Отрывок из книги Дмитрия Витальевича Калюжного "История русской бюрократии", - https://fb2.top/istoriya-russk...
При Советской власти роскошную жизнь верхнего слоя сильно затрудняла социалистической идеология. Между тем, идеология относится к самым важным категориям государства, под неё подстраивается всё остальное: экономика, юстиция, правоприменительная практика. Из-за неё верховники по всем позициям получали сплошные рогатки. А им хотелось, чтобы перераспределение богатств было в их пользу, а милиция и суды чтобы защищала их же. Короче: партийной, государственной, хозяйственной и «теневой» элите нужен был слом социалистической идеологии.
Подорвать государственные ценности, закреплённые не только в Конституции, но и в стереотипных представлениях населения — дело трудное. Надо было воздействовать на сознание, на повседневные мысли среднего человека. А самый эффективный способ воздействия заключается в непрерывном повторении нужных словоформ, чтобы к ним привыкли и стали принимать не разумом, а на веру, пока один стереотип сознания не сменится другим.
Ради развала «старой» идеологии правящая верхушка выдвинула лозунг гласности. Для порядка отметим, что цели создания новой российской идеологии не было; её и до сих пор нет. Итак, для начала взялись за Сталина, чему народ, в общем, не очень удивился: это со времён Хрущёва была уже известная тема. На Сталине тренировали журналистов — они ведь тоже были людьми, с детства впитавшими уважение к социалистическому прошлому. Характерно, что заодно «реабилитировали» Троцкого.
Когда перешли к разоблачению Ленина, был период очень бурного неприятия «чёрной» информации о сакральном вожде. Но ничего, постепенно привыкли. То, что Маркс, оказывается, был сумасшедшим, чьи толстенные книги и при его-то жизни никто понять не мог, прошло мимо сознания народа, он Маркса никогда не читал.
В целом картина складывалась такая: Ленин — безмозглый сифилитик, Сталин — сатрап и параноик, Берия — половой маньяк и садист, Хрущёв — кукурузный волюнтарист, Брежнев — «бровеносец в потёмках». Черненко, кажется, даже не вспоминали. Единственным «светлым пятном» какое-то время остался Андропов, но потом и ему припомнили борьбу за дисциплину. Действительно, при чём тут дисциплина, когда мы боремся «за нашу и вашу свободу»?
На фоне такого прошлого, в настоящем нельзя было найти ничего хорошего кроме Горбачёва, ибо ему «альтернативы нет». Вывод: семьдесят лет истории нашей страны нужно забыть, идеологию выкинуть и начинать с нуля.
Дискредитации подвергалось всё, и прошлое, и настоящее. Был очернён образ всех (всех!) институтов страны: не только государственной системы хозяйства, органов безопасности и армии, но и Академии наук, и Союза писателей, и даже детских садов и пионерских лагерей. Интенсивно использовались темы катастроф, произошедших при социализме (Чернобыль, гибель теплохода «Адмирал Нахимов» и пр.), инциденты (перелёт в Москву самолёта М. Руста), кровопролития (Новочеркасск, Тбилиси).
Практически всю работу по разрушению массового сознания совершенно добровольно выполнила некоторая часть творческой интеллигенции. На первых порах сенсационность породила у читателей ажиотаж: тиражи газет улетели за небеса, а от тиража зависит размер гонорара. Позже, когда творческая элита уже втянулась в разоблачительский раж, ей стало некуда отступать. Только при новой, антисоветской власти эти люди приобретали хоть какой-то общественный статус и могли надеяться повысить своё материальное положение, вытеснив «старых» газетчиков и писателей.
Разрешили вещание западных радиостанций, все годы холодной войны работавших против нас и не имевших других задач, кроме разрушения СССР. Громко зазвучали голоса диссидентов, профессиональных антисоветчиков. Впрочем, диссиденты были разные. Например, А. Д. Сахаров выступал «За Советы без коммунистов».
Чисто идеологические задачи выполняло так называемое экологическое движение, которое порой доводило читающую публику до психоза рассказами о советских ужасах (нитратный скандал, поворот рек, закрытие Игналинской и Армянской АЭС).
Особым видом идеологического воздействия стали опросы общественного мнения. Сама методика подачи материала, когда опросили полтысячи человек, а в итоге написали: «судя по опросам, столько-то процентов населения поддерживают то-то…», дезориентирует человека. В общем, гласность — большая программа по разрушению образов, символов и идей, скреплявших советское общество — была проведена всей силой государственных СМИ с участием авторитетных учёных, поэтов, артистов. А той части интеллигенции, которая взывала к здравому смыслу, слова не давали.
Главным аттракционом перестройки, устоять перед которым не мог никто, стала пропаганда западного образа жизни. Телевизионные картинки, закусочные «Макдональдс», импортные машины — всё это самим своим существованием призывало «жить, как там». Никому в голову не приходило, что «жить, как там» можно только там. Никто не задумывался, почему в Нигерии, Греции, Аргентине или Иране, странах, от социализма весьма далёких, живут не как «там»: в Америке, Франции или Германии.
После создания новых стереотипов началась реформа органов власти и управления.
Каждый этап реорганизации госсистемы сопровождался разными идеологическими штампами. Они становились всё более радикальными, и всё дальше отходили от принципов советского жизнеустройства. Сначала (до января 1987) главенствовал призыв «Больше социализма!», затем оказалось, что нужно «Больше демократии!». В 1987 году, в ходе подготовки к демократии, в состав УВД ввели отряды милиции особого назначения (ОМОН), предназначенные для охраны общественного порядка во время митингов и демонстраций. В 1989 году на вооружение милиции поступила резиновая дубинка, прозванная в народе «демократизатором», что имело большое символическое значение. Через какое-то время милицию вооружили автоматами.
С 1988-го через так называемую Конституционную реформу начались радикальные изменения структуры верховных органов власти и избирательной системы. Выборы депутатов перестали быть равными и прямыми: треть состава избиралась в «общественных организациях», причём не напрямую, а «делегатами». На выборах не соблюдался принцип «один человек — один голос». Например, академик, будучи членом ЦК КПСС и членом Филателистического общества СССР, голосовал четыре раза: по месту жительства и в трёх организациях: академии наук, ЦК и у филателистов.
Тогда же, в 1988-м появились первые массовые политические организации с антисоветскими и антисоюзными платформами — «Народные фронты» в республиках Прибалтики. Они возникли при поддержке руководства ЦК КПСС и вначале декларировали своей целью защиту гласности, но очень быстро перешли к лозунгам экономического («республиканский хозрасчёт»), а потом и политического сепаратизма.
В январе 1990-го возникло радикальное движение «Демократическая Россия», положившее в основу своей идеологии антикоммунизм, а в марте в ходе III Съезда народных депутатов уже сама КПСС внесла в порядке законодательной инициативы проект отмены 6-й статьи Конституции с одновременным введением поста Президента СССР. Это предложение было принято; стержень всей политической системы прежнего государства, КПСС, был выдернут. Властная верхушка страны, вышедшая из недр этой самой КПСС, приобрела независимость от 18-миллионной партии.
Президент СССР должен был избираться прямыми выборами, но в первый (и последний) раз его «в порядке исключения» избрали народные депутаты СССР. Надо полагать, Горбачёв уже не был уверен, что его изберут на прямых выборах.
Упразднили Совет Министров СССР и создали правительство нового типа — Кабинет Министров при Президенте, с более узкими функциями.
В мае 1991-го был представлен проект закона о разгосударствлении и приватизации промышленных предприятий. Некоторые экономисты поддержали эту идею как чуть ли не главный способ оживления экономики. Однако криминалисты предупредили, что преступный капитал обязательно создаст олигархический уклад, что такой капитализм будет антигосударственным, и самыми мягкими проявлениями этого будет вывоз капитала и неуплата налогов. Будущее показало, что они были правы.
Такова общая хронология событий. Но имелись и очень интересные частности.
Мы писали уже, что армия на протяжении всей истории России была самым уважаемым общественным институтом. Ни одно движение в сторону перемен государственного устройства не могло быть сделано, если был хоть малейший намёк, что ухудшатся возможности армии! А теперь начали разрушать положительный образ вооружённых сил. Заодно ударили по самоуважению офицерского корпуса. С первых лет перестройки военное руководство отстранили от участия в решении важнейших военно-политических вопросов. Весь мир поразило заявление Горбачёва (15 января 1986) о программе полного ядерного разоружения СССР в течение 15 лет. Но Советскую армию оно поразило больше всех: военные не знали о такой программе.
В том же 1986 году была создана межведомственная комиссия по разоружению из руководителей МИД, МО, КГБ, военно-промышленной комиссии правительства и ряда отделов ЦК КПСС. И она была вынуждена пойти (10 марта 1990) на открытый конфликт с верховной властью из-за того, что договорённости с США по разоружению не только не согласовывались, но даже не доводились до сведения комиссии. Начальник Генштаба М. А. Моисеев доложил, что в результате деятельности министра иностранных дел Шеварднадзе США получили право иметь 11 тысяч боеголовок против 6 тысяч для СССР. После этого конфликта строптивую комиссию разогнали.
Не менее интересно перестройщики решали национальный вопрос.
В СССР, как до этого и в Российской империи, национальная политика не имела ассимиляционного характера. То есть русские не замещали собою нацменьшинства. Так, четыре переписи населения (с 1959 по 1989) показали небольшое, но постоянное снижение доли русских в населении СССР (с 54,6 до 50,8 %). Численность же малых народов, которые всегда первыми исчезают при ассимиляции, регулярно росла — даже столь малочисленных народов, которые по западным меркам не могут уцелеть.
Согласно всем современным представлениям, советский народ был нормальной полиэтнической нацией, не менее реальной, чем китайская, американская, бразильская или индийская. Единое хозяйство, единая школа и единая армия объединяли граждан СССР. А экономическую основу единства составляла общенародная собственность. Приватизация промышленности без разделения Союза была невозможна, но раздел общего достояния сразу порождал межнациональные противоречия. И вот результат деятельности верховников: как только они декларировали переход к рынку, так сразу высшие бюрократы всех республик выдвинули националистические идеологии. И самое характерное: перестройщики Центра поддержали этот национализм!
Более того, в верховных органах власти прямо инициировали развал Союза, выдвинув идею освобождения нерусских народов от русского «колониального господства». Г. В. Старовойтова, главный в то время эксперт демократов по нацвопросу, заявляла, что нации есть основа гражданского общества, и их самоопределение приоритетно. Государственный интерес уже не учитывался.
С разделением СССР не стоило бы и спорить, если бы были хоть какие-то расчёты, показывающие, что от этого повсеместно улучшится экономическая ситуация, вырастет уровень жизни народов. Но о народах никто не думал; отказ от единства был выгоден только и исключительно «элитам» бывших республик СССР.
В июне 1990 года I Съезд народных депутатов РСФСР принял Декларацию о суверенитете России, что означало раздел общенародного достояния СССР и верховенство республиканских законов над законами Союза. В октябре появился закон РСФСР «О действии актов Союза ССР на территории РСФСР», установивший наказание для граждан и должностных лиц, исполняющих союзные законы, не ратифицированные ВС РСФСР — беспрецедентный в мировой юридической практике акт. Затем был издан закон, который перевёл предприятия союзного подчинения под юрисдикцию России. Закон о бюджете на 1991 год ввёл одноканальную систему налогообложения, лишив союзный центр собственных финансовых источников.
На том же I съезде народных депутатов организовалась Межрегиональная депутатская группа (МДГ) и сразу встала на антисоюзные позиции. Члены группы называли СССР «империей» и поддерживали национальных сепаратистов. Удивительно ли, что вслед за РСФСР декларации о суверенитете приняли союзные и некоторые автономные республики.
Но «центральная» бюрократия имела свой интерес: она желала выжить. В декабре 1990 года на IV Съезде народных депутатов СССР поимённым голосованием было принято решение о сохранении федеративного государства с прежним названием: Союз Советских Социалистических Республик, а весной 1991 года Горбачёв вынес вопрос о сохранении СССР на референдум. Сама его формула включала в себя сразу несколько вопросов, допускавшие разные толкования их смысла. Введённые в схему референдума противоречия лишали любой ответ юридической силы, например, голосование «против» сохранения СССР не означало голосования «за выход» из Союза. И что же? 76,4 % участвовавших в голосовании высказались за сохранение СССР. Это не оказало на процесс никакого влияния; демократы наплевали на мнение демоса.
В апреле 1991 года в Ново-Огарёво под председательством президента СССР началась доработка проекта Союзного договора и определение порядка его подписания. Однако новый текст Договора не был передан Верховным Советам республик, и до 15 августа 1991 года его не публиковали. Горбачёв предлагал «мягкую» Федерацию республик. Значительная часть высших бюрократов Союза не были согласны; они выступали за «жёсткий» вариант. В Верховном Совете СССР премьер-министр В. С. Павлов потребовал чрезвычайных полномочий, а министры обороны, внутренних дел и председатель КГБ на своём закрытом заседании поставили вопрос о введении в стране чрезвычайного положения.
Продолжение https://cont.ws/@zauralec47/24...
Оценили 6 человек
10 кармы