ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ "ВОЕННО-ПРОМЫШЛЕННАЯ КОМИССИЯ" В БОЛЬШОЙ ТРЕВОГЕ! (В СССР статьи с такой тематикой по директивам КГБ имели гриф секретности и в открытых изданиях не публиковались!)

Трудно мне дать для чтения на "КОНТ" этот текст Г. Малинецкого, который говорит о явной угрозе , видимо, уже к 2030 г.,  исчезновения  с  политической карты мира государства "Россия"!? Однако спасение России от инновационной, инвестиционной и военно-промышленной разрухи пока в наших силах! 

ПЕРЕМЕНЫ НЕ ТЕРПЯТ ПРОМЕДЛЕНИЯ! 

Речь идет о военно-мобилизационном переходе к новой системе управления политикой, экономикой, обеспечения национальной безопасности...

(Что-то похожее на анекдот из семейной французской жизни "Знала я, как женщина, что у этого народа есть традиция обрезания мужчин в раннем детстве, но не думала, что обрезают так намного!"

Георгий Малинецкий, член Научного совета Военно-промышленной комиссии РФ, вице-президент Нанотехнологического общества

Проклятие чужой колеи// Еженедельник «Военно-промышленный курьер» (vpk-news.ru/articles/58530)

Куда нас ведут

РФ в настоящее время – капиталистическая страна, исполняющая роль сырьевого донора для более развитых или развивающихся государств. Ее доля в глобальном валовом продукте составляет 1,8 процента, а в области высоких технологий – 0,3 процента. С 2010 по 2020 год упала доля несырьевых отраслей экономики, и если в 2010-м на добычу сырья приходилось 34,1 процента производства, то в 2018-м – 38,8.

Роль России в мире все меньше. Например, в 1961-м – в год запуска в космос Юрия Гагарина – СССР имел третий по числу пользователей государственный язык. В настоящее время русский является восьмым в мире, а число людей, которые им пользуются, сократилось на 50 миллионов. Отсутствие идеологии, технологическое отставание и слабая экономика обходятся очень дорого…

“ Опыт последних лет приводит к мысли, что мы пробуем дать высшее образование молодым людям, не имеющим среднего ”

Естественно стремление ряда стран как можно дольше сохранить РФ в роли ресурсного придатка, используя для этого ее технологическую, образовательную и научную слабость. Это не скрывается. Збигнев Бжезинский утверждал, что в XXI веке «Америка будет развиваться против России, за счет России и на обломках России». Более подробно об американской стратегии пишет директор частной разведывательной аналитической корпорации STRATFOR Дж. Фридман: «Глобальная конфронтация низкой активности развернется к 2015 году и усилится к 2020-му. Ни одна из сторон не рискнет воевать, но обе будут маневрировать. Учитывая эту конфронтацию, зависимость европейцев от углеводородов, поступающих главным образом из России, станет стратегической проблемой и США будут проводить свою стратегию, заключающуюся в уменьшении важности энергоносителей – углеводородов. Эта стратегия выдвинет на первое место развитие альтернативных источников энергии. Как и прежде, Россия сосредоточится на существующих производствах, а не на развитии промышленности, что будет означать увеличение добычи нефти и природного газа, а не поисков новых источников энергии. В результате Россия позднее так и не выйдет на передовые позиции в деле разработки новых технологий, которые станут господствовать в XXI веке. Во время холодной войны у России было большое население, теперь оно сильно уменьшилось и продолжает сокращаться. Внутренние проблемы, особенно на юге, будут отвлекать внимание России от Запада. В конце концов страна развалится и без войны, как уже развалилась в 1917 и 1991-м, а вскоре после 2020 года рухнет военная мощь России».

Эти строки писались в 2009-м, но, как видим, за прошедшие годы не удалось уйти из колеи, прочерченной Западом. Вырваться из нее и является главной стратегической задачей России.

Очевидный способ для этого – намного улучшить жизнь людей в стране, что существенно изменило бы отношения РФ с сопредельными государствами, которые смогли бы ориентироваться на нашу силу, последовательность и способность решать стратегические задачи. Однако и оборонный комплекс играет тут не последнюю роль.

Война, наука, инженерия

История показывает, насколько дорого обходится армии научно-технологическое отставание. В 1852–1856 годах Россия вела Крымскую войну с рядом стран Запада и Османской империей и была побеждена. Одной из главных причин этого стало несовершенство отечественного оружия, существенно уступавшего западным образцам. В соборе Святого Владимира в Севастополе похоронены наши прославленные флотоводцы-адмиралы Владимир Корнилов, Владимир Истомин, Павел Нахимов, которые погибли в ходе этой войны на суше.

Сражение при Цусиме в Русско-японской войне, идею которой как «маленькой победоносной», выдвинул шеф жандармов Вячеслав Плеве, можно сравнить с глубоким шрамом в отечественной истории. И причины этой трагедии понятны – непонимание реального положения дел, неумение слушать экспертов плюс отечественный флот, существенно уступавший японскому.

Но были и другие примеры. До войны, когда скорость самолетов достигла 500 километров в час и более, летчики столкнулись с флаттером – вибрацией, разрушавшей самолеты в воздухе. Теорию флаттера в критический для отечественной авиации момент создал выдающийся математик, механик, организатор науки Мстислав Келдыш, окончивший в свое время физико-математический факультет МГУ. Немцы не смогли построить такой модели и занимались гораздо более сложными экспериментами в аэродинамической трубе.

Другой пример – один из выдающихся математиков XX века и основоположник компьютерной реальности Алан Тьюринг с небольшой группой коллег создал методику взлома шифра Enigma, который использовали немцы. Сразу после окончания работы по расшифровке кода ВМС Германии Британия начала получать в месяц на 100 тысяч тонн грузов больше, чем до этого. Работа, выполненная математиком, имела стратегическое значение.

Развитие технологий меняет мир. Выдающийся экономист Николай Кондратьев показал, что циклы технологического перевооружения, занимающие 40–50 лет, являются важнейшими причинами экономических кризисов, войн и революций. В ходе этих циклов меняются технологические уклады, научные достижения, на которых они основаны, и локомотивные отрасли, чья динамика определяет развитие всех остальных. В ходе таких перемен происходят революции в военном деле, кардинально менялось оружие и сферы, в которых становились возможны военные действия. Например, в ходе Первой мировой войны моряки начали осваивать подводное пространство, в ходе Второй мировой войны полем боя стал воздух. Естественно, эти перемены требовали научной и инженерной поддержки, огромной работы промышленности. Сталин был прав, называя Вторую мировую войну войной моторов.

С 1970 года страны-лидеры начали осваивать пятый технологический уклад, в основе которого электронная промышленность, вычислительная техника, программное обеспечение, информационные технологии, малотоннажная химия, новые методы работы с массовым сознанием. Научная основа – электродинамика, электроника и прикладная математика, давшая толчок к созданию и применению компьютеров.

Электроника этого уклада позволяет организовать сетецентрические войны, идею которых в начале 80-х годов высказал маршал Николай Огарков. Первая кибервойна в Ираке в 1991-м, которую организовали США, показала эффективность этого подхода. Несмотря на большое количество советского оружия у иракцев, война завершилась быстро с очень малыми потерями для американцев. Недавно вышедшая книга Эдварда Сноудена наглядно показала, что сейчас США могут эффективно контролировать, запоминать и управлять жизнью миллиарда человек. И это очень существенно для войн будущего. Наш пробел здесь очень велик – мы не имеем собственного производства компьютеров, мобильников, операционной системы, платформ и многого другого, чтобы уверенно защищать наши национальные интересы в киберпространстве.

В настоящее время ведущие страны осваивают шестой технологический уклад. Его локомотивные отрасли – биотехнологии, новая медицина, новое природопользование, нанотехнологии, робототехника, когнитивные технологии, социогуманитарные технологии, использование междисциплинарных подходов (SocioCognitoBioInfoNano). Научная основа – анализ генома человека и достижения молекулярной биологии.

Как и предполагали ученые, новым полем противоборства стало биологическое пространство. Пандемия COVID-19 это наглядно продемонстрировала. Благодаря случайно уцелевшему в ходе реформ «Вектору» советским кадрам и системным решениям удалось на данном этапе предпринять необходимые действия. Но ведь это только начало.

По оценкам экспертов, доля техноукладов в экономике США: IV – 20 процентов, V – 60, VI – 5, России: III – 30 процентов, IV – 50, V – 10. Эти цифры показывают, что вызов перед нашими наукой, инженерией и экономикой серьезный – разумеется, если мы хотим быть субъектом, а не объектом мировой истории.

Научный императив

Научную отрасль можно условно разделить на три сферы. 

Первая – это фундаментальная наука, которая имеет дело с неизвестными свойствами природы, человека и общества. Характерное время, за которое разработки в этой области доходят до практики, – 40–50 лет. Например, инженеры могли бы задуматься о создании лазеров в 1917 году, после того как Эйнштейн написал формулу для индуцированного излучения. Однако советские физики А. М. Прохоров, Н. Г. Басов и американец Ч. Таунс получили Нобелевскую премию за создание лазера в 1964 году, а военные начали использовать этот инструмент еще позже. Тем не менее именно благодаря фундаментальной науке появляются научные основы для создания военной техники. Кроме того, в критические моменты парадоксальные решения, рождаемые фундаментальной наукой, могут быть очень важны для разработки военной техники. Тут же можно вспомнить слова Сталина: «Без теории нам смерть, смерть, смерть».

Фундаментальные исследования в нашей стране велись и координировались в Академии наук, созданной в 1724-м. Академия к 2013 году объединяла выдающихся ученых и более 600 научных организаций. Велик был ее авторитет в обществе. По данным социологов, к этому моменту граждане к ней относились с доверием большим, чем к президенту и Русской православной церкви.

В 2013 году ситуация кардинально изменилась – институты у академии отобрали и превратили ее в клуб известных ученых. На академию хотели возложить задачу по экспертизе значимых для государства проектов, но денег под это не дали и в контур государственного управления экспертные заключения не включали. Научные институты подчинили Министерству науки и образования, многократно затруднив междисциплинарное взаимодействие ученых. Образно говоря, нашим реформаторам удалось превратить мануфактуру в собрание ремесленников, где роль последних играют институты.

По мысли Минобра, главной характеристикой научной организации или исследователя должно быть число опубликованных в рецензируемых журналах работ. При этом особенно ценятся те, которые есть в зарубежной базе данных Scopus и Web of Science. Другими словами, важно не быть, не решать научные задачи, а казаться – публиковаться, показывать Западу, что у нас наука есть, может быть, и ему что-то из наших разработок пригодится. Другими словами, действия Минобра и тех, кто его курирует, ставят российскую науку в положение объекта, которым могут пользоваться зарубежные дяди. И естественно, возникает вопрос: кто и как будет заниматься разработкой научных основ для нашей системы вооружений, национальной безопасности? В научной среде популярен анекдот. Звонит Сталин Курчатову: «Как дела у нас с атомным проектом?». «Отлично! Мы по публикациям американцев уже на 20 процентов обогнали!».

Именно тут надо было бы следовать в соперничестве с Западом принципу Игоря Курчатова: «Обгонять, не догоняя!». Хочется думать, что обратная связь сработает и удивительный эксперимент с организацией фундаментальной науки России наконец прекратят.

Вторая часть научного комплекса – это прикладные исследования, в ходе которых показывается, как из знаний, добытых в ходе фундаментальных работ, могут быть получены работающие образцы, алгоритмы, стратегии. Именно в этой сфере делается 75 процентов всех изобретений, именно она является мотором инновационного развития страны. Здесь должно делаться то, что военные называют научно-исследовательскими работами (НИР). Основная часть этого фрагмента научной отрасли СССР была беспощадно разрушена в 90-е годы, и вопроса о ее восстановлении правительство даже не ставит. Чтобы был понятен масштаб разрыва, который нам следует преодолеть, приведу только один пример. Для ряда задач, которые решают военные и спецслужбы, нужны суперкомпьютеры. Президент РФ поставил задачу создать в нашей стране петафлопсный компьютер (1015 операций в секунду). В настоящее время США, Китай, Япония, Европейское сообщество начали программы по созданию экзафлопсного компьютера (1018 операций), то есть в тысячу раз более мощного. Известная пословица гласит: «Против лома нет приема, если нет другого лома». Этим другим ломом и должна была бы заниматься прикладная наука. В силу ограниченности государственных ресурсов надо было бы разобраться, что нам действительно необходимо, составить план, как это делалось раньше. У нас же – кампания по нанотехнологиям, затем «цифровая экономика» (к сожалению, не имеющая отношения к сфере производства), потом биткоины, сейчас в ходу «искусственный интеллект». Это притом что мы в отличие от многих других стран не имеем собственной электронной компонентной базы. Помнится, министр образования и науки РФ в 2002 году говорил, мол, с электроникой все просто, тут думать не надо, заплатим миллиард долларов – и все будет сделано, что нас вот-вот захлестнет поток инноваций. Но, видно, что-то почти за 20 прошедших лет не сложилось.

При этом очень важно не перепутать технологические уклады. К какому укладу относится оружие, которое у всех на слуху: танк «Армата», ракета «Сармат», стратегический бомбардировщик (ПАКДА), авианосцы, о которых начали толковать? Явно не к шестому, на который делают ставку ведущие страны. Танки появились в 1916-м, ракеты у нас с 50-х годов, бомбардировщики – в 1914-м, а авианосцы – в 1910-м. С того времени инженеры активно разбирались со всем этим и многого достигли в борьбе с подобным оружием.

Запуск первого советского спутника в 1957 году стал для американцев шоком. И чтобы подобных «технологических неожиданностей» для них не возникало, в 1958 году ими было создано Управление передовых исследовательских проектов Министерства обороны США для сохранения технологического превосходства над армиями возможных оппонентов (DARPA).

Множество открытых «сумасшедших проектов», привлечение разных специалистов, работающих над идеями, которые могут заинтересовать военных. Именно это агентство в 1969 году заказало исследования, которые привели к созданию Интернета. Именно это агентство стимулирует сейчас военные технологии шестого поколения – от «кремниевой саранчи» (стаи которой могут сделать бесполезными многие современные виды оружия) и летающих подводных лодок до поисков в «темном Интернете» и создания новых типов микроорганизмов, которые позволят устоять в борьбе с серьезными болезнями. Разумеется, DAPRA лишь небольшая часть организаций Минобороны США, которые развивают прикладную науку в интересах армии.

У нас есть очень талантливые ученые, инженеры, способные создавать эффективное, дешевое, современное оружие. Оно в ряде случаев сможет решать те задачи, которые стоят перед военными, в 10–100 раз дешевле и намного эффективнее, чем то, что стоит на вооружении. Инструментов, позволяющих использовать этот потенциал, насколько я знаю, у нас пока нет. Значит, они должны появиться!

Третья часть научного комплекса занимается опытно-конструкторскими разработками (ОКР). Здесь результаты прикладных исследований становятся более надежными, технологичными, дешевыми, готовыми для массового производства. Тут также ситуация тяжелая. Крупной оборонной компании с экономической точки зрения выгодно производство старого и дорогого оружия. А инженеры, ученые, военные хотели бы делать новое – эффективное и дешевое. И здесь принципиальную роль должно играть государство. Например, США на разработку и производство истребителя-бомбардировщика F-35 фирмы Lockheed Martin затратили полтора триллиона долларов. При этом в произведенной машине обнаружили более тысячи недостатков. Тратить ли деньги на этот проект дальше – вопрос большой политики, достаточно далекий от воинских проблем.

Для нашей обороны критично отставание в микроэлектронике. Вице-премьер Юрий Борисов, курирующий оборонный комплекс, характеризует нынешнюю ситуацию так: «Сегодня глупо говорить, что в России существует серьезное микроэлектронное производство. Мы даже не присутствуем в мировой статистике. В микроэлектронике средняя рентабельность составляет около 30 процентов, потому что там большая доля прибавочной стоимости, это очень выгодная отрасль. Но мы занимаем одно из последних мест в мире». При этом он заметил, что строительство фабрики в этой области в ведущих странах занимает год, а Минэкономразвития и Минфин по полтора года только решают вопросы о выделении средств и доведении их до конечного использования.

Как видим, система не отлажена. Очевидно, наличествуют центры силы, считающие, что есть задачи более важные, чем национальная оборона, что воевать не придется. В этих условиях систематически продуктивно заниматься ОКР очень трудно. Здесь остается надеяться на перемены к лучшему на государственном уровне.

Еще одна беда связана с реорганизацией оборонных предприятий, с устранением конкуренции. В СССР работало много отличных конструкторских бюро, в историю вошли предприятия С. П. Королева, М. К. Янгеля, В. Н. Челомея. Несколько научных школ, альтернативных подходов развивали не потому, что было много денег. Альтернатива помогает выбрать лучшее. Монополизм, как правило, отбрасывает далеко назад. Кроме того, он не позволяет найти много ярких, талантливых людей.

Кто это будет делать?

Бисмарк считал, что армия побеждает благодаря школьному учителю и приходскому священнику. Аналогичная ситуация с учеными и инженерами в военной области. Чтобы мечта осуществилась, она в душе должна быть в юности.

К сожалению, перманентные реформы в образовании, предпринимавшиеся в последние 30 лет, дали свои результаты. Нынешнее положение дел наглядно демонстрирует Международная программа по оценке образовательных достижений (PISA) для 15-летних ребят, которая в 2018 году проводилась в 79 странах и ориентировалась на возможности среднего ученика. Эта программа проверяет, как школьники умеют применять полученные знания.

Советская система среднего образования считалась одной из самых сильных в мире, и ребята наши выглядели достойно. Сейчас достижения российских школьников выглядят гораздо скромнее. По математике они на 30-м месте, по естественным наукам – на 33-м, по чтению – на 31-м. Это существенно хуже, чем в 2000 году. Первые места занимают выходцы из стран, стремящихся изменить к лучшему свое место в мире: Китай, Япония, Сингапур, Тайвань, Южная Корея.

С 1970 года в нашей стране издается журнал «Квант» для школьников и студентов младших курсов, интересующихся физикой и математикой. В советское время его тираж достигал 350 тысяч экземпляров. Именно его читатели затем укрепляли ракетно-ядерный щит СССР, шли в научные институты, занимающиеся оборонными проблемами. Сейчас тираж журнала упал до нескольких тысяч.

Я преподаю в вузе, выпускники которого становились выдающимися инженерами, а также еще в нескольких институтах. Опыт последних лет приводит к мысли, что мы пробуем дать высшее образование молодым людям, не имеющим среднего. Если математика ребят интересует (ведь ее две с лишним тысячи лет учились преподавать), то с физикой полный провал. О гуманитарных науках и говорить нечего. Что такое инженер и в чем особенности его профессии, они узнают на старших курсах. Что уж говорить об интересе к делу военного инженера? Но и из этих ребят, тех, кто дойдет до конкретных практических дел, немного. Другой молодежи у нас нет. И казалось бы, оборонные компании должны стараться заполучить самых толковых. Однако этого не происходит. Я как-то поинтересовался профессиями ребят из группы, которую несколько лет назад учил. Удивительные профессии! Бариста (специалист, умеющий правильно приготовить кофе), сомелье (работник ресторана, хранящий и подающий вина к столу), специалист по художественной фотографии, инструктор по поединкам на старинных мечах, хотя кое-кто, конечно, попадает и в банки, которые наше все. Однако и эту ситуацию можно и нужно изменить.

Что дальше?

У России нет исторических перспектив достаточно долго существовать в качестве сырьевого придатка более развитых стран. Иной выбор – объектность – требует современной армии мирового уровня, готовой на возникающие вызовы. Армия – живой, активный, развивающийся организм. И ее развитие требует серьезной научной поддержки, позволяющей, например, иметь современное, эффективное, достаточно дешевое оружие (военный бюджет РФ невелик).

Чтобы такая поддержка была, надо совершить три революции – научную, образовательную, технологическую.

Научная состоит в том, чтобы сосредоточить внимание исследователей на решении важных для страны задач, а не на информационном шуме, числе публикаций, существовании в качестве «придатка вузов».

Образовательная – в том, чтобы вымести шелуху и результаты «бессмысленных и беспощадных» образовательных реформ последнего тридцатилетия. Реалии нашей цивилизации требуют, чтобы мы имели и использовали образование мирового уровня, способное готовить тех, кто может «обогнать, не догоняя».

Технологическая революция связана с тем, чтобы делать все необходимое для обороны. Мы можем и должны производить все, что нужно, сами, не рассчитывая на добрых дядей. Санкции применяют только по отношению к слабым странам. Наш удел – быть сильными.

Президент РФ заметил, что многое в новой России пока только складывается. Чтобы все сложилось, нам необходимы эти революции. 

Важно с ними не затягивать.