очень низкие шансы получить работу, ну разве что в каком-нибудь диком городке, где вам могут запросто перерезать горло во время очередного мятежа. Это так называемая «позитивная дискриминация» и квотирование. Право на работу имеют черные женщины, потом черные мужчины (в первую очередь, с нестандартной половой ориентацией), цветные, а в конце списка белые мужчины.

– То есть идеальный кандидат на работу – черная лесбиянка-инвалид, болеющая СПИДом. Самый худший вариант – здоровый молодой мужчина.

– Точно, – смеется Ли.

Ли де Приз и ее муж, сами жертвы дискриминации белых, организовали лагерь для безработных белых семей

– Ну, а если белый человек создает свою фирму и нанимает на работу белых?

– Теоретически, конечно, может. Но нарушит закон о квотировании. Перестанет получать заказы. Будет платить бешеные налоги. Да еще его обвинят в расизме. Поэтому предпринимателю приходится нанимать на работу пять-шесть черных не квалифицированных людей и одного белого, который будет трудиться за всех. Вот почему из ЮАР уехали все специалисты высокого класса. Остались рабочие, которые просто не скопили денег, чтобы вывезти семьи. А семьи у нас большие.

В маленькой комнате серьезные молодые женщины плетут украшения и венки из бумаги, ниток и пластика. «Это очень популярно для свадеб и похорон. И хорошо продается, – объясняет Ли. – Мужчины занимаются техническими работами. Строят дома, чинят, патрулируют территорию по ночам. Здесь трудности с водой и электричеством (у нас есть маленькие солнечные батареи, но их не хватает). Иногда пищу мы жарим на огне. Зато сделали первую теплицу, купили теленка и коз. Продержимся. И у нас богатый белый сосед. Он держит крупный рогатый скот и свое «секьюрити».

Я вижу через забор прекрасных белых страусов и кричу в восторге:

– Можно я их поглажу?

– Стой! Это и есть секьюрити. У соседа пытались воровать скот, но страус забьет ногами и клювом любого, кто появится на его территории.

Я прощаюсь с моими новыми друзьями и крепко жму их руки, но сердце сжимается от жалости. Дело их обречено.

Страус – не только отличный отличный кусок мяса, но и профессиональный секьюрити. Забьет ногами и заклюет любого нападающего

ПОСЛЕДНИЙ БЕЛЫЙ ГОРОД В АФРИКЕ

Двенадцать часов я трясусь в «черном» автобусе от страха. Я – единственная белая и потому даже сумку подложила под зад, чтоб ничего не украли. Но люди настроены очень благожелательно. Это скорее зажиточные черные (междугородние билеты стоят дорого). Мы все дружно жуем билтонг (вяленую говядину, которую раньше буры брали с собой на войну). Я пристрастилась к билтонгу, как к наркотику.

На часах девять вечера, и я понимаю, что автобус, как всегда в Африке, опаздывает часа на два. Значит, меня высадят на дорогу в 11 вечера со всем багажом и сумкой с деньгами в городе Hopetown (город надежды), который я уже мысленно окрестила Безнадежным городом. Я в панике. Дождутся ли меня мои знакомые?

Но в одиннадцать вечера меня встречает белый мужчина по имени Себастьян, писатель и интеллектуал из единственного белого города в Африке Орании. Он забрасывает мои вещи в машину. «Ехать еще 40 километров, – предупреждает он. – Но в машине есть мясо с картошкой и бутылка красного вина». «Нет уж, – говорю я. – Выпьем, когда доберемся живыми».

Мы едем по совершенно пустой черной дороге, и я просто счастлива, когда вижу первые огни.

– Добро пожаловать в Оранию! – радостно говорит Себастьян.

– Но где же заборы, охрана? – удивленно спрашиваю я.

– Есть камеры наблюдения, патрули, но мы так далеко от цивилизации, что вряд ли кто захочет к нам забраться.

Я захожу в неожиданно роскошный номер гостиницы и первым делом бросаюсь запирать решетку, но ее нет!

– Ты в полной безопасности, – смеется Себастьян. – В городе многие даже не имеют ключей от дверей. Ты среди своих.

Мы пьем чудесное красное вино на террасе, в полной тишине, где слышен только плеск фонтанов. Дикий холод. Я кутаюсь в одеяло, но ощущаю полное блаженство. Безопасность! Никто не перережет мне горло этой ночью или не наденет на голову пластиковый пакет. Первый раз в Африке я засыпаю спокойно, как ребенок.

РАБОТАТЬ И БОРОТЬСЯ

Символ Орании – босоногий дерзкий мальчишка, который стоит, закатав рукава и приготовившись к бою. «Вовсе нет, – возражают жители. – Он готов к работе, а не к драке».

В 1990 году, африканеры (белые жители) выкупили заброшенный городок за 200 000 долларов и основали свое собственное поселение на берегу реки Орания, где запрещено жить не африканерам (проще говоря, черным вход воспрещен). Это был хороший ход, поскольку белые давили на тот факт, что они являются меньшинством, их культура притесняется, их язык и традиции фактически под запретом. Население городка всего 1500 человек, но у них есть даже своя собственная валюта «ора», которую печатает местный банк. Официально, это «ваучер», но вы можете платить им везде. Причем, многие магазины, кафе и рестораны дают 10% скидку. Это выгодно и разумно. Деньги, которые зарабатывает население, не уходят из города.

На чем они зарабатывают? На плантациях орехов. А также разводят домашний скот, делают уникальные ручные сувениры, заманивают туристов (30 тысяч человек в год – совсем неплохой бизнес для крохотного городка). Построили отменную гостиницу на берегу чистой реки с роскошным спа-центром. Есть детский сад, школа, дом престарелых. Благоразумные буры открыли даже технический колледж (для строителей, слесарей, электриков). Но здесь полная беда с медициной. Доктор приезжает два раз в неделю. Зато чистенькое кладбище и множество памятников великим африканерам. Правда, я обиделась, что ирландским волонтерам, воевавших за буров против Англии, поставили памятник, а вот русским нет…

Но я вижу детей, играющих в одиночестве на траве, как в любой обычной стране (родители на работе). Атмосфера беззаботности и счастья.

Детский сад меня просто поразил. Дисциплина как в армии. Когда я вошла, дети сидели за столиками: рисовали, лепили из пластилина, клеили бумажные игрушки. Ко мне бросилась воспитательница:

– Неужели вы из России? Никогда не видела русских. Это правда, что все русские женщины красивы и очень следят за собой?

– Правда, – смеюсь я.

– Дети, у нас редкая гостья из России, – строго говорит воспитательница. – А теперь мы исполним для нашей гостьи песенку про рыбалку сначала на языке африканеров, а потом на английском языке.

Детский сад в Орании

Вечером большая тусовка в баре, сделанном из простых деревянных досок. К моему удивлению, все мужчины достают листочки бумаги и ручки. Викторина на языке африкаанс: о местных героях, об истории Африки. Мужчины, забыв о виски, полностью сосредоточились на вопросах, как школьники. История их народа и страны – это самое главное.

Целый час я скучаю, а потом разражается словесная баталия. Мне говорят, что Сталин начал Вторую мировую войну, что американцы первыми полетели в космос, что коммунизм и нацизм – это одно и то же. Я вспыхиваю как порох: «Да вы невежественные, недалекие люди! Вы не видите ничего дальше своего носа! И потому вы проигрываете битву из-за вашей необразованности!» И я напоминаю про Мюнхенский сговор 1938 года, когда западные державы заключили пакт с Гитлером, оставив СССР в одиночестве. Что в космос полетел Юрий Гагарин. Что коммунизм – это идея социального равенства и братства всех народов, а нацизм – это теория, объявляющая одну нацию избранной и управляющей человечеством. Я нахожу на компьютере песню «Священная война» и заставляю всех слушать. Три раза. Буры тоже не остаются в долгу. Они встают и, приложив руку к сердцу, поют песни англо-бурской войны. Ночью мы расстаемся друзьями.

ПОЧЕМУ ОНИ ПРОИГРАЛИ

Обратно в Йоханнесбург меня везет глава общины Орания Карл Бософф. Он умеет слушать и расспрашивает меня о далекой России, об СССР, о моем советском детстве.

– А что вы думаете об Орании? Вы верите в ее будущее? – спрашиваю я.

– Мой отец основал этот город. Когда перед смертью его спросили, какая ваша самая большая победа в жизни? Он сказал: Орания. А какое самое большое разочарование? Ответ: Орания. Мы думали, что белые люди потянутся в наш город. Что фермеры, которые живут под страхом смерти, скупят дешевые земли вокруг Орании и начнут все сначала ради солидарности и безопасности. Но они предпочитают со слезами продавать свои земли и уезжать в Австралию. Мы мечтали стать центром притяжения для африканеров и постепенно создать свою автономию.

– Власти ПОКА вас терпят, а потом раздавят как орех.

– Мы стараемся поддерживать хорошие отношения с властями. Они обещали нас не трогать.

– Просто до вас еще руки не дошли. Вы слышали, что кричит на митингах этот сумасшедший Джулиус Малема? «Убей бура», «забери его землю», «надо выгнать белых из страны»! И дикая, необразованная толпа воет от восторга. Власти могут обещать вам что угодно, но они – заложники своих избирателей.

Старый человек вздыхает и молчит.

– Вы ведь жили во времена апартеида. Что вас погубило?

Долгая пауза.

– Высокомерие, – тихо говорит Карл. – Вот, это точное слово. Мы считали себя лучше других, избранными. Еще бы! Маленький белый народ на диких землях создал высокоразвитую богатую страну с мощной инфраструктурой, мы сражались с англичанами, мы принесли в Африку цивилизацию. Но мы думали только о себе. И за это мы заплатили сполна.

МНЕНИЯ ЭКСПЕРТОВ

Ирина Волынец, председатель национального Родительского комитета России: “Надо помочь бурам”

– К нам обратились преследуемые в ЮАР буры, которые рассматривают возможность переезда в Россию. Речь идет пока о нескольких семьях, а вовсе не о 15 тысяч человек, как писали российские СМИ. Они разделяют наши ценности, семейственность у них на первом месте. Буры готовы к ассимиляции. При личном знакомстве эти люди мне по-человечески понравились: простые и открытые, решившиеся переехать в неведомую для них страну ради безопасности и спокойствия своих детей. Они полны надежд обрести здесь новый дом, планируют изучить русский язык и культуру. Буры хотят работать, они умеют это делать и не рассчитывают на помощь государства. Почему бы им не помочь?

Источник