История массового карантина в России

Ни что не ново под луной...

В российской истории бывало много случаев переноса эпидемий из Европы или от южных соседей. Но за счет чистоплотности и четких пограничных действий, чаще всего удавалось избежать катастроф. Однако были и периоды, когда из-за тупости и медлительности чиновников, приходилось идти на крайние меры и вводить массовый карантин в городах и губерниях. Особенно масштабными были последствия чумы 1654-1657 и 1770-1772 годов, а также холеры в 1830 году. До появления первого антибиотика (пенициллина) в 1928 году, лечение производилось в основном добрым словом и разными антинаучными методами, проще говоря — шарлатанством. 

Тогда (как и сейчас), главным средством противостояния эпидемиям, была гигиена и жесткие административные меры, а население могло уповать только на силы своего организма.

Вниманию немногочисленных эскулапов, удостаивались лишь богатые и высокородные, правда и пользы от этого было не много. Что касается основной массы населения, как говорил гоголевский смотритель богоугодных заведений Земляника, «человек простой: если умрет, так и умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет».

Эпидемия.

Например, чуму в «век золотой Екатерины» лечили через «выгонку пота», которая ее возбудителя, разумеется, не убивает. С древних времен применяли и окуривание как метод дезинфекции – сжигали в кострах можжевельник, полынь, ромашку. Но если можжевеловое масло действительно обладает антибактериальными свойствами, то расхваленная еще римлянами полынь в этом смысле абсолютно бесполезна.

В конечном счете все, что могли сделать властители, это попытаться сдержать распространение эпидемии, вверив Богу судьбы подданных. Перекрыть очаг – и ждать, что будет. 

Некоторые историки считают, что именно Русское царство первым поставило на широкую ногу практику карантинных застав. А ряд мер, внедряемых тогда властями по интуиции, с точки зрения современной эпидемиологии представляются вполне разумными.

Русско-польская война.

«Моровое поветрие» 1654-1657 годов

При царе Алексее Михайловиче, Россию подвела слабость органов власти на местах. Чума, как всегда, наступала из Европы, с запада на восток. На момент начала эпидемии, Россия вела войну с Речью Посполитой и царь находился с войсками. Развитая сеть карантинных застав, позволила спасти от эпидемии монарха и войско, а вот центральным областям не повезло. Указы о карантине мог издать только царь, через воевод-губернаторов, но вследствие нахождения его в военном походе, бюрократы затянули процесс и чума пришла в Москву раньше, чем успели ввести строгий карантин, а сами карантинные меры тут же перестали работать. Пограничники-стрельцы, столкнувшись с болезнью, попросту разбегались, перенося заразу дальше.

Чума в Москве.

Несмотря на жесткие меры, в Москве начались паника и массовое бегство. Для нераспространения заразы дороги, ведущие из города, блокировали войсками. В самой столице все погрузилось в хаос: на улицах валялись трупы умерших, банды мародеров, которые не боялись ни стражи, ни чумы, грабили брошенные дома элиты и торговые лавки. Бежавшие из Москвы купцы и ремесленники приносили болезнь в другие города.

Корреспонденцию правителю передавали так: гонец с одной стороны пограничного костра по буквам зачитывает текст, второй записывает и везет дальше.

Все разумные начинания и указания, компенсировались их повсеместным неисполнением. В конечном итоге Москва потеряла до половины жителей. Спад эпидемии в столице наметился в конце осени 1654 года. Вторая вспышка в 1656-1657 годах затронула низовья Волги, Смоленск и снова Казань. Количество погибших толком сосчитать не могли, возможно речь может идти о сотнях тысяч человек.

Чумной бунт.

Эпидемию чумы 1770−1772 годов, которая свирепствовала в Москве, называют последней масштабной вспышкой этой опасной болезни. Именно после нее были приняты гигиенические и профилактические меры, которые помогли избегать в дальнейшем больших потерь: во время чумы 1770-х в городе умерло около 60 000 человек.

Скорее всего, чуму занесли из Турции, с которой тогда вели войну. И по этой же причине, ее не сумели вовремя остановить. Карантинные меры были не выгодны поставщикам армии и коррумпированным военным.

Первых больных выявили сначала в военном госпитале, а затем на суконном заводе, а московский генерал-губернатор Салтыков в письмах к императрице сообщал, что в городе все благодатно и слухи беспочвенны. Императрица вела двойную игру: с одной стороны, в переписке с Европой, высмеивала сплетни о «моровой язве» в России и в русской армии (также была введена строгая цензура корреспонденции), а с другой, слала депеши Салтыкову, чуть ли не ежедневно расширяя свой список мер и советов (например, по требованию императрицы опытную группу пытались вылечить через натирание льдом).

Надо признать, что некоторые из примененных тогда мер административного карантина, дублируются до сих пор.

Например, была ограничена рыночная торговля, закрыты питейные заведения и бани, приостановлены почти все предприятия. Обозы с продуктами для Москвы останавливались за несколько верст от нее. Сделки заключались под присмотром полиции, а деньги и документы обеззараживались санитайзером того времени – уксусом. Больных и подозрительных изолировали в лазаретах и карантинных домах. Запретили и массовые собрания в помещениях. Правда, Екатерина при этом, рекомендовала Салтыкову заменить их массовыми гуляниями на свежем воздухе (!). Однако принимаемые меры не давали значимого эффекта. Попытка ограничения стихийных богослужений, привела к бунту.

Г. Орлов.

Губернатор и вся знать сбежали из Москвы, город погрузился в анархию. Ситуацию исправил срочно вызванный из Петербурга опальный фаворит Екатерины, граф Григорий Орлов. По его инициативе в столице начали действовать санитарные отряды, обеспечивающие эвакуацию больных и захоронение умерших в специально отведённых местах. Гвардейцы пресекали мародёрство и торговлю пожитками умерших, не допускали значительных скоплений людей. Улицы очищались от умерших людей, их имущество и дома сжигались. Осиротевших детей направляли в особый приют. На окраинах и за чертой города были основаны специальные карантинные больницы. Врачам положили двойное жалованье. Добровольно обратившимся за помощью при выписке выдавалось солидное денежное и вещевое пособие. Гражданам, скрывавшим больных, грозила вечная каторга, а вот донёсшие на таковых материально поощрялись.

Первая эпидемия холеры 1830-1831 годов

Другая крайность чиновников — оголтелое запрещение, привели к холерному бунту 1831 года. Холера появилась в России в 1829 году в Оренбургской и в пограничной с Персией Астраханской губерниях. Поздней осенью 1830 года она докатилась до Средней России, оттуда до Москвы, а к лету — и до Петербурга. Министр внутренних дел Закревский – человек упрямый, деятельный, подозрительный до паранойи и, согласно отзывам современников, не слишком умный – поставил на пути холеры такое количество заслонов, что в ряде мест попросту заморозил всю хозяйственную деятельность и прервал жизнеобеспечение. У застав образовывались огромные толпы, провизию держали на карантине, народ ждал голода и громко роптал. К тому времени император Николай I, опасавшийся за жизнь и здоровье себя и своих родных, покинул Петербург, переехав в резиденцию в Петергофе. Его примеру также последовали наиболее обеспеченные жители города, заколотившие особняки и устремившиеся за город, на дачи, куда болезнь ещё не успела добраться благодаря объявленному карантину. Александр Пушкин, живший в это время в Царском Селе, писал: «Здесь холера, то есть в Петербурге, а Царское Село оцеплено».

Народ негодовал, узнав, что Николай уехал из города, в то время, как простолюдинам покидать Петербург было категорически запрещено. Невозможность побега контролировало оцепление, стоявшее на границе с городом. Постепенно в обществе стали появляться слухи, будто заболевание завезли с собой врачи-иноземцы, которые распространяют заразу для того, чтобы извести русский народ. Толпы людей бродили по городу, избивали врачей, ломали кареты, возившие больных, «освобождали» тех, кого только везли в больницу. Кроме того, активно искали «отравителей», учиняя обыски. Наконец, народное негодование и паника, возникшая от того, что больных становилось всё больше, а власть откровенно бездействовала, привели ко вполне ожидаемому результату.

Николай I усмиряет бунт, гравюра.

22 июня на улицах Петербурга начались беспорядки. Бесчинства и сумасшествие дошли до апогея, когда огромная возбуждённая толпа оказалась на Сенной площади, где стояла временная холерная больница. Ворвавшись внутрь, люди выбили стёкла в окнах, сломали мебель, выгнали больничную прислугу и до смерти избили местных врачей. На помощь властям решили привлечь военную силу: гвардейские полки, усиленные артиллерией, окружили площадь, а на народ массированным ударом обрушился пехотный, а также Сапёрный и Измайловский батальоны. 

Когда, наконец, войска смогли навести относительный порядок, в столицу въехал Николай. Тогда же родилась легенда о героическом вмешательстве императора, смело и в одиночку усмирившего одним своим присутствием, обезумевшие толпы народа. 

Пушкин, которого карантин запер в Болдино дописывать «Евгения Онегина», посвятит этому стихотворение «Герой».

Урок не впрок?

Что же в итоге? Человек не прекращает свое вмешательство в окружающий мир, убивая все вокруг себя, отметая на своем пути по пути технического прогресса, даже основы существования общества и самого человеческого вида, а Природа не устает показывать нам, что мы полностью беззащитны перед ней.

В конечном счете выясняется, что мы не можем противопоставить эпидемии ничего, кроме изоляции и карантина, да и то с опозданием, не имеющим никакого логичного оправдания. Наша административная и медицинская системы по прежнему не готовы к таким вызовам. Новомодные веяния: глобализация, толерантность и космополитизм, развеялись как дым, при первой же серьезной проверке.

Сделает ли человечество выводы из очередного урока или снова позволит элите и политикам одурманить себе мозги? Я в это верю с трудом… но посмотрим, жизнь расставит все по своим местам. И лучше раньше, чем позже.

ИСТОЧНИК