Авторы третьей части статьи:
Александр Ясаков, Владимир Ивкин, Григорий Сухина
«Мир настолько стал фальшив,
что почти все благодарят за ложь
и обижаются на правду…»
***
Первая часть статьи расположена по настоящей ссылке.
С ответами авторов на вопросы Читателей и на возражения оппонентам можно ознакомиться здесь.
Вторую часть статьи читать по ссылке.
***
Мировой опыт научно-технической эволюции свидетельствует: любой научно-технический поиск, равным образом решение сложных многоуровневых научно-технических задач бывают результативными только тогда, когда перспективы и важность развития выбранного направления приложения усилий видимы, чётко понимаемы и решаемы не только научно-инженерным сообществом и лицами, возглавляющими отраслеобразующие НИИ. Но одновременно и с не меньшей глубиной – исполнительными министерствами и военно-политическим руководством страны. Добиться такого симбиоза возможно только при одном условии: путём активного генерирования научно-инженерным сообществом комплексных, наступательных предложений и программ развития по каждому направлению предметно ориентированного поиска с последующим формированием последовательности (алгоритмов и способов) решения приоритетных научно-прикладных (научно-инженерных) задач.
Ничего подобного от руководства РНИИ-НИИ-3 и близко не исходило. Сузив целевой фронт научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ первенствующего в своей области государственного института до узких рамок, Клеймёнов И.Т. и Лангемак Г.Э. не смогли стать инициаторами и авторами сколь-нибудь внятных и предметных предложений, вынесенных на правительственное рассмотрение. В результате Советское Правительство было вынуждено искать ответы на интересующие его вопросы другим путём.
Приводимые ниже документы из анналов Государственного архива Российской Федерации любезно предоставлены авторам Александром Михайловичем Кириндас [стиль и орфография документов сохранены]:
«СОВ. СЕКРЕТНО
НКВД – т. БЕРИЯ Л.П.
23.7.36 г. за № 19 – ВТБ [Военно-техническое бюро при Комиссии (Комитете) обороны при СНК СССР] своим постановлением (направлено в НКВД 23.7.36 г. за № 155) обязало НКВД добыть материал по вопросам ракетной техники. [Здесь и ниже выделено и подчёркнуто авторами настоящей статьи]
5.8.38 г. за № 993/тб Вам было послано распоряжение Председателя К.О. [Комитета обороны] т. Молотова В.М. с предложением получения дополнительной информации по ракетам и ракетным двигателям.
По всем этим вопросам за период с 1936 по 1939 год от НКВД поступил только один материал, не представляющий особой ценности.
Между тем по имеющимся у нас сведениям за границей эта отрасль техники вышла уже из стадии лабораторных исследований и находит практическое применение в военном деле. В Германии над вопросами ракетной техники работают следующие специалисты: проф. Герман Оберт, Иоган Винклер, Небель и крупнейший специалист Е. Зингер, который раньше работал в Австрии.
Во Франции ‒ большую работу в этом направлении ведёт проф. Государственной школы путей сообщения – Морис Руа, проф. Лонжевен и Веллей, Эсно Пельтри в своей собственной лаборатории в Париже, инженера Девильер и Бреге на заводах авиационной фирмы Бреге.
В Италии – военные специалисты Дж. Пенье, Ант. Стефанио, генерал Джеванни Крокко.
В США – проф. Готтард.
В Японии – Онено-Цугаро.
В дополнение к № 993/тб от 5.8.38 г. направляю детализированный перечень вопросов ракетной техники, интересующих нашу промышленность.
По указанию Председателя К.О. т. Молотова В.М. прошу Вашего распоряжения о реализации постановления ВТБ по данному вопросу.
ПРИЛОЖЕНИЕ: перечень на двух листах.
(И. Осипенко)
«26» июля 1939 г.
№ 1571/тб».
Письмо в адрес Наркома внутренних дел Берия Л.П. подписал Иван Петрович Осипенко, секретарь Комитета Обороны при Совнаркоме СССР – центрального государственного органа, осуществлявшего на тот момент руководство всей военно-технической работой в армии и на флоте. Письмо, как видно из приведённого текста, являлось третьим по счёту правительственным посланием к возглавлявшим органы советской разведки наркомам внутренних дел с требованием добыть сведения о ракетной технике за рубежом.
Первое, датированное 23 июля 1936 годом и оформленное постановлением № 19 Военно-технического бюро при Комиссии обороны, через тогдашнего наркома внутренних дел Ягоду Г.Г. обязывало решить указанную задачу персонально начальника иностранного отдела Главного управления госбезопасности НКВД СССР товарища Слуцкого А.А. Одновременно аналогичную задачу поставили и начальнику разведывательного управления РККА товарищу Урицкому С.П.
К постановлению прилагался перечень технических вопросов, ответы на которые требовалось добыть за границей. В том числе об устройствах «ракетных станков для стрельбы» пороховыми реактивными снарядами (!) и способах автоматического управления крылатыми и бескрылыми ракетами (!).
Абрам Слуцкий решение поставленной Правительством задачи в требуемом объёме и с надлежавшим качеством не организовал. Год спустя, 3 июля 1937-го, по линии иностранного отдела ГУГБ НКВД СССР за подписью заместителя наркома Фриновского М.П. на имя Молотова В.М. был представлен доклад с обзором ракетного изобретательства в США, брошюрой профессора Р. Годдарда о его опытах и со сборником американских патентов по ракетам с 1864 по 1936 годы. Сведения о ракетных разработках, ведущихся в Германии, Италии, Франции отсутствовали. Сформированный по данным открытых источников, к тому же большей частью на материалах конца 20-х – начала 30-х годов и только по одной стране, доклад разведки НКВД СССР никакой ценности не представлял. Судя по тому, что правительственные задания на поиск и сбор данных о ракетах продолжали формироваться, значит и по линии разведывательного управления РККА ничего существенного тогда добыть не удалось.
Второе требование о необходимости получения сведений об иностранных ракетах и ракетных двигателях Советское Правительство 5 августа 1938 года в форме распоряжения [исх. № 993/тб] направило в адрес Ежова Н.И. Приложением к указанному распоряжению шло задание с перечнем направлений поиска для советской разведки за подписью народного комиссара оборонной промышленности Кагановича М.М. Задание было очень кратким, но ёмким. Даже беглого взгляда достаточно, чтобы увидеть, какие сведения из-за границы и в какой последовательности интересовали советское руководство, а, вместе с ним и советских специалистов ракетного дела в середине 1938 года:
«1. Ракеты на жидком топливе /конструкция, материалы и расчёты/,
2. Ракетные двигатели /то же/ и
3. Ракеты – как снаряды /те же материалы/…».
За тремя короткими пунктами – безусловное понимание: интересовало наших спецов и органы, принимающие решения в стране, по ракетам буквально всё! Однако добыть предметный материал советская разведка вновь не смогла.
Ровно через год НКВД СССР в лице своего нового наркома товарища Берия Л.П. получил от Правительства очередное требование – третье по счёту [исх. № 1571/тб] – организовать загранработу по поиску и передаче в СССР сведений по ракетной технике и ракетному вооружению. Приложением к нему, как и в первых двух, являлся перечень остро стоящих перед научно-инженерным сообществом по данной тематике вопросов. В этот раз он был существенно детализирован и составлял четыре листа машинописного текста [при указанных в письме двух]. По причине большого объёма названного перечня привести в настоящей статье его полное содержание не считаем возможным, ограничимся только краткой характеристикой.
Перечень, подписанный наркомом боеприпасов Сергеевым И.П., структурно состоял из преамбулы-обоснования этого документа и пяти разделов. Раздел I объединял вопросы по пороховым ракетам и их применению, раздел II – по ракетным двигателям на жидком топливе, раздел III – по воздушно-ракетным [самолётным] двигателям, IV – по баллистическим (аэродинамическим) трубам, V – по инжекторным аэродинамическим трубам.
Повторимся, но и спустя три года после первого письма Советского Правительства в НКВД с запросом на разведывательную информацию о состоянии ракетного дела за рубежом, наших по нему специалистов продолжало интересовать буквально всё. В том числе в разделе по пороховым реактивным снарядам по-прежнему – пусковые приспособления для них, устройство таких приспособлений и их действие; по жидкостным ракетам – методы и механизмы обеспечения их устойчивости в полёте и способы управления такими ракетами; по тем и другим – величины давлений в камерах сгорания, род применяемых топлив, конструкции двигателей, типы используемых материалов, для каких целей ведётся разработка и т.д. и т.п. Всего 36 предметных вопросов.
Анализ рассмотренной переписки, происходившей между Советским Правительством и НКВД в 1936-1939 годах, позволяет сделать несколько весьма важных выводов.
Первый. Советские специалисты, работающие в области конструирования и создания жидкостных ракет и ракетных двигателей, в том числе и Сергей Павлович Королёв, в середине-конце 30-х годов прошлого века находились в инженерно-конструкторском тупике. В этот период им не удалось решить ни одного фундаментального вопроса ракетостроения: создать устойчиво и надёжно работающие жидкостные ракетные двигатели, найти способы значительного повышения их мощности, определиться с оптимальными конструктивными формами баллистических и крылатых ракет, обеспечить выход на устойчивую баллистическую траекторию создаваемых и испытываемых летательных аппаратов, а равно и стабилизацию их полёта, сформировать хотя бы основы системы управления стартующих и летящих ракет. Никакими значимыми достижениями на данном поприще не проявила себя в тот период и советская наука. К её возможностям, по большому счёту, тогда серьёзно и не обращались.
Второй. Советская разведка в рассматриваемый период времени не имела и не смогла по заданиям Правительства добыть сколь-нибудь обстоятельных сведений о содержании и направлениях работ в области создания ракетных вооружений за рубежом, в первую очередь в Германии. По сути, уровень её компетенции в этом вопросе на всём протяжении 30-х годов ограничивался лишь общим пониманием, что такие работы за границей ведутся очень интенсивно, и устаревшими данными из открытых зарубежных источников. Лучшее тому доказательство – перечень иностранных специалистов ракетного дела, приведённый в письме на имя Берия Л.П. от 26 июля 1939 года. В нём указаны сплошь лица, о чьих работах стало известно с середины 20-х – начала 30-х годов ушедшего века. К тому же результаты их исследований актуальными к 1939 году давно уже не являлись. Фамилии конструкторов, инженеров, учёных Третьего рейха, начавших делать серьёзные успехи на пути к созданию ракет дальнего действия, оставались неизвестными для всех в Советском Союзе заинтересованных сторон.
Безусловно, добывание разведывательной информации в другом государстве – задача всегда архисложная и часто нерезультативная. Поэтому напрямую ставить в вину советским разведчикам тот факт, что они не смогли добыть нужных стране сведений о ракетных разработках за рубежом, было бы неправильным. Но, вместе с тем, на фоне многочисленных публикаций последних десятилетий о том, что наша довоенная разведка блестяще справлялась с поставленными задачами, а «параноидальный» Сталин И.Б. и «палач» Берия Л.П., тем не менее, беспричинно подвергали остракизму разведчиков целыми партиями, необходимо совершенно определённо сказать следующее. В довоенную эпоху для советской разведки содержание многих научно-технических достижений, даже целые направления научного поиска и инженерно-конструкторских исследований Германии, как и других высокоразвитых капиталистических стран, прежде всего в военном деле, остались недосягаемыми. И не только в области создания ракетного оружия, но также в авиации, кораблестроении, радиотехнике, связи, в сфере ядерных технологий. Без достоверной научно-технической информации извне на том этапе своего развития советские наука и техника по целому ряду предметных областей, в том числе и в ракетостроении, похвастаться выдающимися результатами не могли.
Третий. Неоднократные требования Советского Правительства к своим разведорганам добыть сведения о зарубежных пусковых приспособлениях для пороховых реактивных снарядов, их устройстве и принципе действия, свидетельствует только об одном. Даже в 1939 году у наших специалистов ракетного дела уверенности и твёрдого понимания, какой делать наземную пусковую установку для обеспечения приемлемой эффективности действия РС-ов, не существовало! Не существовало, несмотря на то, что на момент формирования последнего правительственного требования, то есть к июлю 1939-го, на вооружение уже были приняты снаряды РС-82 и РС-132, а в НИИ-3 работали над вариантом боевой машины, которому через два года предстояло стать знаменитой «Катюшей». Данный факт находится в явном противоречии с широко устоявшимся мнением последних лет, согласно которому работа над пусковыми устройствами для реактивных снарядов никогда не являлась главной, главной была только разработка самих снарядов. Поэтому, якобы, Лангемак Г.Э.с Клеймёновым И.Т. ей, как элементу второстепенному, внимания и не уделяли. Мол, понадобилось бы, изготовили легко. Первостепенным для них было сделать основной элемент системы – реактивные снаряды. Лангемак Г.Э. и Клеймёнов И.Т. возглавили группу их создателей, и поэтому именно они по праву могут считаться подлинными авторами легендарных «Катюш». Этот взгляд, это мнение, сформированное в конце 80-х – начале 2000-х годов, считается в настоящее время единственно правильным и непременно выдвигается на первый план практически во всех работах и статьях, так или иначе затрагивающих историю создания советских «Катюш». Научная общественность при этом робко молчит.
Молчит, хотя каждому её члену прекрасно известен фундаментальный постулат: в любой системе – а «Катюша» и была, прежде всего, реактивной системой залпового огня – второстепенных элементов не бывает. Система потому и является системой, что представляет собой совокупность элементов и связей между ними. А техническая система ещё и функционирует только потому, что функционирует каждый элемент, её образующий. Поэтому в «Катюше» Великой Отечественной боевая машина БМ-13 и реактивные снаряды М-13 – суть неразрывное единство. Хотя, если до конца занимать принципиальную позицию, то простой советский солдат, который, собственно, и дал ласковое русское женское имя полюбившемуся боевому средству, «Катюшей» прозывал именно боевую машину БМ-13 на шасси ЗИС-6, «Марман» или «Студебеккера». К снарядам М-13, будь они хоть во множественном, хоть в единственном числе, имя женского рода ну ни с какого бока не приткнешь. Да и сам снаряд М-13, разработанный в 1939 году, не являлся лишь модификацией снаряда РС-132, о чём неизменно любят подчёркивать авторы, не желающие разбираться в технических деталях описываемых ими же изделий (к примеру, уже упомянутый нами учёный от техники А. Баженов в статье «Одни лишь факты», опубликованной в журнале «Наука и жизнь, № 12 за 1988 год).
На самом деле снаряд М-13 (РОФС-132) имел другую боевую часть (вес взрывчатого вещества 4,9 кг против 1,9 кг у РС-132), большее количество топлива (7,1 кг против 3,78 кг), его общий вес составлял 42,5 кг супротив 23,1 кг у РС-132. Улетал М-13 на дальность 8470 метров в отличие от РС-132, чья дальность составляла 7100 метров. Конструировали М-13 и рассчитывали в инженерном и баллистическом отношениях заново, его наново подвергали всему циклу испытаний и принимали на вооружение как новый реактивный снаряд с лучшими боевыми качествами, чем у РС-132. И разрабатывал М-13 (РОФС-132) Василий Николаевич Лужин, ведущий инженер-конструктор НИИ-3.
Так что как факты не передёргивай, понятия не подменяй, а товарищи Лангемак Г.Э. и Клеймёнов И.Т. авторами знаменитой «Катюши» считаться не могут. Тем же, кто на этом настаивает, посоветуем тогда в число авторов советских ракет Р-1 и Р-2 в обязательном порядке включать Вальтера Дорнбергера и Вернера фон Брауна. Во всяком случае, последние имеют на то вряд ли меньше оснований, чем Лангемак Г.Э. и Клеймёнов И.Т. в отношении «Катюши».
Четвёртый. Советское руководство, имея по факту отсутствие значимых результатов в области создания жидкостных ракет и ракетных двигателей в стране и реально оценивая потенциал работающих по этому направлению инженерно-конструкторских кадров, так же как и их шансы на ближайшую перспективу, пыталось разведывательным путём получить доступ к достижениям в этой области других стран и использовать их в интересах своего государства. В первую очередь в целях ускорения работ по созданию ракет дальнего действия через ознакомление наших специалистов с мировыми ноу-хау.
Государству в области создания РДД нужны были реальные результаты. Советские разработчики их не давали. В обозримой перспективе в том числе. И это касалось не только ведущего РНИИ-НИИ-3, но и специализирующегося на разработке жидкостных баллистических ракет КБ № 7. Кстати, это конструкторское бюро, оно же научно-исследовательское учреждение раннего советского ракетостроения, за время непродолжительной деятельности (с 1935 до начала 1939 года), в своих разработках отечественных жидкостных ракет продвинулось куда более существенно, нежели Реактивный институт. И что особенно важно, в отличие от него двигалось в правильном направлении.
Возглавляемый Леонидом Константиновичем Корнеевым и Александром Ивановичем Полярным коллектив КБ-7 стал первым в нашей стране, кто осуществил успешный пуск жидкостной ракеты по баллистической траектории. Состоялось это событие 11 апреля 1937 года. Сконструированная и сделанная сотрудниками КБ № 7 ракета Р-03 улетела в тот день на шестикилометровую дальность, а протяжённость её баллистической траектории составила тогда 12 километров! Этот же коллектив в своих изысканиях и конструкторских разработках начал рассматривать и пытаться решить проблему автоматического управления полётом баллистической ракеты при помощи гироскопов с приводом на рули, то есть создавать систему управления непосредственно реактивным движением (ракета АНИР-6). Первенствовало КБ-7 и в вопросе разработки системы дистанционного управления летящей ракетой. Свою ЭНИР-7 специалисты КБ-7 в плоскости стрельбы рассчитывали удерживать в пучке инфракрасного луча прожектора посредством установленных на борту фотодатчиков и четырёх специальных микродвигателей в качестве исполнительного механизма. Применяя, собственно, данную схему на одном из своих изделий, сотрудники КБ-7, таким образом, делали первый шаг на пути к радиоуправлению ракетой на активном участке траектории.
Конструкция составной двухступенчатой жидкостной ракеты (Р-10), пороховой аккумулятор давления, обеспечивающий вытеснительную подачу топлива из баков (на ракете Р-05), отработка программы пусков жидкостных ракет (Р-03 и Р-06) под разными углами к горизонту, применение сбрасываемых стартовых пороховых двигателей также впервые были выполнены в Советском Союзе коллективом конструкторского бюро № 7. Корнеев Л.К. и Полярный А.И., как руководители коллектива, первыми в стране начали формировать широкую научную кооперацию для решения комплекса прикладных и научных задач, возникающих в ходе опытно-конструкторских и научно-исследовательских работ. С КБ-7 тесно сотрудничали: Военно-инженерная академия им. В.В.Куйбышева, Механико-машиностроительный институт имени Н.Э. Баумана, Всесоюзный энергетический институт, Ленинградский оптический институт, Центральный аэрогидродинамический институт, Харьковский огнеупорный институт, Институт химической физики и Геофизический институт Академии наук СССР, Украинский физико-технический институт, Главная геофизическая обсерватория гидрометеослужбы, Астрономический институт имени П.К. Штернберга. И сотрудничество это шаг за шагом перерастало в действующее практически на постоянной основе.
Леониду Константиновичу Корнееву принадлежит также и первое в стране комплексное предложение об экстренном и масштабном развёртывании работ над жидкостными баллистическими ракетами и создании с этой целью научно-исследовательского института со специализированной опытно-экспериментальной базой.
Хоть и краткое, но достаточно ёмкое настоящее описание пусть далеко не окончательных, но весьма важных отправных результатов деятельности КБ № 7 Наркомата обороны в период его существования – особенно в сравнении с отсутствием таковых за тот же период в Реактивном институте (см. часть вторую настоящей статьи) – позволяет увидеть, что советский ракетный проект довоенного времени начал обретать свои реальные очертания и имел очень даже вероятное результативное продолжение вне стен созданного с этими целями и ведущего в стране РНИИ-НИИ-3.
Но до настоящего времени история КБ № 7 и его специалистов никогда (!) не становилась предметом научного изучения. Попробуйте, к примеру, уважаемый Читатель, найти биографические данные о руководителе названного конструкторского бюро, о Леониде Константиновиче Корнееве. Хотя бы краткие! Ни за что не найдёте. Отечественную историческую науку и космическую журналистику, по существу, никогда не интересовали и до сего дня не интересуют лица и коллективы, чья деятельность проходила, а деяния совершались вне биографий главных персонажей космической эпопеи, Королёва С.П., Глушко В.П., Келдыша М.В., Пилюгина Н.А., Кузнецова В.И., Рязанского М.С., Бармина В.П. и ряда других высоких руководителей и учёных.
Вот, к примеру, что написано о КБ-7 в казалось бы фундаментальном издании «Космонавтика и ракетная промышленность», вышедшем в 2003 году в издательстве «Машиностроение» под авторством Фаворского В.В. и Мещерякова И.В. и с санкции Российско-авиационного космического агентства: «Определённый вклад в разработку баллистических ракет с кислородными ЖРД и исследование проблем, связанных с устойчивостью ракет, внес коллектив КБ-7, организованного на базе МосГИРД, однако все созданные там ракеты были экспериментальными, а разработанные перспективные проекты не сулили сколько-нибудь значительной эффективности». А ракеты РНИИ-НИИ-3, выходит по контексту авторов, значительную эффективность сулили?! Вот только, интересно, какие из них господа Фаворский В.В. и Мещеряков И.В. имели ввиду? Оказывается, те самые планерные конструкции на ракетных двигателях, что разрабатывались под руководством Сергея Павловича Королёва, и ни одна из которых так и не полетела и полететь не могла! Позвольте, а разве они не были экспериментальными тоже? Если, по мнению авторов, не были, так что ж для них, интересно, головные части тогда не разрабатывались?
Но читаем дальше и к категории эффективных и перспективных проектов РНИИ-НИИ-3 находим отнесённые авторами указанного труда… пороховые снаряды для реактивной артиллерии! Как раз те, проблему высокого рассеивания которых их разработчики так и не смогли решить на протяжении всех 30-х и 40-х годов. «Ату Ясакова, Ивкина и Сухину! – тут же в один голос вскричат многие оппоненты. – «Катюши» в Великой Отечественной войне доказали свою эффективность в боях!» Даже спорить не будем. Только отметим, что, во-первых, эффективными и результативными «Катюши» сделали отнюдь не конструкторы и инженеры их разработавшие, а высшее военное руководство страны. Сделало не технически, но путём грамотных организационных мер, сведя боевые машины реактивной артиллерии в полки, бригады и дивизии, и применяя последние только массированно и по ограниченным площадям, компенсируя, таким образом, высокое рассеивание пороховых реактивных снарядов, продукт-творение РНИИ-НИИ-3! И, во-вторых, даже если в результате принятых организационных мер реактивная артиллерия всё-таки показала достаточную боевую эффективность, то с какого бока её РС-ы фигурируют в названном труде в главе под названием «Начало практических работ по созданию жидкостных ракет», да ещё и с колонтитулом на страницах «На подступах к проникновению в космос»??? Какую такую связь увидели господа Фаворский В.В. и Мещеряков И.В. между снарядами реактивной артиллерии и будущим прорывом советских ракет в космическое пространство? Сдаётся, только единственную: в РНИИ-НИИ-3 трудился будущий непосредственный организатор и руководитель работ по созданию космических ракет Сергей Павлович Королёв, а принятыми на вооружение ракетами этого института (не экспериментальными) оказались лишь пороховые РС-82 и РС-132. Через них и сделали Реактивный институт альма-матер советского ракетостроения. А точнее, «за уши притянули», не смутившись даже тому факту, что уж кто-кто, а Сергей Павлович к пороховым реактивным снарядам вообще НИКАКОГО отношения не имел! Предельно ясно, что применительно к исторической действительности такой авторский «ход конём» есть не более чем умышленный обман Читателей, закамуфлированный высокой фразой и научной формой подачи материала.
Вне имени Королёва С.П. для господ Фаворского В.В. и Мещерякова И.В. довоенная история советского ракетостроения содержания не имеет. И не только для них. Никто, подчеркнём особо (!), НИКТО из пишущих о советском ракетостроении не считал нужным и должным хотя бы отметить тот факт, что новым руководством НИИ-3, заступившим на смену Клеймёнову И.Т. и Лангемаку Г.Э., была сразу же прекращена установленная последними и существовавшая в институте порочная практика конструирования ракетных двигателей вне их конкретного предназначения. Были не только возобновлены работы над жидкостными баллистическими ракетами, но начато проектирование их, прежде всего как боевых изделий. В сжатые сроки специалисты института сконструировали и воплотили в реальные формы:
‒ «объект № 604», баллистическую ракету дальнего действия на комбинированном ракетном двигателе с расчётной дальностью полёта в 20-25 километров;
‒ «объект № 521», баллистическую ракету дальнего действия на азотно-кислотном жидкостном ракетном двигателе с расчётной дальностью 20-25 километров;
‒ «объект № 602», баллистическую ракету дальнего действия на кислородном ракетном двигателе и с гиростабилизатором [подчёркиваем особо!], с помощью которой рассчитывали достичь дальности порядка 50-60 километров.
Более того, все указанные «объекты» уже в 1940 году прошли полигонные испытания. Причём испытывались они теперь не единичными экземплярами, а сериями по 8, 14 и 4 ракет. В ходе испытаний, к примеру, 604-го объекта, проходивших 5-21 января 1940 года, пять из восьми пущенных ракет показали тогда положительные, близкие к расчётным, результаты. Максимальное расстояние полёта при этом составило 19 795 метров! 521-я ракета 6 августа того же года также улетела на 20 километров (против семи-то километров порохового РС-132)! С испытаний 30 ноября 1940-го моделей 602-й ракеты в НИИ-3 Наркомата боеприпасов началась практическая отработка основ обеспечения устойчивости баллистических ракет в полёте.
Давайте, уважаемый Читатель, не поленимся и сравним только что приведённые результаты полигонных испытаний изделий НИИ-3 в 1940 году с аналогичными результатами испытаний летательных конструкций, разработанных под руководством Сергея Павловича Королёва, которые приводились нами во второй части настоящей статьи. Сравнили? Что называется, почувствуйте разницу…
Можно ещё для полноты картины сравнить по эффективности результаты, достигнутые главными двигателистами РНИИ-НИИ-3: Валентином Петровичем Глушко и Леонидом Степановичем Душкиным. Из добрых нескольких десятков двигателей и их модификаций, созданных под непосредственным руководством Глушко В.П. в 1929-1938 годах, то есть за 9-летний период, на реальные летательные аппараты был установлен только один – ОРМ-65. 212-я ракета, им оснащённая, летать «не захотела», с ракетоплана РП-318 этот же двигатель был снят ввиду недостаточной отработки его тепловых характеристик и возникающего вследствие этого сильного перегрева головки камеры.
На двигателях разработки коллектива, возглавляемого Душкиным Л.С. в 1933-1939 годах, успешно полетели ракеты ГИРД-X, «АвиаВНИТО», 604-я, 521-я, ракетоплан РП-318.
Проведённые сравнения, даже беглые, формируют имеющий принципиальное значение вывод: реальные и значимые успехи и достижения Реактивного – Научно-исследовательского института № 3 были связаны отнюдь не с именами Королёва С.П., Глушко В.П., Клеймёнова И.Т. или Лангемака Г.Э. Но в первую очередь с деятельностью и работой нового директора НИИ-3 Слонимера Б.М., главного инженера института Костикова А.Г., начальника отдела и конструктора двигателей Душкина Л.С., начальника группы Тихонравова М.К., ведущих инженеров-конструкторов Андрианова А.В., Галковского В.Н., а также с рядом других, остающихся до сих пор в безвестности специалистов.
Но перечисленным лицам, за исключением, пожалуй, одного лишь Тихонравова М.К. (да и то, исключительно на малозначащих ролях) вплоть до настоящего времени отказано в праве войти в историю отечественного ракетостроения. Не стала по сей день достоянием нашего общества и история развития самого РНИИ-НИИ-3, особенно в период с 1937 по 1941 годы. История детальная, неангажированная, свободная от семейственности и кровнородственных точек зрения, или другими словами, полная, объективная, воссозданная с использованием современных методов научно-исторического поиска и, прежде всего, на основе системного подхода. При отсутствии таковой в обществе к настоящему моменту сформировалось устойчивое мнение, что «арест и уничтожение лучших конструкторов НИИ-3 не прошли бесследно. Творческий потенциал Института упал, и ничего выдающегося в последующие несколько лет в НИИ-3 сделано не было». Именно в такой трактовке многие тематические и информационные сайты Интернета заполняют образовавшийся исторический вакуум (см., к примеру, статью «80 лет созданию Реактивного института (РНИИ)» на Сайте Исследовательской Творческой Группы «Солярис»). Заполняют домыслами некомпетентных дилетантов, ничего общего с реальной действительностью не имеющих.
Полным молчанием пишущие о советском довоенном ракетостроении – причём пишущие всех категорий, от компиляторов и неспециалистов до учёных мужей – обходят проблемные и важнейшие вопросы, беспристрастные ответы на которые позволяют точно установить, «откуда (всё-таки) есть пошла» управляемая ракетная техника нашей страны? Хотя вопросы эти, казалось бы, лежат на поверхности, и задать их должен каждый, кто так или иначе изучал или изучает сейчас историю отечественной ракетной техники. Вопросы эти просты и естественны: а почему, собственно, с началом 40-х годов какие-либо сведения о разработках жидкостных баллистических ракет в СССР вдруг резко пропадают, и речь начинает вестись только о создании реактивной авиации на жидкостных ракетных двигателях? Куда делись казалось бы перспективные разработки таких ракет, как 604-я, 521-я, 602-я? Почему Научно-исследовательский институт № 3, который создавался исключительно как учреждение, долженствующее разрабатывать ракеты различных классов и назначения и работающее по этому направлению без малого десятилетие, вдруг враз стал заниматься конструированием реактивных самолётов? С чего, вдруг? Почему на эти вопросы нет до сих пор никаких ответов? Отсутствуют как таковые даже попытки сей факт хоть каким-то образом истолковать.
Объяснение такому полному и повсеместному молчанию только одно: любое объективное изложение с научно-исторической стороны названных выше непонятностей неизменно повлечёт за собой признание того, что:
1. В довоенный период в РНИИ-НИИ-3, в других организациях, ведущих разработки ракет в нашей стране, задача создания для них систем управления (хоть каких, автоматических ли, полуавтоматических, или комбинированных) решена не была. Лишь к концу 30-х – началу 40-х годов это важнейшее направление, с реализацией которого только и может вестись речь о баллистических ракетах дальнего действия как об оружии или как о космическом средстве, начало приобретать правильный вектор своего развития и осязаемые (внятные) формы. Сначала в Конструкторском бюро № 7, в научно-исследовательской работе АНИР-6, а после ликвидации и передачи всех фондов, работ и специалистов этого КБ в НИИ-3 – на ракете, обозначенной индексом «602». Однако, дальше полученного в результате теоретических расчётов и подтверждённого в ходе испытаний вывода о том, что стабилизация летящей жидкостной ракеты с помощью гироскопа вполне возможна, дело не пошло. О полноценном управлении реактивным движением ракеты в полёте речь так и не завели, к отработке системы не приступили.
2. Другой важнейшей проблемой конструирования баллистических ракет, требующей обязательного решения в целях достижения ими больших и сверхбольших дальностей, являлась проблема создания вертикального старта ракеты с последующим выходом её или забрасываемого ею «полезного» груза на баллистическую траекторию через космическое пространство. Но ни РНИИ-НИИ-3, ни КБ-7 в течение всех довоенных лет задачу в такой постановке не приняли хотя бы к рассмотрению.
Вертикальный старт пытались отрабатывать только для стратосферных ракет. И успешно стартовавшие ГИРД-X, «АвиаВНИТО», сделанные специалистами ГИРД в РНИИ, по своим проектным характеристикам относились именно к таковым. Но товарищи Клеймёнов И.Т. и Лангемак Г.Э. к вопросам исследования стратосферы и в перспективе ещё бóльших высот проявили полное равнодушие. Программа разработки стратосферных ракет в институте при них была закрыта. Работы в этом направлении продолжило только КБ-7. Уже его первая ракета Р-06 такого назначения в первом пуске 25 июля 1937 года взлетела на 4,5, во втором того же дня – на 6 километров. Идущую ей на смену ракету Р-05 (один из её вариантов) начали проектировать к полёту на высоту в 50 км. Возникшие в ходе такого проектирования трудности, хоть и естественного порядка, но требующие для своего решения комплексного подхода и немалых материальных затрат, быстро превратили и без того имеющее место к подобным проектам скептическое отношение руководящих советских чиновников в их полное к стратосферным ракетам равнодушие. К началу 40-х годов программу исследования больших высот с помощью жидкостных ракет, как не решающую задач оборонного характера, признали в нашей стране ненужной. В техническую возможность в обозримой перспективе преодолеть ракетой линию Кармана верить перестали.
Таким образом, вертикальный старт жидкостных ракет по каждому из двух возможных вариантов его применения в Советском Союзе остался вне рамок рассмотрения, изучения и освоения.
3. Не имея принципиального понимания, как осуществлять управление летящей ракетой в целях компенсации действующих на неё в полёте возмущающих моментов и сил, не рассчитывая теоретически и не отрабатывая технически вертикальные старты ракет для покрытия больших (в том через космическое пространство) расстояний, специалисты РНИИ-НИИ-3 в довоенный период стали рассматривать жидкостные баллистические ракеты исключительно как артиллерийские средства повышенной дальнобойности. И 604-й, и 521-й объекты, показавшие в ходе испытаний лучшие результаты по дальности полёта за весь период деятельности института, планировались к использованию только лишь в качестве замены пороховых реактивных снарядов. Под 521-ю ракету даже начали разрабатывать многозарядную пусковую установку для ведения ими залпового огня. Однако вследствие высокой себестоимости жидкостных ракет по сравнению с пороховыми, равно как и нерешённой проблемы их большого рассеивания, от боевого применения ракет с ЖРД отказались. Какого-либо другого варианта их использования, в первую очередь для полётов на сверхдальние, в сотни километров, расстояния, в РНИИ-НИИ-3 не рассматривали. Такую работу в 1936-1938 годах вело только КБ-7. Однако в силу ряда причин, основными из которых являлись острый дефицит квалифицированных специалистов, отсутствие необходимой производственно-технической и экспериментальной базы, а, главное, непонимание и косность руководящих лиц Наркомата боеприпасов в лице руководителей его 13-го главка и самого наркома Сергеева И.П. в отношении перспектив дальних жидкостных ракет, работы над таковыми прекратили. КБ-7, по сути, разогнали. В1939-м, после так называемого «слияния» этого конструкторского бюро с НИИ-3, из 12 его ведущих специалистов, прежде тянущих на себе всю тематику жидкостных ракет и двигателей, работать продолжили лишь 4 человека. Большинство квалифицированных рабочих лабораторий и уникальной испытательной станции КБ-7 оказались невостребованными. Людей либо уволили, либо они ушли сами. То был форменный разгром, разгром даже не Конструкторского бюро № 7, но разгром в СССР самой идеи достижения сверхбольших дальностей с помощью баллистических жидкостных ракет. В НИИ-3, несмотря на то, что работа над жидкостными ракетами формально продолжалась, её статус довольно быстро понизился. В 1940 году эту работу перевели в разряд научно-исследовательских, а к 1942-му и вовсе прекратили. И дело здесь было не столько в бушевавшей войне и в повсеместно кующемся «Всё для фронта, всё для победы!», сколько – повторимся – в отсутствии принципиального понимания у тогдашних советских специалистов, каким образом решать проблемы стабилизации и управления летящих жидкостных ракет.
Фактически, к концу 30-х – началу 40-х годов в стране оставалось только два специалиста, два энтузиаста ракетного дела, верящих в возможность создания таких ракет и осознающих всю важность и обязательность развития в стране этого направления науки и техники. То были Леонид Константинович Корнеев и Александр Иванович Полярный. Корнеев Л.К. к тому же был единственным человеком, кто пытался до высоких государственных мужей ЭТО донести. Но руководство Наркомата боеприпасов быстро «задвинуло» одного и второго вместе с их же «идеями». Ведущего конструктора Полярного А.И. назначили заниматься в НИИ-3… пороховыми ракетами, а конструктора, инженера и бывшего руководителя КБ-7 Корнеева Л.К. «разжаловали» фактически до рядового сотрудника. Все его попытки хоть как-то изменить создавшееся положение в отношении работ над баллистическими ракетами с ЖРД оказались неуслышанными и безуспешными. Причём на всех уровнях, от коллег по ремеслу, до высшего руководства страны. С уходом в 1942 году Леонида Константиновича добровольцем на фронт перспективность жидкостных баллистических ракет больше в СССР никто не защищал и не отстаивал.
Так, спустя 10 лет от того момента, как ряд высших руководителей советского военного ведомства осознал необходимость форсировать работы по созданию жидкостных ракет больших дальностей, а высшее политическое руководство страны приняло по данному вопросу положительное решение, сама эта идея и программа её реализации в Советском Союзе фактически умерли. Умерли, так и не материализовавшись в сколь-нибудь серьёзные и значимые достижения. Почили, не сформировав реальных предпосылок к появлению в нашей стране управляемой ракетной техники.
К этому выводу, уважаемый Читатель, позволим себе небольшую ремарку. После Великой Отечественной войны и особенно в 60-70-е годы прошлого столетия в число инициаторов создания ракетной и космической техники в Советском Союзе и в категорию её непосредственных создателей вошли многие. В первую очередь, конечно, те из них, кто начинал на этом поприще ещё в довоенное время. Все они стали заслуженными героями, большинство – конечно же – провидцами, предсказавшими (задним числом) великое будущее нашей ракетной техники задолго до советских космических побед и свершений. Об этом некоторые вспоминали и писали сами, за кого-то такие воспоминания оставили другие. Вот только НИКТО из вспоминавших, или чествуемых за последующие свершения, не нашёл смелости признаться в том, что к началу 40-х годов многие будущие герои космической эпопеи в реалиях крайне скептически относился к перспективам ракет с ЖРД. Больше того, выступали категорически против развития в стране жидкостного ракетостроения в принципе.
К примеру, Борис Львович Ванников. В 1946 году – один из самых активных инициаторов развёртывания масштабных и форсированных работ по освоению германского ракетного наследия в СССР. А в 1939-м, будучи заместителем народного комиссара боеприпасов, он сделал всё, чтобы прекратить самостоятельную работу Конструкторского бюро № 7.
Или Юрий Александрович Победоносцев, в 1946-1949 гг. – заместитель директора и заместитель главного инженера ведущего в стране НИИ-88, в 50-х – проректор Академии министерства вооружения, а затем – профессор МАИ, начальник отдела в НИХТИ, был одним из ближайших сподвижников Сергея Павловича Королёва. В сороковые – он в числе ведущих участников создания отечественного жидкостного ракетостроения, в последующие – деятельный сторонник его всемерного и форсированного развития. Юрий Александрович читал об этом лекции, выступал с докладами, написал множество статей, книги. Вот только никогда и нигде не счёл возможным честно вспомнить, что в конце 1930 – начале 1940 годов он, имея большой авторитет в научно-инженерных кругах, ратовал за полное прекращение в НИИ-3 работ по созданию жидкостных баллистических ракет и самым активным образом этого добивался. И был к тому же в этом совсем не одинок.
Ну а Сергей Павлович Королёв? Каким сформировалось его отношение к жидкостным баллистическим ракетам в довоенное время? Все факты, все свидетельства говорят только об одном: вплоть до 1944 года будущий выдающийся организатор советских космических побед не рассматривал жидкостные баллистические ракеты в качестве объекта, заслуживающего внимания и разработки, как бы нас не пытались уверить в обратном. Перспективными для боевых целей он считал планерные конструкции с ЖРД, для возможного полёта к границам атмосферы – оснащённые такими же двигателями ракетопланы. Над этими конструкциями и работал. В войну – ещё над ускорителями для боевой авиации. Но все эти конструкции, как их ни переворачивай, с какой стороны не рассматривай, да даже хоть «ракетами» называй, на выходе из них в действительности получалось всё одно – самолёт.
Так что, уважаемый Читатель, реальная история отечественного довоенного ракетостроения очень далека от той идиллической картины, которую рисовали для нас долгие годы журналисты «Комсомольской правды» и «Красной звезды», близкие родственники героев космической эпопеи и авторы, не утруждающие себя кропотливыми и глубокими архивными изысканиями или всесторонним научным анализом. Реальная история рисует картины происходящего совсем в другой цветовой палитре.
(Продолжение следует)
Оценили 6 человек
8 кармы