Продолжение. Начало см. тут - https://cont.ws/@bohun1/293056... .
«Цзинь ши (Официальная история династии Цзинь)» (далее — ЦШ), подготовленная и опубликованная коллективом Токто в 1344–1345 г., была пятой попыткой создания при Юань династийной истории империи Цзинь. Первая из них была предпринята почти сразу после падения этого государства чжурчжэней в 1234 г. – когда были захвачены те государственные архивы, что хранились в цзиньской столице Кайфыне. Эта попытка важна тем, что подготовка материалов к династийной истории была поручена выдающемуся цзиньскому поэту, писателю и историку Юань Хао-вэню (1190-1258), который в 1220-х годах участвовал в составе цзиньской историографической комиссии в работе над цзиньскими вариантами истории Ляо (см. выше, в части первой).
В личном архиве Юань Хао-вэня скопилось огромное количество материалов как по периоду династии Цзинь, так и по Ляо (в частности в его жизнеописании в ЦШ говорится, что он получил все шилу цзиньских императоров от темника монгольской армии Чжан Жоу, который был родственником его жены), на основании которых он писал неофициальную историю (еши) династии Цзинь. После смерти Юань Вэнь-хао в 1258 г. эти материалы поступили в распоряжение юаньских историографов и были использованы при работе над окончательными вариантами Ляо ши и Цзинь ши. Последовавшие еще три попытки написания истории Цзинь по политическим мотивам были прерваны, а их материалы оказались заброшенными. Понадобилось создание в 1330-х годах специальной ученой комиссии во главе с членом академии Ханьлинь Оуян Сюанем, чтобы вновь собрать их и начать работу. Эта работа успешно продолжалась до назначения Токто и потому последнему понадобился всего лишь один год, чтобы принять для представления на доклад императору уже готовое произведение.
В основу раздела «Основные записи» ЦШ были положены шилу («правдивые записи») цзиньских императоров, захваченные монголами вместе с государственными архивами Цзинь (к сожалению, до нашего времени они не дошли). Данные из частных архивов цзиньских историков, а также тексты различных стел заслуженных лиц этой династии, легли в основу раздела жизнеописаний. Также был использован официальный календарь Цзинь как для датировок, так и для раздела «Таблиц» (долгое время дебатировался вопрос об его использовании – как связанный с вопросом легитимности Цзинь для юаньских правителей, пока не было принято решение об использовании календарей Ляо, Цзинь и Сун для соответствующих династийных историй). Хотя считается, что юаньские (монгольские) официальные историографы отражали в своем труде резко негативное отношение монгольских правителей к чжурчжэням и их государству (связанное с непростой историей взаимоотношений монголов и чжурчжэней) и даже писали «памфлет составителей по адресу династии» Цзинь, но тем не менее, следует солидаризироваться с мнением М.В. Воробьева, что «Цзинь ши» «остается ценнейшим источником по любому вопросу, связанному с чжурчжэньским государством, и единственным сводом такого рода».
В составе окончательной редакции Цзинь ши оказалось 135 цзюаней и по одному Дополнению с Приложением. Цзюани текста самой династийной истории содержат все традиционные разделы, которые распределены следующим образом: цз. 1–19 – это «Основные записи»; цз. 20–58 – это «Трактаты»; цз. 59–62 – это «Таблицы»; цз. 63–135 – это «Жизнеописания знаменитых». В последнем разделе цзюани 134 и 135 содержат описания государств – Си Ся и Кореи, соответственно. В Дополнение входит «Разъяснение [слов] государственного языка Цзинь», где даны толкования слов чжурчжэньского языка и терминов Цзинь. Этот словарь построен по предметному принципу и слова там размещены в таких разделах как «наименования официальных учреждений/чинов», «человеческие отношения» и «предметы и их виды», последний раздел – «рода и фамилии», где содержится важная информация как о составе привилегированных родов чжурчжэней, так и о системе их имен и фамилий. В Приложении же даны сообщения о составе и ходе работы историографической комиссии как над данной династийной историей, так и другими историями (в частности приведены тексты докладов императору по связанным с этой работой вопросами).
Что и как сообщали китайские средневековые источники о Восточной Европе и Руси
Тема изучения древней и средневековой китайской исторической и географической литературы, содержащей описания чужеземных стран и народов (как соседних, так и далеких от Китая), представляет собой огромную и обширную область для разнообразных исследований. Литература по ним крайне обширна и многочисленна, поэтому здесь стоит остановиться на более узкой задаче — как описывались крайне западные пределы известного китайцам мира в тех источниках, которые используются в настоящей работе.
Для лучшего понимания подходов китайских средневековых авторов к описанию чужеземных стран и народов, нужно всегда иметь в виду два важных обстоятельства:
1. непререкаемый авторитет древних текстов и авторов в глазах китайского книжника (историка-географа, компилятора различного рода сводов и т.д. и т.п.), что вело к использованию им всех прежних описаний и к обращениям (при комментариях, пояснениях etc) к ним при создании намного более поздних текстов;
2. существование образцов (паттернов) или, так сказать, моделей, по которым создавались описания стран и народов как в чжэнши, так и в дорожниках или торгово-географических трактатах (практических пособиях для китайских купцов или чиновников, ведавших делами международной торговли, портами для заморских гостей, таможенными вопросами и т.п.).
Первое из вышеуказанных обстоятельств приводило к некоторой архаизации в названиях (стран, народов, титулов и т.д.)[1], а также к стремлению китайского средневекового автора к созданию своеобразной матрешки из имевшихся у него материалов в виде вкладывания в сведения, почерпнутые из древних текстов, сообщения из более новых текстов, которые в итоге актуализировал самыми новыми для него данными. Что же касается второго обстоятельства, то оно оказывается вполне полезным — зная соответствующие паттерны для описания чужеземных стран и народов, можно получать дополнительную информацию даже из относительно кратких сообщений, а также отсеивать трафаретные (этикетные), анахронистические (отсылки к архаическим слоям сведений) и литературные топосы[2].
[1] Ср. с византийскими хронистами и историками XIII – XIV вв., которые в своих текстах называли русских «скифами», монголов или татар – «тохарами».
[2] Примером такого подробного исследования китайского географического трактата XIII в. является работа М. Ю. Ульянова по переводу и изучению «Чжу фань чжи (Описание иноземных стран)» (1225 г.) Чжао Жу-гуа. В нем выделены вышеупомянутые паттерны, а также выявлены соответствующие иерархии смыслов в приводимых Чжао Жу-гуа сведениях о различных странах, с которыми империя Южная Сун поддерживала торговые связи (прямые или через арабских или индийских посредников). Этот опыт оказывается полезным и для изучения сведений китайских источников о Восточной Европе и Руси.
Сообщения о Руси, странах и народах Восточной Европы в юаньских источниках (а также и в Юань ши, где были использованы юаньские первоисточники) не были специально подобраны их авторами, а были только лишь сопутствующей информацией. Дело в том, что в использованных в книге китайских текстах нет их специальных описаний, т.е. как страны, государства или народа, сделанных по имевшимся в средневековом Китае образцам таких описаний. Ведь только с натяжкой можно отнести к рассматриваемому здесь региону Византию, которая имела (в чжэнши ли, в китайских географических трактатах или в дорожниках) свои описания по таким образцам. Конечно, в состав Византийской империи входили в разное время земли и народы, относящиеся к современной Восточной Европе, но они, за очень редким исключением (о них ниже), не попадали в сферу интересов китайских авторов как единое целое. Таким образом, сообщения об этих народах и странах — сначала Восточной Европы (т.е. в самых ранних китайских источниках), потом Руси — изначально появлялись как часть описаний более важных государств (Византии, Персии, Арабского халифата etc), а потом уже и как часть сведений, полученных при нахождении Китая в составе Монгольской империи и Юань.
Эти сведения, попадавшие в чжэнши и иные китайские источники, имеют свою периодизацию, совпадающую с теми периодами, когда у китайских государств имелись прочные и постоянные связи с теми народами и странами, которые сами имели коммуникации с землями и народами «Западного края» (включая как соседей Восточной Европы и Руси, так их самое) и служившими посредниками в передаче информации о них для Китая. О таких посредниках-информаторах и их времени уже упоминалось выше. Так, для Суй это были в основном тюрки из Тюркского каганата, чьи войска в 576 г. вышли к Боспору Киммерийскому (т.е. к Тамани и Керчи), после чего между тюрками и византийцами стали происходить обмены посольствами. С другой стороны, Тюркский каганат имел постоянные связи с Китаем, чьи хронисты сохранили огромное количество сведений об этом государстве.
Именно от тюрков китайские послы получили первые сведения о самых западных и северо-западных землях, это очевидно по их нахождению в той части описаний иноземных стран в «Суй шу», которая относится к Тюркскому каганату и подвластным ему народам — то есть в списке тех народов, которые управлялись тегинами[3], назначенными (или утвержденными из числа подчинившихся вождей племен) тюркскими каганами. В этом и состоит причина того, что суйские авторы называли те народы, о которым им сообщали тюркские контрагенты как о своих вассалах или подчиненных (более чем вероятно, что сообщали с понятными преувеличениями степени их зависимости от каганата — т.е. для повышения его престижа), «тегинскими», используя для этого термин телэ. В этом списке телэ в «Суй шу» перечислено и описано более 40 названий племен и народов[4], самого разнообразного происхождения (тюркского, протомонгольского, иранского etc) и даже различного типа ведения хозяйства (хотя авторы СШ, предполагая их принадлежность кочевому миру каганата, и считали их всех кочевниками, в этом списке есть и ведшие оседлый образ жизни). Среди них есть упоминания алан, булгар, гуров (огуров) и печенегов, а также, вероятно, и одного из славянских племенных объединений.
[3] Тегин – это тюркский титул, который получали удельные князья и вассальные каганату правители. В китайских источниках оно изначально записывалось знаками 特勤 тэ-цинь, что было точной транскрипцией для слова тегин. Но вскоре последний знак стал заменяться очень похожим на него знаком 勒 лэ, поэтому через тэлэ/телэ в китайских текстах стали записывать титул тегин и производные от него формы (например притяжательное «тегина/тегинский»).
[4] Позднее, при Тан и позже, список телэ в позднейших чжэнши сократился до десятка с чем-то действительно только лишь тюркских племен, родственных уйгурам. И телэ, таким образом, утратило нарицательное значение, став уже этнонимом.
В период Тан (с начала VII до конца IX в.) к тюркским информаторам прибавились согдийцы, которые создали трансконтинентальные торговые маршруты, в том числе сеть факторий и поселений на территории империи Тан. К середине VIII в. согдийцы даже смогли занять серьезные позиции в танской элите и при дворе императоров Тан. Их сведения о странах «Западного края» еще более увеличили запас знаний китайцев о Персии, Византии и связанных с ними народах и территориях. К ним также стали добавляться записки собственно китайских путешественников в страны «Западного края» (см. выше про Ду Хуаня). А появление морских торговцев из Персии и потом Арабского халифата, создавших постоянные морские торговые маршруты до южных портов Китая (а заодно фактории и целые поселения там), еще более расширило международный и географический кругозор танских чиновников (и по совместительству ученых-конфуцианцев), различных ученых и просто писателей. Таким образом у авторов обеих «Тан шу» было значительно больше материалов для раздела Лечжуань, где находились также и описания Византии (причем с дополнительными описаниями нескольких подвластных ей государств), Персии и Арабского халифата, чьими соседями были хазары и другие тюрки. Среди них есть, в частности, ценное сообщение о том, что восточные границы Хазарского каганата соприкасались с западной периферией Хорезма.
Фреска из несторианского храма (IX - X вв.), срезанная и вывезенная кайзеровскими "археологами" из уйгурского оазиса Гаочан в конце правления Цин (ныне находится в Берлине)
Оценили 3 человека
6 кармы