Слово реформа как символ рукотворной экономической катастрофы

Опубликовал Юрий Комаров

 

 Слова о реформах стали мантрой экономических идеологов российской власти.

Кудрин по существу намерен не столько заниматься прямыми обязанностями руководителя Счетной палаты – то есть контролировать бюджетные расходы – сколько реформировать саму ее деятельность и начать контролировать не расходы, а их эффективность, которую вряд ли умеет оценить иначе как формально-бухгалтерски.

При этом он обещает, что правительство скоро приготовится к прыжку, который видит в подготовке пакета реформ.

Набиуллина утверждает, что для выполнения стратегического указа президента необходимо проведение «структурных реформ».

Дело даже не в том психологическом воздействии, которое на страну оказывает слово «реформа» – за последние тридцать лет все слова об экономических реформах оказывались увязаны с представлениями о катастрофах, потерях и ухудшениях.

С этой точки зрения, чем больше страну будут пугать словами о будущих реформах, тем больше общество уже только за эти слова будет ненавидеть власть, работники будут хуже работать, а обладатели капитала – выводить капиталы за рубеж.

В собственном значении слова «реформа» – это изменение формы, ее адаптация к новым условиям без сущностного изменения содержания.

 В России благодаря известным событиям слово реформа означает нечто близкое «рукотворной катастрофе» либо грабеж.

И дело не в том, правильно это понимание или неправильно.

С одной стороны, оно существует, а с другой, наши экономические идеологи настолько чужды реальности, что этого даже не понимают.То есть ведущие позиции в сфере экономической стратегии занимают люди, вообще мало представляющие, что в обществе происходит.

Но экономическую стратегию определяют именно они – и мы получаем экономический результат такой, какой и можем получить под их руководством.

И, к сожалению, проблема еще глубже.

Она в том, что с определенного времени в элите утвердилось представление, что все проблемы нужно решать не реальной работой, а «созданием условий», когда все будет работать само собой.

Сводится оно, пожалуй, к трем моментам:

- сохранять за собой власть, не неся ответственности за результат ее осуществления;- не напрягаться в процессе исполнения своих полномочий;

- по возможности создать систему, которая будет работать сама, без постоянного контроля и участия в процессе ее функционирования.

Власть в известном смысле состоит из двух начал – огромных полномочий и напряженной текущей работы.

Элита хотела бы полномочия по принятию решений и почести с привилегиями оставить за собой, а от тяжкой работы, требующей высокого профессионализма, себя избавить.

Хотелось бы некого управленческого «вечного двигателя». Чтобы один раз систему запустить – и дальше все завертится само собой.

Отсюда и известная формула: «Государство не должно вмешиваться в экономику.

Оно должно создавать условия, чтобы экономика работала сама».

И старая, когда-то верная и прогрессивная, но сегодня оспариваемая и отвергаемая идея рынка – понравилась и пришлась кстати.

Каждый будет делать то, что ему выгодно – и тогда всем вместе будет хорошо.

 А рыночные идеологи будут со своих элитарных лож наблюдать и комментировать.

И «создавать условия». И получать дивиденды за то, что все это придумали.При этом «создавать условия» на деле означает создавать некие конфигурации, когда человек будет делать не то, что хочет или что требует от него дело, а то, что требует конфигурация, в которую он поставлен.

То есть это управление не с помощью контроля, координации, постановки задач, определения средств достижения этих целей, а с помощью интриги. Причем возведенной в принцип.

Теоретически дело, конечно, не в том, чтобы один раз найти деньги на рывок и совершить этот одноразовый рывок.

Дело в том, чтобы перейти на такой уровень производственно-экономического развития, при котором создается стабильное ускорение развития.

Но это все равно не достигается без постоянного участия человека в управлении производством и экономикой.

 И участия не «контролерски-счетоводческого», а лично-управленческого.

Теоретически при капитализме это обеспечивается самовозрастанием капитала: деньги-товар-деньги.

Почему это не может в полной мере работать в современной России – отдельный вопрос.

В частности, потому что это не может работать там, где деньги можно постоянно выносить за пределы страны, где власть постоянно обещает новые реформы, изменение налогов, пенсионной и образовательной систем.

И устанавливает ставку по кредитам больше, чем может дать нормально развивающееся производство.

Но и самое капиталистическое производство на каждом управленческом участке требует активно работающего и вкладывающегося в свой труд человека.

 Мысль о том, что в капиталистическом производстве стремление к прибыли автоматически дает расширяющееся воспроизводство все более качественной продукции – это мысль какого-то предельного уровня вульгаризации.

Кризис 2008 года начался с того, что перестали оплачиваться ипотечные кредиты – потому что банки давали необеспеченные кредиты.

А банки давали их, потому что банковским менеджерам выгодно было дать как можно больше кредитов: вернет или не вернет заемщик деньги – станет ясно годы спустя, а бонусы менеджер получал в этом году.

И когда кредит мог оказаться непогашенным, а банк – разорившимся, его уже в этом банке вообще могло не быть.

Тут вообще встает проблема исчерпанности рыночной экономики в условиях сложного и долговременного производства.

Все хотят получить летательный аппарат – но обязательно четырехколесный и без крыльев.

И экономическое руководство страны постоянно играет в две увлекательные игры.

Первая: постоянно готовить реформы и даже реформировать – вместо того, чтобы просто работать и налаживать современное производство.

Вторая – постоянно бороться за экономию госбюджетных средств.

Тут налицо историческое расхождение меркантилизма и либерализма (не в смысле тех, кого сегодня называют либералами).

Меркантилизм считал, что главное богатство – деньги. Их нужно как можно больше собрать в казну и как можно меньше тратить.

Либерализм считал, что главное богатство – произведенные товары. И чтобы их стало больше, нужно как можно больше денег тратить, вкладывая их в производство.

Когда-то Сен-Симон писал, что общество разделено на два основных класса: работников и паразитов.

Причем к работникам относил рабочих и промышленников, а к паразитам – финансистов и юристов.

Можно сказать, что и нынешнее правительство, которое должно обеспечить прорыв в экономическом развитии, разделено на те же две группы.

На работников, которые должны обеспечивать успех своих отраслей, и финансистов и юристов (паразитов), которые должны наблюдать за экономным расходованием средств.

Экономические идеологи не понимают, что чем больше они говорят о реформах, тем больше из страны уйдет капиталов, тем больше денег будет переведено в доллары и тем больше людей перестанут заниматься реальной работой и начнут ждать, чем для них обернутся новые реформы.

Ровно так же они не могут понять и ряд других простых вещей:

- что богатство заключается не в собранных с населения деньгах, а в произведенных в стране товарах;

- что главбух не может быть первым лицом и даже первым замом первого лица ни в каком деле;

- что финансист не может быть выше отраслевика;

- что нигде и никогда в мире стратегические прорывы не осуществлялись на рыночных началах;

- что нужно работать, а не заниматься реформированием.

Они всего этого понять не могут – и, скорее всего, уже и не смогут.

Но именно они разрабатывают экономическую стратегию социального и технологического прорыва.

 То есть стратегию того, сути чего не понимают в принципе.

 Сергей Черняховский

➡ Источник: https://publizist.ru/blogs/34/...