Чем больше узнаешь историю наших царей, тем более открываешь одну удивительную истину: Иван Сусанин был не только у первого Романова — Михаила Федоровича. У многих русских государей был свой Иван Сусанин, то есть человек, который в решительный момент истории встал за Царя и пожертвовал собой, отдал свою жизнь за Русского Царя. По крайней мере у Императора Николая Первого точно есть такой верноподданный — это генерал Михаил Андреевич Милорадович.
Вся его жизнь в целом, и особенно последний день, могут быть названы глинковской формулой - «жизнь за Царя».
14 декабря 1825 года на Сенатской площади был декабристский путч. Те, кто давал Царю присягу верности Государю, изменили ей, подняв мятеж против Царя. Царь Николай не хотел начинать свое царствование с пролитие крови верноподданных. Он надеялся разрешить бунт мирно. Мятежники построили боевое каре войск около памятника Петру I. Они готовы были в любой момент перейти в наступление. Над Россией нависла угроза бунта, над царской семьёй — угроза революционной расправы. «Самое удивительное в этой революции это то, - говорил впоследствии Император Николай Павлович своему двоюродному брату, герцогу Евгению Вюртембергскому, - что нас с тобою тогда не пристрелили».
О беспорядках в городе было доложено генерал-губернатору Петербурга графу Милорадовичу, который тотчас прибыл на Сенатскую площадь. Зная, как его любили и уважали солдаты, он вызвался пойти уговорить мятежников мирно разойтись. Один из боевых товарищей стал объяснять ему, какому риску тот себя подвергает.
Милорадович в своём решении остался непреклонным, а на все возражения ответил так: «Что это за генерал-губернатор, который не сумеет пролить свою кровь, когда кровь должна быть пролита». С этими словами он вскочил на лошадь и поскакал к мятежникам. Думал ли герой войны 1812 года, отличившийся бесстрашием в Бородинской битве, участник многих других сражений, ни разу не раненный на поле брани и шутивший по этому поводу: «На меня ещё пуля не вылита», думал ли он, что найдет свою смерть в центре столицы Российской Империи, в городе, где он родился, в городе, который был вверен ему в управление, на виду у своего Государя.
Прославленный генерал подъехал к каре мятежников и, приподнявшись на стременах, достав золотой клинок, обратился к солдатам: "Скажите, кто из вас был со мной под Кульмом, Лютценом, Бауценом?" На площади стало тихо. "Слава богу, - воскликнул Милорадович, - здесь нет ни одного русского солдата!" В рядах восставших наметилось замешательство: там было много воинов, сражавшиеся вместе с Милорадовичем. Они готовы были послушаться легендарного героя.
Именно в этот момент, когда декабристский мятеж мог мирно закончиться, Каховский предательски выстрелил в спину генерал-губернатора из пистолета. Причем Каховский приготовил специальную пулю с зазубринами, которая разрывала человеческое тело гораздо безжалостнее, чем пули, которые применялись в сражениях XIX столетия.
Этот выстрел оказался смертельным.
Истекающего кровью Милорадовича отнесли в ближайший дом. Придя в себя, Михаил Андреевич понял, что умирает. Он потребовал, вопреки протестам медиков, извлечь пулю. Увидев её, он с облегчением сказал: "Слава богу, это пуля не ружейная, не солдатская". Затем пошутил, обратившись к другу, поэту Аполлону Майкову: «Вот что после твоего сытного завтрака не могу переварить».
Вскоре после полуночи посланник от государя принц Евгений Вюртембергский доставил Милорадовичу письмо от императора: «Мой друг, мой любезный Михаил о Андреевич, да вознаградит тебя Бог за все, что ты для меня сделал. Уповай на Бога так, как я на него уповаю; он не лишит меня друга; если бы я мог следовать сердцу, я бы при тебе был, но долг мой меня здесь удерживает. Мне тяжел сегодняшний день, но я имел утешение ни с чем не сравненное, ибо видел в тебе, во всех, во всем народе друзей; да даст мне Бог Всещедрый силы им за то воздать, вся жизнь моя на то посвятится. Твой друг искренний — Николай. 14 декабря 1825 года».
«С глубоким чувством, и даже усиливаясь приподняться, умирающий отвечал: "Доложите его величеству, что я умираю, и счастлив, что умираю за него!" Когда ему прочли самое письмо, он поторопился взять его из рук читавшего, прижал к сердцу и не выпускал до минуты своей смерти», — так написал первый биограф Милорадовича барон Модест Андреевич Корф.
Генерал от инфантерии принц Евгений Вюртембергский , командовавший в Отечественную войну 4-й пехотной дивизией и сражавшийся при Бородино, Красном и Кульме под знаменами генерала Милорадовича, так вспоминал эту историческую сцену: «На мою долю выпало отвезти от императора письмо к моему боевому товарищу графу Милорадовичу. Грустная картина, мне представившаяся, никогда не изгладится из моей памяти. Граф Милорадович, изумлявший всех нас своим хладнокровием на полях битв, не изменил себе и на смертном одре. Здесь он уже не мог казаться фанфароном, за которого его так часто принимали, это был герой в истинном значении слова, каким он и должен был быть всегда, чтобы встретить смерть так спокойно. Со слезами на глазах подал я ему письмо.
"Я не мог получить этого письма из более достойных рук: ведь мы связаны с вами, принц, славными воспоминаниями", — сказал Милорадович.
На мое искреннее сожаление о постигшем его несчастии и на высказанную надежду видеть его здоровым он отвечал: "Зачем поддаваться надежде! Внутренность моя горит!.. Смерть, конечно, не совсем приятная гостья; но видите, я умру так, как жил, с чистой совестью".
По прочтении письма Милорадович сказал: "Охотно умираю за императора Николая… Меня успокаивает мысль, что не от руки старого солдата пал я… Прощайте, принц!.. До свидания в лучшем мире!"»
Именно эти последние слова генерала Милорадовича уподобляют его кончину сусанинской и делают его «жизнь за царя».
В три часа ночи его не стало. Последним распоряжением графа Милорадовича было отпустить на волю всех своих крестьян. Впоследствии его завещание было исполнено, были освобождены от крепостной зависимости полторы тысячи душ.
Все это наша история, все это можно прочесть, все это нужно помнить... Но оказывается эту историю можно еще и увидеть и прикоснуться к ней в самом прямом смысле этого слова.
Поле открытия бюста Милорадовича 4 декабря я получил приглашение на торжественную церемонию, посвященную его памяти в музее Эрмитаж. Это церемония происходила в 15.00 часов в Галерее героев войны 1812 года в Зимнем дворце и состояла в торжественном выносе боевых знамен Отечественной войны, под которыми сражался прославленный генерал на Бородинском поле, под Малоярославцем и в других сражениях. Также — как говорили — впервые был представлен тот самый мундир в котором был Милорадович на Сенатской площади ,в котором он принял смерть за царя. К своему стыду, я даже не знал, что эта без преувеличения сказать, великая реликвия сохранилась. Трудно было было поверить, что перед тобой великая реликвия, свидетельство жертвенного подвига и верности царского генерала. Хранитель фондов, которая принесла реликвию, охотно рассказала и показала на мундире со стороны спины большое рваное отверстие — след предательской пули Каховского. На груди меньшее отверстие — скорее всего след раны нанесенной холодным оружием упавшему Милорадовичу Оболенским. На красной подкладке мундира отчетливо видны обильные багровые разводы крови.
К мундиру подошли официальные участники церемонии, представители сербского посольства, журналиста.
Хранитель разрешила сфотографировать исторический мундир. А я спросил: «А разрешите прикоснуться?» Она неожиданно ответила утвердительно (наверно, не смогла отказать батюшке): «Пожалуйста. Только зачем это Вам?». - «Хочется прикоснуться к русской истории. Для меня это святыня!»
Помяни, Господи, во Царствии Твоем христолюбиваго воина Михаила, жизнь свою за Царя положившего!
Оценили 15 человек
25 кармы