О русской православной иконе

О смысле жизни.Богословские миниатюры

протоиерей Николай Иванов 

В наши дни обострился интерес к русскому религиозному искусству: иконописи, храмовой архитектуре, богослужебному пению. Пошла мода называть это народным русским искусством такого-то века, поясняя при этом, что оно ценится за красоту и человечность. И только. О религиозной сущности если и говорят, то как о чем-то второстепенном.

Если мы захотим перейти на чисто философский язык, то прежде всего должны вспомнить известную формулу: «Форма есть строение содержания». Если же говорить более простыми словами, то искусство есть выражение какой-либо идеи. Без идеи нет искусства. В таком случае естественно спросить: какая же идея породила наше храмовое искусство? Какую идеологию оно выражает? Что хотели выразить в своих творениях созидатели этой красоты?

Атеизм утверждает, что христианская религия-это мрачная, человеконенавистническая идеология, способствующая развитию и сохранению института рабства, насаждающая темноту и невежество, проповедующая бесчеловечного бога, подавляющая в человеке все светлое. И вот перед нашими глазами встает церковное искусство как нечто прекрасное, светлое, жизнеутверждающее. Таким оказывается христианское искусство – естественное порождение христианской идеи.

Храмовое искусство выражает идею исключительной человечности и красоту этой человечности, и именно так, как о том возвещает Церковь в своих догматах.

Чего только не говорилось плохого о христианских догматах?! Говорить можно было что угодно, пока об этих догматах никто не знал. Да и сейчас о них почти никто ничего не знает; разве только из антирелигиозной литературы. Но христианские догматы оказались в центре внимания. Правда, не в словесных своих формулировках, а в их изобразительном виде. Ведь каждый христианин знает, что икона есть написанное красками Имя Божие; что она есть изображение не чего-либо иного, а именно изображение догматов христианских. Иначе она не будет иконой.

Неверующие люди иногда говорят, будто христианские художники создавали свои произведения вопреки догматам Церкви и что только поэтому они и прекрасны. Но такая нелепость просто смешна. Ведь нельзя же признать еретиками таких верных сынов Церкви, как преподобный Андрей Рублев или множество подобных ему иконописцев, строителей храмов и безвестных и известных композиторов как древней Руси, так и последующего времени. Эти люди творили именно для Церкви, только согласно учению Церкви, согласно ее догматам. Творили потому, что верили и любили все это. Храмы наши в большинстве строились на общенародные средства: по копейке собирались те большие суммы, которые нужны были для их постройки. Храмы были единственным общенародным местом, где собирались все православные люди для молитвы в праздничные дни. Созидались они именно в духе Православия, под руководством духовенства, но вместе с тем и по религиозным вкусам и чаяниям верующего народа.

Икона – это не просто произведение искусства. Икона есть образное выражение церковного догмата. Часто бывает, что образное выражение лучше и быстрее, чем слово, выражает сущность какой-либо мысли. Так и икона. Она более доступно являет собой сущность христианских догматов.

Попутно о самом слове «догмат». В наши дни слово «догмат» часто произносится в смысле чего-то застывшего, окостенелого, далекого от быстротекущей жизни. Это неверно. Слово «догмат», трудно переводимое на русский язык, в христианском понимании означает примерно то же, что и слова «идеал», «принцип», «установление», «истинное понимание». Высшие идеалы, принципы и основные установления, основные истины уже по самой своей сущности должны быть постоянными, неизменными, иначе они не будут ни истинными идеалами, ни принципами. В христианской Церкви слово «догмат» понимается в смысле вечной истины. Поэтому каждому должно быть понятно, что говорить о догматах как о чем то закостенелом – значит просто не разбираться в этом вопросе. Вечные истины неизменны.

Основные догматы, или что то же – истины христианской религии, – это догмат о бытии Бога – Творца всего мира, видимого и невидимого, догмат о Боге как любящем Отце человечества, догмат о Боге, спасающем людей от греха, страдания и смерти, догмат о единстве Бога и человека, уже осуществившемся в Лице Иисуса Христа – Истинного Бога и Истинного Человека. Все эти высшие истины христианской религии есть вместе с тем и ее высшие идеалы, основные принципы и установления христианского вероучения. Они не могут быть изменены. Без них христианская религия перестала бы быть сама собой. Всякое изменение этих догматов означало бы измену всем идеалам христианской религии.

Теперь возвратимся к иконе как одному из способов изъяснения и выражения христианских догматов. Обратимся к известной почти всем культурным людям, верующим и неверующим, иконе Андрея Рублева «Троица». Она изъясняет самый трудный для человеческого восприятия догмат о Троичности Единого Бога. Что мы видим на иконе? Это образное выражение основного содержания отношения Бога к человеку – Превечного Совета Божиего о спасении рода человеческого. Между тремя Божественными Лицами идет как бы беззвучный разговор. О чем? О силе любви к человеку, о необходимости спасти людей от греха, страдания и смерти.

Один из трех Лиц должен сойти на землю к людям. Сойти и стать Человеком. Разделить с ним всю его судьбу, разделить его страдания, его горе. И не только страдания, но и весь ужас трагической смерти. На столе перед Беседующими стоит таинственный сосуд, в котором лежит жертвенный агнец (телец). Это – символ предстоящей жертвы Самого Сына Божия, Которому надлежит сойти на землю и там быть закланным теми, к кому Он сходит. И Он, согласно склонив голову, смотрит на агнца как на прообраз предстоящих Ему искупительных страданий за род человеческий. Совлекшие Своей Божественной Славы, сойти к страдающим. Пострадать и быть распяту. Сойти в мрак могилы. И за это для того, чтобы Своими страданиями, Своею смертью победить смерть и страдания людей, создать новые формы жизни и с Собою вознести к Небесному Престолу Свое любимое создание – человека!

В иконе явлено не только догматическое учение Церкви о спасении. В иконе этой, исключительной и бесподобной, явлена сила веры в этот догмат самого преподобного инока Андрея. Написать красками Имя Божие может только тот, кто в это Имя верит…

Невольно возникает вопрос: что же изобразил Рублев? Существует на самом деле изображенная им Троица или все это обман, религиозный «опиум»? Если это «опиум», фикция, ложь, то почему же мы не отвращаемся от иконы? Непонятно, почему, не проявляя в течение последних десятилетий к ней ни малейшего интереса, мы вдруг заговорили о ее красоте. Оказывается, раньше ее просто отрицали, как отрицали христианские догматы вообще. Отрицали икону даже не давая себе труда вдуматься, что же на ней изображено. Подобно тому, как отрицали догматы христианские, не давая себе труда постараться узнать, в чем же их сущность. Теперь же вгляделись в икону и видят, что она являет не только Великую Красоту, но и Великую Мысль, хотя еще многие не дают себе труда постараться постигнуть, в чем же сущность христианского догмата о Троичности Единого Бога.

Так что же изображено на иконе? Если Бога нет, Троицы нет (для нас, но не для иконописца), то, если быть последовательным, надо отвернуться от этой иконы. Ведь не человеческое же совещание изобразил Рублев?! Ясно, что изображены не люди. Порукой тому крылья Странников, сосуд с жертвенным Агнцем и весь мистический облик иконы. Ответ может быть только один – на иконе изображена извечная любовь Бога к человеку. И никакого иного смысла вложить в эту икону нельзя. Икона изображает только церковный догмат, о котором говорит Сам Христос в Евангелии от Иоанна: …так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был через Него (Ин. 3:16,17). Бог сходит к человеку, чтобы человека вознести до Бога. Вот мысль иконы. Красками образно изображено то, о чем Церковь учит словом.

Посмотрим на другие иконы. Вглядимся в Лик Богородицы на Владимирской иконе, в глубину глаз Девы-Матери, от Которой родился на земле Спаситель мира. И увидим материнскую любовь, не слепую, а провидящую, что любимое Дитя будет отдано на поругание и распятие на Кресте. Эта икона – продолжение первой. Действие происходит уже на земле. Сопоставьте любовь Бога Отца, посылающего на земные страдания Сына Своего с любовью земной Матери, прозревающей судьбу Сына. Здесь явлен другой краеугольный догмат христианской Церкви – догмат о Богочеловечестве, о воплощении Бога, о Его вочеловечении.

На иконе Богородицы с рожденным от Нее Предвечным Младенцем явлен синтез любви Божественной и человеческой. Здесь уже явление тайны богочеловеческого единства. Здесь выражен догмат о том, что Божество соединилось с человечеством неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно. Тем самым оправдывается, утверждается все истинно человеческое. Явлен символ великой, уже чисто человеческой любви, ответной любви человека на любовь Отца Небесного, о которой говорит «Троица» Рублева. Явлен символ никогда не умирающей материнской любви как залог извечного продолжения рода человеческого через ту Женственность, о которой так много говорят поэты и философы. На иконе словно слышится таинственная и никогда не заглушаемая песнь материнства, которая будет звучать, пока будет продолжаться жизнь человека на земле. Здесь и символ человеческой ласки Матери и Сына. И все это выражает учение Церкви Христовой.

Вглядимся в древнюю икону «Схождения во ад и Воскресения Христова». Христос – Победитель смерти – стоит среди разрушенных адовых уз.

Он изводит из ада в лице праотцев Адама и Евы весь род человеческий. Человечество призвано к Вечной жизни! Можно ли найти что-либо более жизнеутверждающее, чем этот «христианский догмат о Воскресении?

Икона есть произведение искусства. Это понятно всем и бесспорно, в этом отношении ее можно рассматривать наряду с другими произведениями искусства.

Античная статуя. Фламандская картина. Любое произведение этого рода заключает в себе некую мысль и требует ответной мысли. Оно и создается для того, чтобы быть показанным и создать у зрителя впечатление от обозрения, создать переживание.

Специфичность иконы заключается в том, что она не просто требует ответной мысли, не только переживания. Икона создавалась иноками-иконописцами отнюдь не для показа, не для любования игрою красок или линий, а исключительно для помощи в молитве к Тому, Кто был на ней изображен. В этом коренное отличие иконы от картины, плаката.

Икона, лишенная своего прямого назначения, для которого она и создавалась, выставленная для показа, для обозрения ее теми, кто не верит в То, Что на ней изображено, естественно, теряет свой смысл, свое назначение. Икона пишется для выражения соотношения Бога и человека, она становится как бы залогом реальности этого соотношения, как бы его связующим звеном. Вырвать икону из атмосферы молитвы – значит обессмыслить ее. Взять икону из храма и поместить ее в музей или весь храм превратить в музей – значит нарушить ту основную цель, для которой писалась икона и строился храм. Превратить икону из средства живой связи человека с его религиозным идеалом в музейный экспонат – значит попытаться убить икону, превратить живое в мертвое. Для музеев специально убивают животных и выставляют их на показ. Но это только трупы. В них нет жизни, нет движения. Это ясно и не требует пояснений. Икона, выставленная как экспонат, лишена жизни, ибо уже не является живым звеном в жизни человека, каким она создавалась. Икона жива только в той атмосфере, для которой она предназначалась.

Таков смысл наших христианских икон и их значение. О том же, о вечном стремлении ввысь, говорят и наши православные храмы. Это символ стремления к всему возвышенному, призыв к беспредельному совершенствованию.

Та же идея и во всех песнопениях христианской Церкви. И среди них всех одна, самая главная, самая победная, – песнь о Воскресении, о победе над страданием и смертью, песнь о Вечной и Неумирающей жизни в Царстве Славы. Песнь о том, о чем говорит и вся наша иконопись и все храмовое зодчество.

Таково православное русское искусство. Впрочем, слово «русское» здесь относится, конечно, к форме, а не к содержанию, ибо Евангелие обращено ко всему человечеству. Но мы, русские православные, изобразили эту идею своим умением, своим чисто русским талантом. Попробуйте представить себе все это искусство без той всечеловеческой идеи Евангелия, которую оно выражает. Это будет невозможно. Или это будет просто клевета, великая ложь.

Православное, истово догматическое, но вместе с тем и истово народное религиозное искусство не может быть оторвано от той идеи, которая его породила. Оно существует для того, чтобы показать в себе великую красоту Евангелия – учения Христова.