Автор: Артем Соколов
Заявления канцлера Германии Фридриха Мерца об исчерпании дипломатии для решения украинского кризиса обратили на себя внимание даже на фоне системной деградации отношений между РФ и Западом. Вряд ли задор канцлера оценили и в команде президента США Дональда Трампа, возобновившей диалог с российскими представителями после продолжительного перерыва. В Москве воинственный посыл Мерца не без оснований сравнили с агрессивными планами гитлеровской Германии в духе «натиска на восток».
Тем не менее сам Мерц после назначения канцлером остается последователен в своей антироссийской риторике. Надежды на то, что он прислушается к немецкому бизнесу и значительной части общественности, выступающей по крайней мере за остановку обрушения двусторонних отношений между Москвой и Берлином, не оправдались. Громче выступили представители немецкого ВПК, пообещав вытянуть экономику Германии из кризиса и обеспечить бундесвер надежным вооружением. Без антироссийской истерии милитаризация ФРГ за счет социально-экономического развития будет вызывать у избирателей непростые вопросы.
Сделав украинский конфликт частью внутренней политики, немецкий истеблишмент поставил на победу Киева собственную репутацию и политическое выживание. Германия — крупнейший донор финансовой и военной помощи для Украины в ЕС, одна из главных точек притяжения для украинских беженцев и мигрантов. Вернуть все немецкие затраты, еще и с процентами, возможно только в случае военного поражения России. В ином случае Германии предстоит болезненная работа над ошибками.
Конечно, у немецкого руководства остается возможность для коррекции своей внешней политики. Так было в конце 1960-х годов, когда «доктрина Хольштейна» ФРГ, направленная на ограничение дипломатических связей Германской Демократической Республики (ГДР), показала пределы своей эффективности. Тогда Бонн вышел из кризиса благодаря «новой восточной политике» канцлера Вилли Брандта, перезапустившей отношения с СССР и странами Восточной Европы. Однако сегодня сторонники новых подходов немецкой дипломатии расколоты и отодвинуты от процесса принятия решений.
В своих внешнеполитических подходах Мерц удивительным образом оказался похож на бывшую главу МИД ФРГ Анналену Бербок. Представительница немецких «зеленых» запомнилась идеологизированным подходом и слабыми компетенциями в дипломатии. Если в диалоге с ближайшими партнерами эти качества удавалось заретушировать, то при коммуникации со странами «мирового большинства» они нередко приводили к недоразумениям и ошибкам.
Идейность Мерца имеет иное смысловое наполнение, чем у Бербок. Вместо ценностно ориентированной внешней политики образцом для него служит «однополярный момент» рубежа XX–XXI веков. В это время он сформировался как политик и вышел на пик своих возможностей до разлада с Ангелой Меркель. Близок ему и дипломатический стиль Гельмута Коля 1980-х годов с его непримиримой напористостью. Мерц стремился быть канцлером в мире, где Запад, а вместе с ним и Германия, прочно сохраняет командные высоты. Формирование многополярного мироустройства ему трудно понять как процесс, но еще сложнее принять как часть объективной реальности.
Старомодность Мерца была его сильной стороной в период борьбы за лидерство в партии после ухода Меркель и в гонке за канцлерское кресло. Немецкий избиратель в целом разделял опасение, что компромиссность Меркель завела Германию куда-то далеко от ожидаемого. Консерватизм Мерца выглядел как долгожданное возвращение здравого смысла. Однако мало кто ожидал, что из наследия недавнего прошлого окажутся востребованы прежде всего милитаризация и агрессивная внешнеполитическая риторика.
Как и в случае с Бербок, Фридриха Мерца трудно представить в качестве эффективного переговорщика с непростыми партнерами. Даже в его ближайшем окружении признают, что канцлер самоуверен и не склонен считаться с чужим мнением. Первые переговоры Мерца с Дональдом Трампом готовились немецкой стороной в режиме настоящей спецоперации, чтобы по крайней мере избежать скандала между двумя лидерами. Трудно сказать, сколько усилий должно затратить ведомство федерального канцлера, чтобы подготовить Мерца к конструктивному контакту с российским коллегой.
Вряд ли Мерц готов прислушиваться к критике немецкой внешней политики в самой ФРГ. Оппозиционные силы, такие как «Альтернатива для Германии» или «Союз Сары Вагенкнехт», воспринимаются им как орудия внешних сил, с которыми диалог невозможен. Манифест группы влиятельных социал-демократов, призывавших к изменению дипломатии Берлина, Мерц предпочел не комментировать, дав понять, что это внутреннее дело СДПГ, никак его не касающееся. Действующий глава МИД ФРГ Йоханн Вадефуль намерен четко следовать линии канцлера и не проявлять самодеятельность.
Признание Мерца об исчерпанности дипломатии в украинском урегулировании — это не критика действий Москвы, но признание кризиса самой немецкой внешней политики в многополярном мире. Германии предстоит провести переоценку своего опыта и научиться выстраивать диалог в новых условиях, когда она не может действовать с позиции экономического и морального превосходства. Едва ли это произойдет при канцлере, убежденном в (западно) германской исключительности.
Оценили 4 человека
7 кармы