Пётр III. Смерть идеалиста. Часть 1-я. Мифы...

Когда заходит речь о Петре III – первом в восемнадцатом столетии законном императоре России, стоит подчеркнуть сразу: в удивительном единодушии сливаются те, кто обычно согласия меж собой достигнуть ни за что не способны. И если оппонент скажет «белое», из чистой вредности начнут кричать: «Черное!».

Пресловутый «двойной стандарт» был использован на всю катушку. Вновь однотипные события получали совершенно разное толкование. Когда на столе вприсядку плясал пьяный Петр I – это именовалось «государь изволит отдыхать от трудов тяжких». Когда подвыпивший Петр III играл в чехарду со своими гвардейцами – это, легко догадаться, рассматривалось как признак совершеннейшей дебильности. Когда чудесил Суворов (прыгал через стулья, кукарекал, венчал одним махом двадцать пар своих крепостных) – сие почтительно звалось «чудачествами великого человека». Когда гораздо менее безобидно давал выход своим эмоциям Павел I (и в самом деле чуточку эксцентричный) – пресловутое «общественное мнение» распускало сплетни о «коронованном безумце»…

Есть, однако, исключения…

Вот, скажем, числящийся среди либералов и демократов питерский историк Е. Анисимов и один из самых упрямых «национал- патриотов» москвич М. Лобанов поносят императора чуть ли не одинаковыми словами. «Недалекий», – рубит сплеча питерец. «Холуй Пруссии, враждебный всему русскому, – подхватывает москвич. – Слишком все очевидно».

Увы, недолгое царствование Петра III настолько оболгано и измазано черной краской, а его незаурядные реформы замолчаны либо приписаны другим, что чуть ли не двести лет наука вместо объективного подхода пробавляется главным образом сплетнями и анекдотами, а следом, задрав штаны, спешит и литература и кинематограф.

Причины ясны. Беспристрастные свидетели, те, кто находился рядом с Петром, либо предали его, переметнувшись к победителям, либо лет по тридцать просидели в своих имениях, не участвуя в столичной жизни. И вдобавок три главных создателя легенды о «дурачке» и «прусском холуе» были, надо признать, людьми в высшей степени незаурядными…

Это, во-первых, сама Екатерина II. Во-вторых, княгиня Екатерина Дашкова, филолог и писательница, директор Петербургской академии наук и президент основанной при ее прямом участии Российской академии (занимавшейся разработкой русского языка и литературы). И, в-третьих, Андрей Болотов – офицер, потом ученый и писатель, один из основоположников русской агрономической науки, автор классического труда «О разделении полей» и многотомных воспоминаний.

Авторитет их в свое время был слишком велик. Настолько, что совершенно забытыми оказались другие мнения: мало кто помнит, что весьма положительную оценку Петру в бытность его и наследником, и императором дали столь видные деятели русской культуры, как В.Н. Татищев, М.В. Ломоносов, Я.Я. Штелин. Гавриила Державин назвал ликвидацию Петром жуткой Тайной канцелярии «монументом милосердия». Карамзин в 1797 году решительно заявлял:

«Обманутая Европа все это время судила об этом государе со слов его смертельных врагов или их подлых сторонников…»

Побудительные мотивы тройки критиков предельно ясны. Екатерина, свергнувшая супруга, захватившая трон, на который не имела никаких прав, молчаливо одобрившая убийство Петра кучкой гвардейской сволочи, более всех остальных нуждалась в том, чтобы создать образ полного кретина и предателя русских национальных интересов, от коего она просто-таки была обязана спасти страну. Дашкова – ее сподвижница по перевороту. Болотов… с ним непросто. Далее убедимся.

Шитые белыми нитками места их творений видны невооруженным глазом. Типичнейший пример: до своего вступления на престол Екатерина выражалась о муже следующим образом:

«Тогда я впервые увидела великого князя, который был действительно красив, любезен и хорошо воспитан. Про одиннадцатилетнего мальчика рассказывали прямо-таки чудеса». Много лет спустя, уже давно будучи императрицей российской, она кое-что добавляет:

«Тут я услыхала, как собравшиеся родственники толковали между собою, что молодой герцог наклонен к пьянству».

С великолепным пренебрежением к логике Екатерина в одном месте обвиняет Петра в «неспособности исполнять супружеский долг», а в другом – в связи с Елизаветой Воронцовой, на которой Петр, вот наглость, возмечтал жениться. Учитывая, что Екатерина к тому времени меняла любовников, как перчатки, стремление Петра развестись и вступить в новый брак не выглядит ни странным, ни глупым. Между прочим, такие намерения были еще и возвратом к старым русским обычаям, когда цари брали в жены не иностранных принцесс, а соотечественниц-дворянок.

Дашкова, поддерживая всемерно легенду о глупости Петра, сама же приводит опровергающее это высказывание, с которым к ней однажды обратился Петр:

«Дочь моя, помните, что благоразумнее и безопаснее иметь дело с такими простаками, как мы, чем с великими умами, которые, выжав весь сок из лимона, выбрасывают его вон».

Впоследствии именно так и случилось: использовав Дашкову, ее родственные связи со старой русской знатью и светские знакомства, Екатерина отбросила «наперсницу», как выжатый лимон.

Болотов, собравший немало анекдотов о «ничтожном монархе» и до конца дней своих отстаивавший версию о «всенародном возмущении императором», однажды допускает серьезнейший прокол:

«Как вдруг получаем мы то важное и всех нас до крайности поразившее известие, что произошла у нас в Петербурге известная революция… Не могу и поныне забыть того, как много удивлялись все тогда такой великой и неожиданной перемене, как и была она всем поразительна…»

Прямо скажем, странные строки для человека, утверждавшего, что Петр «возбудил в народе ропот и неудовольствие», «сие народное неудовольствие было велико…». Но таких проколов у Болотова немало…

Ну что же, начнем по порядку, подробно рассмотрим главные обвинения против Петра – они же мифы.

Миф 1. «Петр: будучи наследником престола, не заботился о России, о государственных делах. Вместо этого он, будучи сущим младенцем по уму, пьянствовал со своими голштинцами, играл в солдатики и вешал крыс…»

В общем-то, тут есть своя сермяжная правда. Наследник и в самом деле, будучи вполне взрослым, играл в солдатики, однажды повесил крысу на игрушечной виселице, он точно пьянствовал с голштинскими офицерами (хотя, замечу в скобках, этим пирушкам было далеко до пиров Елизаветы и уж тем более – до непревзойденных никем по размаху и цинизму пьяных игрищ Петра Великого…).

Однако некоторая толика еврейской крови, текущая в жилах автора этих строк, побуждает по старой еврейской привычке ответить критиканам вопросом на вопрос:

– А чем еще было заниматься наследнику?

В самом деле, чем? Совершеннолетнего наследника престола Елизавета откровенно отстранила от каких бы то ни было государственных дел. Тут внесли свою лепту и сановники. Канцлер Бестужев, с самого начала ориентировавшийся не на Петра, а на Екатерину, как вспоминают современники, немало потрудился, внушая Елизавете мысль, что Петр, чего доброго, может, набравшись опыта, и захватить престол…

И посему Бестужев «много способствовал его отстранению от участия в русских государственных делах и ограничил его деятельность управлением одной Голштинией».

Как видим, Петр бездельничал не по лености характера, а оттого, что его попросту отстранили от любых дел! А поскольку со скукой нужно как-то бороться, нет ничего удивительного и в пирушках с офицерами, и в игре в солдатики, и даже в казни крысы. Все это – от скуки… 

(Помнится, двадцать с лишним лет назад, когда наша геологическая партия оказалась на неделю без работы в отдаленной крохотной деревушке, и даже водку пить было скучно, ради развлечения несколько взрослых, психически здоровых мужиков хоронили старый ботинок – с траурным шествием, долгими речами над могилой, воздвижением монумента…)

Вот, кстати, о птичках – то есть о крысах. Историк Ключевский писал о Дашковой следующее:

«Когда она разошлась с Екатериной и удалилась в частную жизнь, то стала нелюдимой и, поселившись в Москве, редко с кем виделась, еще реже с кем разговаривала и ничем не интересовалась. Чтобы заполнить свой досуг, она, президент Академии наук, приучила к себе несколько домашних крыс, которые составляли ее общество. Смерть детей ее трогала мало, но судьба крыс делала ее тревожной на целый день».

Но вернемся к Петру. В тех случаях, когда он все же пытался что-то делать, отношение к его попыткам было самое отрицательное. Историк Мыльников, автор объективной книги о Петре, приводит воспоминания тогдашнего генерал-прокурора Сената Шаховского, с явным осуждением вспоминавшего, как наследник отвлекал его от дел разными пустяками. Какими же? Оказывается, Петр посылал ему ходатайства «в пользу фабрикантам, откупщикам и по другим по большей части таким делам!» Другими словами – серьезно пытался заниматься экономикой, что встречало, увы, не поддержку, а отторжение…

А в единственном случае, когда Петру все же удалось заняться чем-то серьезным, он проявил себя вовсе не дурачком!

Весной 1756 года Шуваловы, чтобы отвлечь на всякий случай наследника от военных забав с голштинским отрядом, пробили у Елизаветы его назначение на пост главнокомандующего Сухопутным шляхетским кадетским корпусом. Тем самым, что основал Миних. На этом посту Петр как раз был толковым руководителем, относившимся к своим обязанностям всерьез. Сохранилась масса бумаг:

Петр «выбивает» финансирование, налаживает работу корпусной типографии, заботится о расширении общежития-казармы (в старой очень уж тесно), закупке амуниции, боеприпасов, оружия, мундирного сукна, лошадей, озабочен нормальным питанием кадетов, направляет в Сенат требование создать своего рода «географическо-этнографическое описание России»,

«дабы воспитываемые в оном корпусе молодые люди не токмо иностранных земель географию, которой их действительно обучают, основательно знали, но и о состоянии отечества своего ясное имели понимание».

Петр также лично составляет другую бумагу в Сенат – о подготовке «хороших национальных мастеров» (его собственная терминология!) Речь идет о том, что с момента основания корпуса в нем трудится множество квалифицированных мастеров-иностранцев: кузнецы, слесари, шорники, коновалы, сапожники, садовники. Однако передавать опыт русской молодежи им не вполне удается, поскольку учеников набирают из рекрутов, а среди них преобладают лица неграмотные, «или грамотные, только весьма порочные, потому что ни один помещик грамотного доброго человека в рекруты не отдаст».

Поэтому Петр предлагал «взять из гарнизонной школы от 13 до 15 лет 150 человек школьников», передать их Корпусу и учить всерьез, обучая не только вышеперечисленным ремеслам, но и грамоте, немецкому языку, арифметике, геометрии, рисованию.

«Чрез оное и во всем государстве национальные хорошие ремесленные люди заведутся, а особливо чрез умножение знающих коновалов могут конские и рогатого скота частые падежи отвращены быть».

Перед нами, без всяких преувеличений, проект одновременно технического и сельскохозяйственного института! Или, по крайней мере, техникума. Ремесло, иностранный язык, прикладные дисциплины… Кстати, несколькими годами раньше Петр создал в Ораниенбауме школу для подготовки музыкантов и театральных артистов из детей «садовниковых и бобылских». Он и сам неплохо играл на скрипке.

Словом, в тех редких случаях, когда Петру удавалось заняться чем-то серьезным, он проявлял себя неплохо.

Миф 2. «Петр питал нездоровое поклонение перед Фридрихом и предал интересы России, заключив мир с Пруссией и отдав Фридриху завоеванную русскими Восточную Пруссию. Общественное мнение России было возмущено миром с Пруссией».

По-моему, из всех связанных с личностью Петра мифов, этот – наиболее распространенный. В самом деле, даже Исабель де Мадариага, испанка из знатного рода, почетный профессор Лондонского университета и глава британской школы историков-славистов, не отстает от российских коллег:

«Победоносных русских генералов, как гром среди ясного неба, поразила весть…» (о мире с Пруссией).

Ну начнем с того, что никакого такого «общественного мнения» в России тогда не существовало, как и в других державах, где на троне сидели монархи. В те годы одна только Англия, даром что монархия, могла похвастаться тем, что можно назвать общественным мнением: независимые газеты, независимые депутаты парламента. Правда, при необходимости редакторов запросто, без церемоний ставили к позорному столбу, а депутатов отправляли за решетку, но это уже другая история.

Общественное мнение, ага! Нас хотят уверить, что где-нибудь на ярмарке в Вышнем Волочке торговавший солеными огурцами мужик обращался к соседу-горшечнику:

– Как вы в стратегическом плане оцениваете мирные инициативы императора касательно Пруссии, Сидор Карпыч?

А тот, стало быть, отвечал:

– Боюсь, Мефодий Силыч, решение непродуманное и в тактическом, и в стратегическом аспекте, и уж, безусловно, в корне противоречит военно-политическим интересам. Общественное мнение Нижних Мхов, где я был давеча, также фраппировано…

Ну-ну… Промежду прочим, когда война с пруссаками закончилась, в некоторых уголках необъятной Российской империи еще вообще не знали, что она и начиналась…

Но зато каков слог у Исабель де Мадариага! Вот вам образчик, без изъятий…

«Офицеры и солдаты нового поколения оказались достойными противниками прославленных прусских войск и их блистательного венценосного полководца и сумели выйти из испытания огнем с окрепшей верой в себя и с возросшим чувством национального достоинства».

Хорошо сказано, аж слеза продирает. А Петр, стало быть, заключив мир, по Исабель, «нанес тяжелый удар» столь воодушевленным офицерам и солдатам…

Что взять с холеной лондонской дамочки? Ей самой в жизни не приходилось месить грязь с полной выкладкой и подставлять брюхо под штык. Обычные красивые рассуждения кабинетного интеллигента, прекрасно знающего, что ему самому никогда не придется оказаться в шкуре рядового пехотинца середины XVIII столетия…

А кто, интересно, спрашивал солдат? Всегда, везде, во все времена солдат только радовался окончанию войны, тем более что в данном случае речь шла не об обороне отечества от вторгшегося супостата, а о войне, совершенно непонятной простому солдату, ненужной никому.

Зачем? Какого рожна делала русская армия в Пруссии, с которой у России даже не было общей границы? Кому нужна была эта война? «Испытание огнем»?

Канцлер Бестужев-Рюмин вроде бы знал ответ:

«Коль более сила короля прусского умножается, тем более для нас опасности будет, и мы предвидеть не можем, что от такого сильного, легкомысленного и непостоянного соседа столь обширной империи приключиться может».

Вот вам государственный муж, проникнутый серьезной тревогой за судьбу родины, которой может в будущем угрожать нашествие со стороны воинственного соседа…

Можно и так подумать – если не знать, что именно канцлер Бестужев-Рюмин был с потрохами куплен Францией и Австрией, от которых получал не разовые взятки, а регулярный немаленький «пенсион»…

Ситуацию можно – и необходимо! – обрисовать иначе. Франция и Австрия воевали с Пруссией по своим практическим причинам. Англия непосредственно не участвовала в сражениях на континенте, но поддерживала союзников материально. Во-первых, чтобы обеспечить наибольшие права и привилегии своим торговым представителям в Европе, а во-вторых, чтобы отвести угрозу от Ганновера.

 Ганновер, если кто запамятовал, – это наследственное владение английских королей, попавших на эту должность из ганноверских курфюрстов. Землица эта лежала в наиболее тогда развитой торгово-промышленной зоне Германии, имела огромное экономическое значение, была удобным плацдармом для военного проникновения в Европу. А посему еще за несколько лет до Семилетней войны Англия пыталась убедить Россию разместить на территории Ганновера русский корпус, содержание которого оплачивал бы Лондон, но Елизавета не согласилась.

Вот вам и расклад. Англия защищала свою торговлю и свой Ганновер. Франция стремилась свести к нулю прусское влияние на Рейне и в Вестфалии и в тех местах утвердиться. Австрия жаждала отобрать у Пруссии Силезию, потерянную во время прошлой, неудачной для себя войны. Пруссия, естественно, хотела всем им всыпать и перечисленные планы сорвать.

Во всей этой истории российские интересы не были затронуты ни с какого боку. У России попросту не было причин воевать с Пруссией, которая к России не проявляла ни малейших агрессивных поползновений. Вспомним, при Анне русские войска дрались в Польше не с пруссаками, а с французами – это к вопросу о теоретических построениях канцлера Бестужева. У России и Пруссии попросту не было «точек вражды». Наоборот, стратегические интересы России как раз и требовали дружить с Пруссией, потому что их коалиция могла бы противостоять любому союзу других европейских держав!

Но австрийцы и французы отвалили продажному Бестужеву немалую денежку, и он ради своих шкурных интересов форменным образом затолкал Россию в совершенно ненужную ей, чужую войну… Да, наши солдаты дрались геройски. Да, наши армии вошли в Берлин… но зачем?

Ответ один: ради приятно позвякивавших золотых кругляшков в сундуках канцлера Бестужева. Никакой другой причины, по которой бессмысленно пролито столько русской крови, в природе не существует. Россия вообще никогда не воевала с крупными германскими государствами, если не считать Чудского озера и долгой схватки Ивана Грозного с Ливонским орденом, но это совсем другая история…

И вот кстати… Героизм героизмом, но и число штыков играло свою роль. В армии Апраксина было около ста тысяч солдат, из них примерно половина строевиков, а у Фридриха – двадцать четыре тысячи. Такие дела…

Между прочим, Екатерина, вступив на престол, тут же убедилась в… необходимости преобразовать войска, «расстроенные продолжительною войной». Какой? Да той же, Семилетней. А вот вам мнение, во-первых, противника Петра, во-вторых, человека, участвовавшего в Семилетней войне, – нашего старого знакомого Андрея Болотова: 

«Народа погублено великое множество, а в числе онаго легло много и русских голов в землях чуждых и иноплеменных, и, к сожалению, без малейшей пользы для любезного отечества нашего».

Как-то плохо вяжется мнение участника войны с патетическими тирадами дамы по имени Исабель…

Так стоит ли винить Петра за то, что он постарался побыстрее остановить эту бессмысленную, совершенно не нужную России войну против государства, которое было нашим потенциальным союзником?

Идея заключения с Пруссией мира принадлежит к тому же вовсе не Петру! В последние месяцы царствования Елизавета наконец-то вышвырнула в отставку продажного Бестужева, поставила на его место Воронцова, и он с полного одобрения Елизаветы как раз и начал прощупывать почву для возможного заключения мира – причем его план предусматривал… возвращение Фридриху Восточной Пруссии!

Вступивший на престол Петр лишь довел эти планы до логического конца. С одним немаловажным исключением: он вовсе не собирался отдавать Восточную Пруссию! В день его убийства русские войска так там и оставались, поскольку согласно двум подписанным Петром и Фридрихом трактатам Россия имела право вовсе остановить вывод своих войск в случае обострения международной обстановки. Сохранился указ Петра, предписывающий ввиду «продолжающихся в Европе беспокойств» не только не выводить войска, но и пополнить новыми запасами армейские склады в Восточной Пруссии, а также отправить к ее берегам кронштадтскую эскадру, чтобы прикрывать русские торговые суда.

Как видим, не было ни «предательства национальных интересов», ни «возвращения Фридриху Восточной Пруссии». Австрийский посланник в Петербурге Ф. Мерси так и сообщал в Вену о действиях Петра: «Теперь он не может выпустить из рук королевство Пруссию».

Кто же все-таки вернул Фридриху эти земли?

Екатерина!

Будучи еще великим князем, Петр, по свидетельству Штелина, говорил свободно, 

«что императрицу обманывают в отношении к прусскому королю, что австрийцы нас подкупают, а французы обманывают. Мы со временем будем каяться, что вошли в союз с Австрией и Францией».

Время подтвердило, что наследник был абсолютно прав. В следующем столетии французские войска дважды вторгались на территорию России, а Австрия всегда вела враждебную России политику (взять хотя бы классический пример, когда во время Крымской войны пришлось держать на австрийской границе целую армию – очень уж агрессивно и непредсказуемо тогда вела себя Австрия…).

Одним из первых распоряжений Екатерины после свержения Петра стал приказ расквартированным в Восточной Пруссии русским войскам форсированным маршем возвращаться на родину. А два года спустя она подписала с Фридрихом новый союзный договор, ряд статей которого был без малейших изменений перенесен из того самого, «предательского» договора Петра!

И упрекать за это Екатерину нет никакой нужды. Повторяю, России был необходим с Пруссией мир и союз, который позволял легко отразить попытки любой третьей державы установить в Европе свою гегемонию. Более ста лет после этого Пруссия оставалась для России другом и союзником, пока в нашей внешней политике не взяла верх прямо-таки шизофреническая «горчаковщина» – необъяснимая здравым рассудком германофобия в сочетании со столь же противоречащей здравому смыслу и государственным интересам франкофилии.

Но это уже другая история и другая книга, которая непременно будет. В самом скором времени я собираюсь засесть за книгу «Европейский концерт» – о российской внешней политике за последние триста лет, с ниспровержением иных устоявшихся мифов и неизбежными шокирующими выводами…

Да, о союзниках России в Семилетней войне. И Австрия, и Франция практически в те же самые месяцы пытались заключить с Фридрихом сепаратный мир… за спиной России! Так что не стоит, как это пытались делать, приписывать Петру «предательство союзников» – означенные союзники были те еще пройдохи…

И в завершение темы – о самом Фридрихе, которого до сих пор современные историки (и российские в том числе) продолжают именовать Великим.

Нет ничего удивительного, что Петр им восхищался. Все же предмет восторгов был восхищения, безусловно, достоин. Фридрих – один из лучших полководцев XVIII столетия, выдающийся государственный деятель. И – незаурядный мыслитель.

С недавних пор я, признаться, вполне разделяю восхищение Петра – и многих других – Фридрихом Великим. Так уж сложилось, что мне удалось за смешные деньги приобрести уникальное издание, книгу под длинным названием: «Оставшиеся творения Фридриха Втораго короля прусскаго», изданной «с дозволения управы благочиния» в Санкт-Петербурге, «на иждивении И.К. Шнора» в 1789 году. Это собранные под одним переплетом седьмой и восьмой том собрания сочинений Фридриха, выпущенного в России в год взятия Бастилии. Переписка с маркизом Д’Аржансом и Д’Аламбером.

Прелюбопытнейшее чтение! Человек, положительно, был незаурядный. Вот, для примера, образец остроумия прусского короля. Обсуждают новости астрономии:

«Сказывают, что старый спутник Сатурнов пропал. Ты, яко небесный житель, пожалуй растолкуй мне, что такое с ним сделалось. Не Сатурн ли его пожрал? или пришел сей спутник у его в немилость? или он скрылся за какое облако, дабы посмеяться над астрономами? господа астрологи, не ожидая подтверждения сего происшествия, смело станут предвещать падение какого-нибудь любимца великаго Государя, или будут говорить, что Сатурн паки придет на землю царствовать, и что сего погибшаго спутника он послал воплотиться (как Самонокодома), что он будет предводительствовать Турецкою или Российскою армией для восстановления сего царства. Я же со своей стороны буду только повсюду молить: пожалуйте, государи мои, если его поймаете, не вешайте».

И, что должно быть особенно интересно для сторонников новой хронологии, Фридрих и его корреспонденты обсуждают некую новую книгу, которая… сокращает официальную церковную историю! Увы, поскольку речь идет о чем-то очень ему знакомом, Фридрих не приводит ни названия, ни автора. В каких запасниках теперь пылится эта книга, можно только гадать…

А вот гораздо более серьезное высказывание Фридриха, которое просто необходимо рассмотреть вдумчиво.

«Не правда ли, что электрическая сила, и все чудеса, кои поныне ею открываются, служат только к возбуждению нашего любопытства? Не правда ли, что притяжение и тяготение удивляют только наше воображение? Не правда ли, что всех химических открытий такие же следствия? Но менее ли от сего происходит грабительств по большим дорогам? Сделались ли от сего откупщики ваши менее жадны? Возвращаются ли с большею точностью залоги? Менее ли клевет, истребилась ли зависть, смягчились ли сердца ожесточенные? Итак, какая нужда обществу в сих нынешних открытиях, когда философия небрежет о части нравственной, к чему древние прилагали все свои силы?»

Вы понимаете, что перед нами? Не исключено, что Фридрих Великий вообще первым сформулировал проблему, над которой стали всерьез задумываться только в ХХ веке: «Научный и технический прогресс еще не ведет автоматически к прогрессу в людской духовности и не делает жизнь лучше»!

Вполне может оказаться, что именно так и обстоит. Поскольку мысли, высказанные Фридрихом в письме от 7-го января 1768 года, категорически противоречат общему настроению тогдашних просвещенных умов. Они-то держались как раз противоположных взглядов на научный и технический прогресс! Считали, что человек в своей дерзновенной поступи вот-вот откроет массу новых законов природы, которые немедленно обратит себе на пользу, научившись управлять природой, как телегой. Полагали, что развитие науки и техники само по себе, волшебным образом преобразит и общество, и людей… А Фридрих без всякого шума высказывал прямо противоположные мысли, которыми мы в полной мере начинаем озабочиваться лишь сегодня… И оценить их в полной мере можем лишь сегодня.

Само появление этого восьмитомника свидетельствует, что в России и через тридцать с лишним лет после Петра всерьез интересовались творческим наследием Фридриха. Более того… Эта книга дополнена! Кто-то тогда же, в 1789 году, кропотливо восстановил выброшенные тогдашней цензурой места, старательно написал от руки «изъятия» и вставил их в конце и седьмого, и восьмого тома, объединив под общим переплетом – по меркам того времени, роскошным, кожаным, с тиснением. Кто был этот современник Екатерины, сегодня уже не установить, но ясно, что он был грамотен, не беден и, несомненно, располагал немецким оригиналом подвергшейся цензуре книги… Работу он проделал нешуточную – «места выпущенные», по его собственной записи, довольно обширны.

И еще мне очень нравится выражение Фридриха о дешевых книжниках мелкого пошиба: «письмоносная челядь». Впрочем, в книге Фридриха мне нравится многое, и теперь я вполне понимаю и Петра, и неизвестного по имени читателя из 1789…

Миф 3. «Петр хотел втравить Россию в войну с Данией из-за своего Шлезвиг-Гольштейнского герцогства, и это предприятие, не волновавшее никого, кроме него, было чуждо российским интересам».

Петр, остававшийся законным герцогом Шлезвиг-Гольштейна, и в самом деле хотел отвоевать захваченный датчанами Шлезвиг, вновь присоединив его к Гольштейну. Но было ли это предприятие чуждо российским интересам и внешней политике?

Как раз наоборот! Собираясь вернуть Шлезвиг, Петр, оказывается, не поддался очередному сумасбродству, а всего лишь старательно продолжал традиции русской внешней политики, имеющие полувековую историю!

С тех самых пор, как Петр I выдал дочь и племянницу за герцогов Курляндского и Голштинского, Курляндия и Голштиния считались «зоной интересов России», прямо-таки вассальными территориями, и Россия была постоянно озабочена их судьбой – как английские короли озабочены судьбой своего Ганновера. В завещании Екатерины I двенадцатый пункт гласит:

«Его королевского высочества герцога голштинского дело шлезвицкого возвращения и дело Шведской Короны по взятым обязательствам имеет накрепко исполнено, и Российское государство так, как и великий князь, к тому обязаны быть».

Вот так-то… Просто у России за истекшие полвека не нашлось средств и возможностей к «шлезвицкому возвращению», а теперь они появились, и Петр III воспользовался ситуацией. Отвоевывать Шлезвиг предстояло не в одиночку, а совместно с прусским военным контингентом – таково было одно из условий мирного договора России и Пруссии. Предприятие было не утопическое, а вполне выполнимое – легко представить, что сделали бы с датчанами соединенные русско-прусские корпуса…

И возвращение Шлезвига Голштинии (то есть российским императорам) влекло за собой невероятно выгоднейшие стратегические перспективы!

Достаточно взглянуть на карту Ютландского полуострова, чтобы убедиться: держава, владеющая Шлезвиг-Гольштейном, автоматически получает два важнейших военно-экономическо-стратегических преимущества: во-первых, открывает своему флоту, как военному, так и торговому, свободный доступ в Северное море, в обход контролируемых Данией проливов-выходов из моря Балтийского, во-вторых, сама способна без особого труда «запереть» Балтийское море и сделать его своим внутренним озером!

Что блестяще доказано политикой Пруссии в отношении Шлезвига. Чтобы завладеть им впоследствии, Пруссия без колебаний развязала две войны с Данией. Первую, в 1848–1850 годах, она проиграла, но в 1864, взяв в союзники Австрию, вновь напала на Данию и не прекращала военных действий, пока не добилась передачи ей Шлезвига. 

Именно на территории Шлезвига, в Киле, была построена крупнейшая военно-морская база, принадлежавшая сначала Пруссии, потом – Германской империи, потом – Третьему рейху, а сейчас – ФРГ. Именно на территории Шлезвига пруссаками был прорыт Кильский канал, по которому могли проходить меж Балтийским и Северным морем торговые корабли, уже не платя датчанам ни гроша пошлины. И Дания лишилась огромных денег, а в Первую мировую германский флот запер российский в Балтийском море, базируясь в Киле.

А ведь на месте Пруссии могла оказаться Россия! Не перечесть всех преимуществ, проистекающих из обладания Шлезвигом – и европейская история в этом случае была бы иной…

Миф 4. «Петр намеревался уничтожить православную церковь».

Россказни о том, что Петр якобы намеревался «обрить православным священникам бороды», а там и вовсе уничтожить православную церковь – из разряда все тех же скверных анекдотов, выдаваемых за серьезные свидетельства о реальных событиях. Достоверности здесь столько же, сколько и в «мемуарах» фрейлины В.Н. Головиной, которыми сплошь и рядом пользуются как свидетельскими показаниями, хотя фрейлиной императорского двора Головина стала лишь в 1782 году, а на свет появилась… через четыре года после убийства Петра!

Эта байка (как мы увидим позже, запущенная в оборот екатерининскими орлами) основывалась на двух фактах: небрежении Петра к церковным службам (что для XVIII столетия было общераспространенной привычкой) и на намерениях Петра отобрать у церкви ее огромные земельные владения.

Что до второго, то Петр опять-таки продолжал прежние традиции русских самодержцев и пытался довести до логического конца процесс, начатый за сотни лет до него…

Еще Иван III (однажды преспокойно приказавший высечь на людях архимандрита Чудова монастыря) всерьез подумывал о секуляризации, то есть переводе в светское владение обширных монастырских и церковных земель. Кое-какие шаги к этому пытался предпринять и Иван Грозный на знаменитом Стоглавом соборе, но церковь в те времена представляла собой силу, перед которой пришлось отступить и Грозному. Он добился лишь того, что запретил церкви самовольную покупку вотчинных земель «без доклада царю».

И Михаил Романов, и Алексей Михайлович всячески пытались ограничить возможности церкви в приобретении новых владений, порой прямо запрещая подданным жертвовать церквам и монастырям как земли, так и крестьян. Пытался «отписать на государство» церковные владения и Петр I, но и «дракону московскому» пришлось отступить. Даже крайне набожная Елизавета в 1757 году разработала схожий проект, но опять-таки не рискнула претворить его в жизнь.

Объяснение лежит на поверхности: обладавшие особым статусом обширнейшие владения церкви попросту мешали нормальному развитию экономики, что прекрасно понимали и русские самодержцы… и иные церковные иерархи!

В самой православной церкви несколько сотен лет шла ожесточенная борьба иерархов с так называемыми нестяжателями – начиная с ереси «стригольников» (тридцатые годы XIV века). «Нестяжатели» как раз и выступали против превращения церкви в «мире кого» собственника-феодала – впрочем, началось это даже не со стригольников, а с выступлений известного проповедника XII века Кирилла Туровского и его последователей. На знаменитом соборе 1274 года во Владимире предшественники «нестяжателей» четко сформулировали свою точку зрения: «Невозможно и Богу работати, и мамоне».

Подробно рассматривать эту интереснейшую тему я не могу, поскольку пришлось бы писать отдельную толстую книгу, чтобы рассказать о многолетних дискуссиях, ожесточенных словопрениях на церковных соборах, сожжениях на кострах еретиков-реформаторов, о Феодосии Косом, Максиме Греке, Вассиане Патрикееве, дьяках Курицыных, о перекличке идей «нестяжателей» с идеями католиков-францисканцев и многом, многом другом…

Словом, зачислять Петра III в гонители православной церкви нет оснований. Скорее наоборот – именно Петр был инициатором договора от 8-го июня 1762 года, по которому Россия обязывалась защищать права и интересы православных подданных Жечи Посполитой. А русский посланник в Вене Голицын получил от Петра указание вручить резкую ноту венецианскому посланнику в Вене – «по причине претерпеваемых греческого вероисповедания народом великих от римского священства обид и притеснений».

Из отчета Голицына – уже Екатерине – следует, что власти Венецианской республики вынуждены были принять соответствующие указы, ограждающие права своих православных подданных… После чего у славян Западной Европы и Балкан Петр приобрел огромную популярность. Дошло до того, что один из предводителей восстания чешских крестьян в Австрийской империи выдал себя за… русского принца! Знаменитый Степан Малый, балканский самозванец, благодаря тому, что выдавал себя за Петра III, стал правителем Черногории (а впоследствии появился даже… Лжестепан Малый!).

Ненависть православного духовенства Петр вызвал по двум причинам. Во-первых, он лишил столичных священников весьма жирного куска, запретив домовые церкви в усадьбах богатого дворянства и купечества (что сделали позже и другие русские императоры), а во-вторых, все же начал секуляризацию. У церкви изымались все имения и передавались в ведение государственной Коллегии экономии, назначались офицеры-управители. И, что особенно важно, бывшие монастырские крестьяне получали земли, которые они раньше обрабатывали для монастырей! Они освобождались от оброка в пользу церкви и облагались казенным оброком, как и государственные крестьяне. Чуть позже, когда власти попытаются «переиграть» эти реформы, крестьяне поднимут бунты!

И, главное, Петр должностью отменил все до единого прежние репрессивные установления против староверов, объявил, что все, бежавшие по этой причине за границу, могут вернуться и свободно исповедовать в России «дониконианскую» веру. Особым указом он уравнял все религии в правах. Старообрядцы на него после этого буквально молились (вспомним, сколько их поддержало потом Пугачева-Лжепетра), а вот православные иерархи затаили злобу…

Исабель де Мадариага пишет, что «приходские священники, стоявшие ближе по положению к крестьянам и солдатам, были обижены указом о включении сыновей попов и дьяконов в рекрутский набор». А чуть позже сама же подробно излагает историю вопроса.

Дело в том, что поповских и дьяконовых сыновей набралось огромное количество. Согласно тогдашним правилам профессия эта была наследственной, но количество «кандидатов» превышало, и значительно, число приходов, которые они могли бы занять. А потому за десятки лет до Петра государство решало эту проблему, периодически приписывая «лишних» сыновей духовенства (а то и самих духовных лиц!) в податные сословия. Анна Иоанновна попросту гребла их в рекруты. А при Елизавете эти «лишние», случалось, попадали и в крепостные…

Как поступала сменившая Петра Екатерина? Да столь же решительно! В 1769 году она приказала «забрить» в армию четверть всех поповских сыновей и половину «сверхштатных» священников и дьяконов, получив девять тысяч рекрутов. В 1783 году издала новый указ, по которому все «сверхштатные» служители церкви и «необученные недоросли старше 15 лет» обязаны были выбрать себе новые занятия. Под этот указ попали тридцать две тысячи человек, в большинстве своем вынужденные уйти в чиновники или городские мещане. И это была отнюдь не последняя чистка разросшегося сословия…

Екатерина, едва укрепившись на престоле, провела… полную секуляризацию церковных и монастырских земель, в масштабах, неизмеримо превосходивших все, что Петр успел сделать! Ангелица кротости и всеблагая матерь Отечества проводила это в жизнь крутенько! Ростовский митрополит Арсений Мациевич, энергично протестовавший против секуляризации и при Елизавете, и при Петре, и не подвергшийся за это никаким репрессиям, направил в Синод очередной резкий протест, простодушно полагая, что тронуть его и на сей раз не посмеют…

Митрополит жестоко заблуждался. Екатерина немедленно приказала его арестовать и судить за «оскорбление величества». Когда бывший канцлер Бестужев попытался заступиться, Екатерина ответила холодным письмом, где были и такие примечательные строки:

«Стоит вспомнить, что прежде, без всяких церемонии и соблюдении приличий, в делах, без сомнения, гораздо менее важных, духовным особам сносили головы. Не представляю, как мне сохранить мир в государстве и порядок в народе, не говоря уж о защите и сохранении данной мне Богом власти, если виновный не будет покаран».

Другими словами – «я вам не рохля Петр!». Тут вам не здесь, живенько отучу безобразия нарушать!

Все же казнить строптивого митрополита Екатерина не решилась, очень уж популярен был в стране. Однако его расстригли, лишили сана, назвали «смердом Андрейкою» и сослали в отдаленный монастырь посереди карельских лесов. Ради вящей справедливости следует уточнить, что «проштемпелевал» решение императрицы суд из семи церковных иерархов – митрополиты Новгородский и Московский, архиепископы Петербургский и Крутицкий, епископы Псковский и Тверской, архимандрит Новоспасского монастыря.

С этим судилищем связано любопытное предание. Говорили, что Арсений поносил своих судей и предсказывал каждому ужасный конец. Димитрию Сеченову он якобы предрек, что тот «задохнется от собственного языка» (Дмитрий четыре года спустя умер от апоплексического удара), епископу Псковскому Гедеону сказал:

«А ты не увидишь более своей епархии» (Гедеон умер на обратном пути), архиепископу Крутицкому Амвросию:

«Яко вол ножном зарезан будешь» (Амвросий был растерзан толпой во время знаменитого московского чумного бунта в 1771 году).

Темная история. Как с «проклятием тамплиеров»…

Ежегодный доход государства от секуляризованных церковных владений составлял при Екатерине миллион триста тысяч рублей. Так-то…

Продолжение следует...

ИСТОЧНИК:

https://www.e-reading.club/cha...

Ещё статьи по теме:

О Семилетней войне: "Кровь, лавры, интриги и немного виртуальности..."  https://cont.ws/@gnuss/1340529

Чехарда после Петра… Заговоры & перевороты или Гвардия наш рулевой  https://cont.ws/@gnuss/1291176

Чехарда после Петра… Заговоры & перевороты или Гвардия наш рулевой (Часть 2)  https://cont.ws/@gnuss/1291205

Чехарда после Петра… Заговоры & перевороты или Гвардия наш рулевой (часть 3)  https://cont.ws/@gnuss/1291245