Трудно быть Богом

взгляд обозревателя журнала «Фома» Александра Ткаченко на творчество любимых авторов.

Апокалипсис начинается в Полдень

В произведениях братьев Стругацких всегда есть какая-то недосказанность, отсутствие ясно выраженного отношения самих авторов к событиям, которые они описывают. Каждый раз, прочитав на одном дыхании очередной их роман, я чувствовал, что хитрые авторы меня опять обманули. Загадав кучу загадок, поставив массу вопросов, подняв множество проблем, они в финале никогда не дают готового решения своих ребусов. Наоборот – неожиданная развязка лишь добавляет загадочности, весь сюжет предстает совсем под другим углом зрения, но проблема все равно остается проблемой, а тайна – тайной. Вздохнуть с облегчением и сказать себе: «Ну вот, наконец-то все стало понятно!» – читатель Стругацких не сможет никогда, поскольку каждый их ответ порождает множество новых вопросов.

Наверное, по этой самой причине Стругацкие всегда были желанной мишенью для критиков самого разного толка. В советские времена литературоведы упрекали их в недостаточном соответствии Мира Полудня коммунистической идеологии. И это отчасти было верно, поскольку в Мире Полудня действительно нет комсомольских собраний, горкомов партии и всепланетных Ленинских субботников.

Зато уже в наше время мне не раз приходилось читать статьи авторов-христиан, которые технично, со знанием дела обличают Мир Полудня за его абсолютную безрелигиозность. И это тоже – правда. В мире Стругацких религия присутствует лишь на отсталых планетах, да и то – в карикатурных формах, вроде культа «святого Мики» в Арканаре. Земляне-коммунары не только не верят в Бога, но даже малейшей потребности в такой вере не испытывают. Для верующих людей такой вариант «светлого будущего человечества», безусловно, неприемлем, поскольку христианское понимание счастливого будущего подразумевает отношения Бога и человека с точностью до наоборот: «...Будет Бог все во всем» (1Кор. 15, 28). Все бедствия людей во все времена имеют, по христианскому вероучению, одну причину – отпадение сотворенного человека от своего Творца. Следовательно, построить рай, в котором нет Бога, человечество никогда не сможет по одной простой причине: ведь Рай – это, собственно, и есть присутствие Божие, где Бог – там и Рай. По-другому не получится.

И с этой позиции творчество Стругацких – идеальная мишень для любого верующего критика, который захочет попрактиковаться в доказательстве несостоятельности безбожного рая на Земле. Поводов к этому в цикле о Мире Полудня более чем достаточно.

Все это правильно. Но мне такой взгляд на творчество Стругацких кажется столь же однобоким и ущербным, как и былая критика их творчества со стороны коммунистических идеологов. Здесь упускается из виду один очень важный момент: все аргументы и факты, все этические и социальные противоречия Мира Полудня, которыми так лихо оперируют критики, взяты ими не откуда-нибудь, а из произведений братьев Стругацких. И рассыпаны эти противоречия по Миру Полудня не кем-то посторонним, а – щедрой авторской рукой. Так неужели же такие умные люди, как Стругацкие, не видели в своих работах нестыковок, очевидных для любого внимательного читателя? Сильно в этом сомневаюсь.

Главное открытие Стругацких

Нет, я, конечно, не собираюсь утверждать, будто братья Стругацкие – тайные христиане. Канонизировать их сквозного героя Леонида Горбовского (выражающего этические принципы самих писателей) было бы так же нелепо, как, например – принимать Максима Каммерера в комсомол. Просто Мир Полудня, на мой взгляд, – не утопия, и уж тем более – не замаскированная антиутопия. Это, скорее, некий мысленный эксперимент, результаты которого оказались неожиданными даже для самих авторов.

Стругацкие, по собственному их признанию, попытались описать мир, в котором хотелось бы жить им самим. Но на пути к этой романтической цели, по мере углубления в описание подробностей, они столкнулись с совсем неромантическими обстоятельствами существования этого, выдуманного ими же мира. Изобразить сам мир оказалось не так уж сложно. Тем более что социальное устройство и технические достижения человечества Стругацкие всегда показывают походя, вторым планом. Мир своей мечты авторы изображали не через описание «Всемирного совета» или различных «умных» железок – стреляющих, летающих и превращающих опилки в золото. Все это фон, нечто само собой разумеющееся. Главным же содержанием творчества Стругацких стали люди будущего, точнее – внутренний мир этих людей.

Авторы всерьез задались вопросом: какие же цели может поставить перед собой человечество после того, как решит все свои насущные проблемы? Ведь здоровые потребности человека удовлетворить не так уж и сложно. Допустим, все люди сыты, одеты-обуты, обеспечены жильем и работой по душе; войн нет и не предвидится; все человечество – одна семья... Что дальше? Неужели этот комфортабельный быт и есть – счастье? «Шестидесятников» Стругацких такое мещанское благополучие конечно, не устраивало. И они придумали своему сытому, невоюющему человечеству будущего новый вектор развития. Два основных устремления стали в Мире Полудня движущей силой, не дающей людям закиснуть в условиях полного комфорта.

Первое – неуемная жажда получения новых знаний (даже если оно сопряжено с риском для жизни).

Второе – «подтягивание» до коммунистического уровня всех гуманоидных цивилизаций, застигнутых людьми Полудня на феодальном или империалистическом этапе их развития.

Вот здесь Стругацкие и совершили свое главное творческое открытие, сделавшее их произведения живыми, увлекательными и любимыми для нескольких поколений читателей, и в то же время, разрушившее все надежды авторов на то, что Мир Полудня может рассматриваться как идеальный. Стругацкие изобрели Прогрессоров.

Сразу оговорюсь – из их текстов вовсе не следует, что большинство или хотя бы значительная часть людей Мира Полудня занималась прогрессорством. Более того – Прогрессоров там сравнительно немного, и отношение к ним далеко не всегда восторженное. А 99 процентов населения занимается совсем иными вещами – наукой, освоением космоса, воспитанием детей... И тем не менее, именно прогрессорство является смысловым центром большинства произведений Стругацких о XXII веке. Не звездные экспедиции и научные открытия (как, к примеру, у Ефремова), а именно Прогрессоры интереснее всего в Мире Полудня и читателям, и, очевидно, самим Стругацким.

Парадокс Прогрессоров

Прогрессоры – передовой отряд специального назначения, который человечество Полудня кидает в котел феодальных разборок и империалистических войн. Прогрессор – диверсант наоборот. Внедряясь в общество «отсталой» планеты под личиной местного жителя, он так называемыми «микровоздействиями» незаметно интенсифицирует ход исторического процесса. Причем действует он исключительно ради блага местного населения. Никакой практической пользы для Земли и землян прогрессорская деятельность не имеет. Казалось бы – что может быть благородней! Альтруизм в кристально-чистом виде.

Но странное дело: все без исключения прогрессорские проекты, описанные Стругацкими, оканчиваются неудачей. Невероятно, но – факт: любимое детище авторов, могучие, умные и бесстрашные Прогрессоры ни разу не смогли выполнить свою работу должным образом.

Предтеча Прогрессоров, сотрудник Института экспериментальной истории дон Румата («Трудно быть богом»), одержимый жаждой мести после убийства любимой женщины, заваливает Арканарскую столицу трупами, и его приходится спешно эвакуировать на Землю, предварительно усыпив (а то бы и своим досталось на орехи).

Максим Каммерер («Обитаемый остров») устраивает на планете Саракш самую настоящую диверсию, безо всяких «наоборот» (взрывает гипноцентр, через который осуществлялась вся система государственного управления страной) и совсем не задумывается о последствиях своих действий. Правда, Максим на тот момент настоящим Прогрессором еще не стал, он действовал спонтанно, в силу сложившихся обстоятельств. Его тогдашняя концепция изменения жизни к лучшему предельно проста – взорвать и сжечь все, что, на его взгляд, не должно существовать, убить тех, кто, по его мнению, во всем виноват, а дальше... А дальше – все будет хорошо! Наверное... Когда-нибудь... И прогрессор-суперпрофессионал Рудольф Сикорски растерянно молчит, выслушав эту программу-минимум. Молчит, потому что сказать ему в сущности нечего. Если уж могущественная спецслужба Прогрессоров оказалась не в состоянии переиграть одного-единственного дилетанта, то как можно говорить об эффективности этой спецслужбы? В состоянии ли она справиться со своими грандиозными планами?

А уж чего «напрогрессировали» земляне на Гиганде («Парень из преисподней») – даже представить страшно. Корней Яшмаа, глава штаба Прогрессоров, считает, что прекратить империалистическую войну в Алайском герцогстве – безусловное благо. И прекращает. Силами вверенного ему контингента. И почему-то очень доволен тем, что натворил. А ведь по своим последствиям для местных жителей это – катастрофа, в сравнении с которой все террористические упражнения Каммерера на Саракше – детские игры в войнушку... Разоружив воюющие армии, Прогрессоры фактически передали брошенное оружие в руки населения. А уж как им распорядятся «дикобразы», не сдерживаемые больше требованиями армейской дисциплины – нетрудно представить. Стараниями Корнея империалистическая война перешла в гражданскую. Вместо воюющих армий алайцы получили стаю разрозненных вооруженных бандформирований, терроризирующих население по всей территории бывшего герцогства. Государственная инфраструктура разрушена, в стране бушуют эпидемии... Если это называть «микровоздействием», что же тогда считать «макро»? Неудивительно, что Корней сам отговаривает Гага от возвращения в этот «улучшенный» Прогрессорами мир.

В общем, ничего у Прогрессоров толком не выходит. Хотят как лучше, а получается – полный массаракш! Ни одной успешной операции. В нескольких произведениях подряд. Случайными поворотами сюжета такое не объяснишь, за этими совпадениями просматривается некая концепция. Почему, придя улучшать чужие миры, люди Полудня в этих самых мирах неизменно ухудшаются сами?

На мой взгляд, причина довольно проста: окунув своих Прогрессоров в «сумерки морали», Стругацкие вовсе не собирались показывать читателям положительные результаты их работы. А вот то, что происходит с человеком Полудня, оказавшимся за пределами взрастившей его социальной среды, авторы показали блестяще.

Стругацкие создали в своих романах новый, лучший мир. Но создать нового человека у них так и не получилось. Весь блеск гуманизма, все нравственное совершенство коммунаров оказались не более чем красивой оберткой, тоненьким культурным слоем, покрывшим их души в тепличных условиях Мира Полудня. И как только авторы погрузили их в нравственно-агрессивную среду отсталых планет, – эта культурная оболочка тут же начала с них сползать. Оказалось, люди Полудня чувствуют себя в «сумерках морали» как рыба в воде. Причем – как хищная рыба, поскольку они куда лучше туземцев подготовлены интеллектуально и физически. В произведениях Стругацких Прогрессоры легко адаптируются как к феодальному, так и к империалистическому устройству общества, но сами при этом сильно меняются в худшую сторону, а главное – стремительно теряют светлые черты «человека будущего». Причем, до такой степени, что на Земле их начинают бояться даже самые близкие и любящие люди. В земляничном соке на руках Руматы его друзьям мерещится кровь. И проблема тут заключается вовсе не в личности отдельно взятого Руматы, Каммерера или Сикорски.

Прогрессоры – та небольшая часть человечества Полудня, с которой авторы обстоятельствами сюжета смыли грим коммунарского благополучия. Но они – плоть от плоти этого человечества, они типичные, а в чем-то даже лучшие его представители. В них, словно в волшебном зеркале, люди Полудня вдруг увидели себя, увидели, что любой из них, окажись он на месте того же Руматы, наломал бы точно таких же дров.

Прогрессоры вроде бы несут людям других планет добро. Но чем они руководствуются при этом, что ими движет, любят ли они тех, кого собираются облагодетельствовать? Вот что думает о них Румата:

«...протоплазма, жрущая, размножающаяся протоплазма», «... жертвы, бесполезные жертвы»,

«...А ведь мне уже ничто не поможет, – подумал он с ужасом. – Ведь я их по-настоящему ненавижу и презираю... Не жалею, нет – ненавижу и презираю».

Румата, открывший в себе такие чувства к жителям Арканара, потрясен и растерян. А вот Макс Каммерер уже совершенно уверен в том, что:

«...существуют на свете носители разума, которые гораздо, значительно хуже тебя, каким бы ты ни был».

Разумеется, не ко всем местным жителям относятся эти жуткие определения. Есть среди них и те (их, правда, гораздо меньше), кого Прогрессоры любят и уважают. Но уже само это разделение людей на «своих» и «чужих» выглядит у Прогрессоров страшно. К чужим у тех, кому «трудно быть богом», ни любви, ни даже жалости нет и в помине. Ну, разве только чуть-чуть, самую малость (как например, у Каммерера, когда он заживо сжег вместе с прочими сотрудниками гипноцентра горничную, приносившую ему когда-то еду). Стругацкие не показали в своих романах победы таких «благодетелей», потому что их победа выглядела бы куда страшнее их неудачи.

Откуда взялась мораль?

В основе христианской этики лежит простая и очевидная истина – Бог не сотворил зла. Все, что сотворил Бог – «добро зело». Следовательно, все, что соответствует замыслу Бога о мире и человеке, является добром. А зло появилось как результат уклонения разумных и свободных в своем нравственном выборе существ от этого замысла.

Однако в Мире Полудня люди не верят в Бога. Стругацким нужно было придумать для него какие-то иные, нерелигиозные этические принципы. И они их уже совсем было придумали, но оказалось вдруг, что даже в пространстве художественного произведения эти принципы почему-то не работают. И вот что любопытно: авторы вовсе не скрывают этого от читателя. Правда, прямых определений добра Стругацкие не дают, а косвенно добром в Мире Полудня названо – развитие разума. Вот этическая система от дона Руматы: «...человек есть объективный носитель разума, все, что мешает человеку развивать разум, – зло, и зло это надлежит устранять». Но разум для человека – всего лишь инструмент. Безнравственный человек может натворить тем больше бед, чем сильнее он развил свои умственные способности, а умный мерзавец куда страшнее злого дурака. Тот же дон Рэба, главный злодей в Арканаре, – далеко не глупец. Ведь сумел же он расшифровать и переиграть Румату-Штирлица, несмотря на все могущество готовившей его земной цивилизации. А уж Колдун с Саракша будет поумнее многих землян, но вряд ли по этой причине его можно назвать добрым.

Впрямую добрым человеком Стругацкие называют, пожалуй, одного лишь Леонида Горбовского. Но именно на этом, столь любимом авторами герое они сами и разбивают в пух и прах предложенную ими же этическую схему «добро = разум». По словам Стругацких, Горбовский «...был как из сказки: всегда добр и поэтому всегда прав. Такая была его эпоха, что доброта всегда побеждала. «Из всех возможных решений выбирай самое доброе». Не самое обещающее, не самое рациональное, не самое прогрессивное и уж, конечно, не самое эффективное – самое доброе!»

Здесь авторы открытым текстом ставят мораль выше разума. Так что, если уж искать где-то источники моральных принципов человечества Полудня, то, конечно же, не у Руматы, а у дедушки Горбовского.

И тут Стругацкие устами своего любимца произносят удивительные слова: «...наука моральные проблемы не решает, а мораль – сама по себе, внутри себя – не имеет логики, она нам задана до нас, как мода на брюки, и не отвечает на вопрос: почему так, а не иначе». Вот здесь Стругацкие и задали между строк задачку, которую, по своему обыкновению, оставили без решения: а КЕМ же могла быть задана мораль до нас? Другими людьми? Но и у них тоже была мораль, такая же нерациональная, не имеющая внутри себя логики, так откуда же она у них-то появилась?

Есть только два подхода к такой головоломке – либо все же признать, что мораль имеет религиозную основу, либо оставить вопрос открытым. Стругацкие выбрали второй вариант. Но в правильно поставленном вопросе-три четверти ответа. А вопрос авторы поставили, как всегда, с исключительной точностью.

Сторонники «внерелигиозной» морали, скорее всего, тут же возразят, напомнив о золотом правиле этики: не делай другим того, чего не желаешь себе. Эта формула, казалось бы, должна работать и в абсолютно безрелигиозном пространстве Мира Полудня. Но в том-то и дело, что – не работает. Даже такому простому и понятному правилу этика коммунаров будущего не соответствует, и опять выявляет это несоответствие не кто-либо, а сами же Стругацкие. Их человечество будущего «прогрессирует» отсталые народы на других планетах тайно, не ставя в известность местных жителей о своих благих намерениях, и уж тем более – не спрашивая их мнения о целесообразности прогрессорских «микро» или «макро» воздействий. Но как только людям Полудня вдруг показалось, будто и на них самих пытаются воздействовать загадочные Странники, среди посвященных в проблему лиц начался переполох, переходящий в панику. Оказалось, люди Полудня смертельно боятся, что некая сверхцивилизация из столь же благих побуждений однажды «отпрогрессирует» их самих. Причем, боятся настолько, что Сикорски с перепугу убивает несчастного Льва Абалкина. Был ли Абалкин «автоматом Странников» или нет – непонятно. Но вот КОМКОН-2 (состоящий из бывших Прогрессоров) в этой ситуации и в самом деле действовал как «банда идиотов, обезумевших от страха».

Показательно, что острее всего боятся такого воздействия извне сами Прогрессоры: им ли не знать, каково оно на вкус – добро, насильно данное! Они сами много лет кормили этим «продуктом» других, и потому знают ему настоящую цену:

«Никто не считает, будто Странники стремятся причинить землянам зло. Это действительно чрезвычайно маловероятно. Другого мы боимся, другого! Мы боимся, что они начнут творить здесь добро, как ОНИ его понимают!

– Добро всегда добро! – сказала Ася с напором.

– Ты прекрасно знаешь, что это не так. Или, может быть, на самом деле не знаешь? Но ведь я объяснял тебе. Я был Прогрессором всего три года, я нес добро, только добро, ничего, кроме добра, и, господи, как же они ненавидели меня, эти люди! И они были в своем праве. Потому что боги пришли, не спрашивая разрешения. Никто их не звал, а они вперлись и принялись творить добро. То самое добро, которое всегда добро. И делали они это тайно, потому что заведомо знали, что смертные их целей не поймут, а если поймут, то не примут...».

В этом отчаянном крике Тойво Глумова – еще одно авторское объяснение прогрессорских неудач. Стругацкие придумали новых героев – Прогрессоров, придумали им занятие – историческое микровоздействие, но так и не смогли сочинить для них морально-этического кодекса, который бы удовлетворял тому самому золотому правилу этики – не делай другим того, чего не желаешь себе. И здесь Стругацкие делают простой и честный вывод: если золотое правило не работает, значит, в действие вступает другой закон, гласящий: «за что боролись, на то и напоролись». Тойво Глумов («Волны гасят ветер») охотился за Странниками, а нашел люденов-нелюдей, и более того – сам стал одним из них.

Людены

Уже в самом авторском названии этих существ слышится какая-то гадливость. А ведь это всего-навсего бывшие люди, которые обнаружили и развили в себе третью импульсную систему, и, по собственному их признанию, перестали быть людьми. Людены – продукт развития земной цивилизации, сверхлюди, которые очень своеобразно относятся к породившему их человечеству: «Наиболее типичная модель отношения людена к человеку – это отношение многоопытного и очень занятого взрослого к симпатичному, но донельзя докучному малышу. Вот и представьте себе отношения в парах: люден и его отец, люден и его закадычный друг, люден и его учитель...»

О возможных вариантах сотрудничества с людьми люден Логовенко высказывается предельно категорично: «Боюсь, что вы нам полезны быть не можете. Что же касается нас... Знаете, есть старая шутка. В наших обстоятельствах она звучит довольно жестоко, но я ее приведу. «Медведя можно научить ездить на велосипеде, но будет ли медведю от этого польза и удовольствие?».

В своем стремлении к ничем не ограниченному познанию человечество пришло у Стругацких к весьма невеселому результату. Часть его превратилась в нелюдей (хотя и со сверхвозможностями) оставшиеся же людьми вынуждены испытать беспримерное унижение, сознавая собственную неполноценность на фоне новоявленных «сверхлюдей».

Людены отсортировывают человеческий материал, пригодный для инициации «импульса Логовенко» тайно, по-прогрессорски. И не случайно именно Тойво Глумов (тот самый, который так боялся чужого добра) оказался завербованным Логовенко и, в конце концов – сам превратился в нелюдя. «Логовенко был очень убедителен. Суть: все не так просто, как мы это себе представляем... период стационарного развития человечества заканчивается, близится эпоха потрясений (биосоциальных и психосоциальных), главная задача люденов в отношении человечества, оказывается, стоять на страже (так сказать, «над пропастью во ржи»)».

Итак, Тойво Глумов стал люденом, чтобы «стоять над пропастью во ржи» – то есть, по сути, снова контролировать ход истории, теперь уже человеческой. Прогрессор победил в нем и любящего мужа, и просто – человека. И, кстати, совсем не исключено, что Тойво, Логовенко и им подобные все же научат медведя ездить на велосипеде, невзирая на самые горячие его медвежьи протесты. Потому что нести добро силой для прогрессора Глумова – профессиональная обязанность, переросшая в жизненный принцип.

Так Стругацкие замкнули круг в теме Прогрессоров. И я сильно сомневаюсь, чтобы им самим так уж хотелось жить в мире романа «Волны гасят ветер». Слишком рельефно они выявили этические проблемы мира Полудня, чтобы туда стремиться.

Впрочем, отношение авторов к созданному ими миру – их личное дело. Меня же гораздо больше интересует другой вопрос: есть ли в христианской традиции картина будущего земной цивилизации, которой бы мир, созданный творческой интуицией братьев Стругацких, соответствовал, а не противоречил?

Вопрос важнее ответа

Оказалось – есть. И угадать, где – совсем не сложно. Стругацкие изобразили мир, в котором люди безнадежно забыли о Воплощении и Крестной жертве Спасителя, в котором нигде не видно Церкви, в котором мерилом всего стал человек. Этот мир не знает войн и голода, но стоит на грани великих потрясений и катастроф. И спасать человечество от грядущих бедствий берется некий супермен-люден, выходец из человеческой среды, но уже не человек.

Тем, кто знаком со Священным Писанием, наверное, уже понятно, что я имею здесь ввиду. Христианское вероучение именно так описывает состояние человечества перед концом света, когда «Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на Земле?" (Лк. 18, 8),

"...когда будут говорить: «мир и безопасность», тогда внезапно настигнет их пагуба " (1Фес. 5, 3). Это будет время, когда Церковь уйдет в пустыню, и Господь будет питать ее там до Своего Второго пришествия. А над объединенным после «психосоциальных» и прочих потрясений человечеством встанет, как «над пропастью во ржи», сверхчеловек, которого, пользуясь терминологией Стругацких вполне можно назвать – люден. Или – нелюдь, поскольку, согласно Преданию Церкви, он появится на свет в результате некоего противоестественного ухищрения, и человеком в полной мере считаться уже не сможет. Церковь называет его – зверем, или – антихристом.

Поэтому, как мне кажется, в Мире Полудня у Стругацких нет ничего, что делало бы его неприемлемым для христианского сознания. Напротив, Христос прямо сказал своим ученикам: «Когда же начнет это сбываться, тогда восклонитесь и поднимите головы ваши, потому что приближается избавление ваше" (Лк. 21, 28).

И не так уж важно – предполагали ли сами Стругацкие такой вариант прочтения их книг. Хорошая литература отличается от плохой вовсе не жанром, и не партийной или религиозной принадлежностью. У современника Стругацких Владимира Высоцкого есть такие стихи:

...Но гениальный всплеск похож на бред,

В рожденьи смерть проглядывает косо.

А мы все ставим каверзный ответ

И не находим нужного вопроса....

Хорошая литература всегда ставит перед читателем вопросы, а плохая – навязывает ему готовые ответы. Фантастика братьев Стругацких – настоящее, большое явление в русской литературе, серьезнейших вопросов там – пожалуй, не меньше, чем у Достоевского. А уж захочет ли их читатель жить в Мире Полудня или расценит его как наступающий конец света – его дело. Во всяком случае, Стругацкие не связывают своих читателей собственной трактовкой. И христианский ответ на поставленные ими вопросы вполне возможен.

сборник Слёзы, летящие к небу