Время - вечный лекарь.Часть IV. ГЛАВА 2.

1899 год. В одной из улиц рядом с главным Лондонским рынком. Разоблачение полковника Грина.

По ночной безлюдной улице Милк Стрит бежал человек гулко стуча ботинками по мостовой. Он очень напуган, суетлив и бестолковен. У него нет цели куда бежать, а есть только страх, который гонит его как зайца на охоте с борзыми. За спиной постоянно раздаются трели полицейских свистков, но они еще далеко, и есть возможность скрыться. Но этот всеобъемлющий страх и паника мешают сосредоточиться, принять верное решение — свернуть в переулок, сделать «петлю» и выйти на другую улицу, постучаться в дверь, спрятаться за углом. Вместо этого ноги выносят мужчину на улицу Чипсайд и гонят на рыночную площадь. Только оказавшись здесь, на освещенной газовыми фонарями площади, он, наконец, начинает осознавать, что сам себя загнал в тупик. «Нельзя оставаться на открытом пространстве, надо спрятаться, бежать, бежать, бежать… О боже, зачем только я связался с ней!» Но поздно! С разных сторон к площади сбегаются люди — кто в полицейской форме с дубинками, кто в штатской одежде с револьверами в руках.

— Стоять! Лечь на землю! Лечь на землю! Иначе пристрелю!

Мужчина обреченно поднимает руки, медленно опускается на одно колено, второе и ложится на пыльную мостовую вниз лицом. На него тут же наваливаются несколько полицейских, выворачивают руки назад и больно защёлкивают наручники Darby.(71) Мужчина учащенно дышит на землю, раздувая пыль, и позднее раскаяние стучит у него в голове: «Зачем только я с ней связался?! Боже мой, меня казнят!»

В это время Ян стоял у окна своей квартиры и смотрел на действо, развернувшееся перед его глазами — какого-то молодого мужчину скрутили полицейские и увели с собой. Мицкевичу даже не пришло в голову, что это событие могло быть связано с его непосредственной работой секретного агента Русского Генерального штаба. Ян задернул плотную светонепроницаемую штору, чтобы не мешал свет от фонарей, лег на застеленную постель и, закинув руки под голову, задумался о своей работе вдали от родины.

Секретный агент обязан быть не только предан делу и долгу, но и лишен эгоизма. Он должен быть чужд всякого бахвальства и других проявлений несдержанности. Он должен быть в той же мере правдив и морально устойчив, как и решителен, изобретателен и бдителен. Кроме того, секретный агент должен быть приучен к полному духовному одиночеству. Его профессия — профессия особого рода. Не доверяя никому, он должен суметь завоевать доверие к себе. Англичане, инстинктивно недоверчиво относятся к иностранным фамилиям и «чужеземным» элементам, боясь серьезных нарушений долга и даже сознательного предательства. Ян понимал, что проверка устроенная Бартоном была отчасти именно из-за этого. Звучное для английского уха имя Абдалла Хан привлекло внимание и чуть не привело к провалу. Если бы Бартон знал сколько сотрудников посольства, военных и секретных агентов было задействовано, чтобы устроить его «случайную» встречу с Абдаллой в Каире, то он не стал бы так беспечно отмахиваться от своих подозрений. «Надо впредь быть еще более осторожным. И найти этого Честера раньше чем полиция», — подумал Ян.

— Утро вечера мудренее… — сказал он вслух и, повернувшись на правый бок, заснул крепким и здоровым сном.

Перлюстрация частной переписки международных знаменитостей, банкиров, спекулянтов и коммерческих организаций, предпринимаемая для того, чтобы отыскать полезные для контрразведки нити, была делом не только занимательным и выгодным, но и нетрудным.

В один из мартовских дней 1899 года цензорами были вскрыты два одинаковых конверта, адресованные: «До востребования. Главный почтамт в Ле Гране Св. Мартина, Лондон Сити». Судя по почтовым штемпелям, они прибыли из Лозанны. В одном конверте лежали кредитки на сумму 5 000 фунтов стерлингов, в другом — на 7 000. Ни в одном из конвертов не было сопроводительного письма, и это, естественно, показалось цензорам подозрительным. Вдобавок, Лозанна уже фигурировала в отчете, как город откуда было направлено письмо разыскиваемому Честеру. Контрразведка приказала вернуть оба письма в отдел писем «до востребования», чтобы посмотреть, кто за ними явится.

Хамильтон, по согласованию со Скотланд Ярдом, распорядился соединить близлежащий полицейский участок специальной линией с почтовым отделом «до востребования». Дежурному почтмейстеру требовалось нажать кнопку, когда кто-нибудь явится за письмами,чтобы в одной из комнат полицейского участка раздался звонок. При этом он должен был как можно дольше задерживать выдачу корреспонденции. В полицейском участке постоянно находились наготове двое полицейских, которые должны были выехать по звонку на почту.

Прошла целая неделя, но звонка не было. Уже заканчивался март, а за письмами никто не являлся — 12 000 фунтов стерлингов так и оставались невостребованными. Но на тридцатый день ожидания, в понедельник вечером, раздался звонок с почты. Дежурные полицейские выбежали на улицу, но предназначенный для этого случая автомобиль был на выезде, и им пришлось бегом добираться до цели. У входа в Главпочтамт их встретил почтмейстер.

— Господа полицейские, вы опоздали. Получатель только что уехал вон на том кэбе.

Сыщики простояли на месте двадцать минут, чувствуя себя провинившимися школьниками — им очень не хотелось сообщать о своей неудаче и выслушивать упреки начальства. Но, по иронии судьбы, как раз неудача сыщиков и их бестолковое стояние на месте перед почтой дали превосходную нить для следствия. Вернулся кэб, на котором уехал получатель злополучных писем. Полицейские немедленно расспросили кучера и установили, что его недавний пассажир направился в паб «Виктория». Это было совсем рядом.

— Ну что, поедем и мы туда? — спросил напарника один из полицейских.

— Поехали!

Этот же кэб повез их по знакомому маршруту. По дороге они решили обследовать сиденье и нашли пятицентовую монету под ногами и пустой кожаный футляр для сигар. Видимо, пассажир очень спешил и не заметил пропажу. Этому способствовал тот факт, что футляр и сиденье были одного цвета. В эту пору дня в пабе «Виктория» было почти пусто — мужчины не оказалось. По-видимому, он пересел в другой кэб, чтобы запутать след. От неподалеку стоящего кучера другой кареты сыщики узнали, что какой-то мужчина за полчаса до этого нанял экипаж и приказал ехать к отелю «Филдинг» в Вестминтере. Тут полицейские решили не рисковать, а доложить начальству о результатах. Буквально через пятнадцать минут возле паба со скрипом в тормозах остановился автомобиль «Panhard-Levassor». 

Из него выскочили Бартон с Мицкевичем — оба были в штатской одежде, только Джордж по обыкновению опирался на тяжелую трость.

— Рассказывайте! — приказал с ходу.

Сыщики, перебивая друг друга, стали рассказывать в подробностях про происшествие. Затем вручили капитану футляр из-под сигар. Бартон открыл крышку, понюхал и удовлетворенно хмыкнул.

— Дорогие…— сказал он. Затем, обернувшись к сыщикам, пожал им руки. — Вы можете быть свободны, господа полицейские. Благодарю за службу! По прибытию в департамент напишу рапорт о ваших действиях. Прошу черкануть ваши имена в этом блокноте.

Приехав в отель, они спросили у портье, приезжал ли кто-нибудь в кэбе за последние полчаса.

— Да! — ответил тот, взглянув на шкафчик, где висели ключи. — Приезжали несколько человек. В четвертый номер…э-ээ… в номер двенадцатый и в номер двадцать первый.

Бартон показал портье футляр для сигар:

— Прошу вас, возьмите и при случае спрашивайте гостей, не потерял ли кто-нибудь из них.

Портье, верный своей профессии, рад был услужить. Мицкевич отошел в сторону и стал читать газету, а Бартон остался у стойки, делая вид, что изучает прейскурант. Аккуратно причесанный господин в щегольском штатском костюме спустился по лестнице и отдал свой ключ. Это был постоялец из номера двадцать один.

— Виноват, — сказал портье, — не теряли вы случайно, господин полковник, футляр для сигар?

И протянул находку.

— О да, — кивнул полковник, — конечно, это мой футляр. Благодарю вас.

Но тут он заколебался. Где он мог обронить футляр? Точно, в первом кэбе, когда вынимал из конвертов деньги. Он поглядел на портье — тот вешал ключи на место. Неподалеку стоял человек, видимо поглощенный чтением газеты. Второй стоял у стойки, сосредоточенно изучая прейскурант. Полковник положил футляр в карман и направился к выходу.

Злополучный футляр сыграл таки свою роль. Было установлено, что этот предмет принадлежит Арчибальду Грину, известному полковнику Грину, заместителю начальника штаба Корпуса Королевских инженеров, шефу телеграфного батальона Королевских инженеров. Мицкевич, стоящий у окна с газетой в руках, узнал его сразу и отвернулся, чтобы не смущать. Именно полковник Грин руководил полевыми испытаниями прибора профессора Лоуджа. Тогда аппарат беспроводный телеграфии показал поразительные результаты, побив рекорд Маркони в восемнадцать километров. Кстати, профессор Лоудж сильно обиделся на Бартона за то, что не его аппарат пустили в серию, а позволили итальянцу открыть первый в Великобритании «завод беспроволочного телеграфа» в Челмсфорде. Даже русский изобретатель Попов, воспроизводя опыты Лоуджа с электромагнитными сигналами, демонстрирует прибор, схожий в общих чертах с тем, который ранее использовался Лоуджем. Правда он внес существенные изменения в прибор, а также присоединил к приёмнику телеграфный аппарат и получил телеграфную запись принимаемых радиосигналов.

Полковник Грин был давно подкуплен русской разведкой и работал на них чрезвычайно эффективно. Можно представить себе изумление чинов британской военщины. Знаменитый полковник Грин, ревностный руководитель, вдохновитель телеграфного батальона Королевских инженеров в новейших изысканиях! Мицкевич лишь один раз встречался с ним лично. И то это был какой-то официальный прием в Министерстве обороны. К счастью Грин не догадывался кто скрывается под личиной сотрудника разведывательного департамента.

Ян, выйдя из отеля «Филдинг», пошел следом за полковником, а капитан Бартон поспешил на почту за справками. В отделе лондонского почтамта «до востребования» все получающие письма должны были заполнять краткий формуляр о получении корреспонденции. Джордж забрал этот бланк для того, чтобы сличить с почерком полковника Грина. В разведывательном департаменте хранился отчет об испытаниях прибора Лоуджа, написанный им собственноручно.

Бартон сличил почтовый формуляр с рукописью. Сомнений быть не могло — это почерк Грина. Именно он получил подозрительные почтовые пакеты с крупными денежными суммами. Это ещё не доказывало, что Грин предатель: он мог действовать по чьему-либо поручению и вести какое-либо дело в частном порядке. Но Лозанна, центр русской секретной службы, гнездо международного шпионажа — вот что было подозрительно!

Раздумье капитана Бартона нарушило появление Мицкевича, следившего за Грином. Он привез несколько клочков рваной бумаги. Бартон нетерпеливо склонился над этими бумажками и стал их складывать — кусочек к кусочку. Спустя час загадка была разгадана. Сомнений быть не могло: Грин — шпион и предатель.

Клочки бумаги попали к Мицкевичу при любопытных обстоятельствах. Когда полковник уходил из отеля «Филдинг», он понял, что за ним следят. Оглянувшись и поняв, что за человек стоял в вестибюле гостиницы и читал газету, Грин ускорил шаг и сумел уйти от преследователя. Но уже через несколько минут полковник увидел, что сыщик вновь его настиг и следуют за ним. Он шел теперь по длинному Боу-стрит и, не видя возможности оторваться от преследователя, прибег к другой тактике. Вынув из кармана какие-то бумаги, он изорвал их и не глядя бросил наземь. Полковник, по-видимому, понимал, что если за ним так настойчиво следят, это может означать только одно: его серьезно подозревают в измене. Следовательно, главное сейчас в том, чтобы улизнуть от этих людей, где-нибудь уединиться, найти выход из положения.

Грин надеялся, что сыщик остановится, чтобы подобрать бумажки, но он не сделал. Он дошёл за ним до перекрёстка с Рассел-стрит, где располагалась стоянка таксомоторов. Грин не стал брать машину, так как его преследователь мог сделать то же самое. Он продолжил свою отчаянную прогулку по Лондону, прошел до моста Ватерлоо, прогулялся по набережной Виктория, затем дальше по Суррей-стрит, свернул на Стренд и, через Веллингтон-стрит, вышел снова на Боу-стрит и вернулся опять в свой отель.

А Мицкевич не отставал — ему было важно знать, что собирается предпринять полковник. Проходя мимо того места, где валялись на мостовой оброненные Грином бумажки, собрал все, что нашлось, и поспешил с ними к капитану Бартону. Так в разведывательном департаменте узнали, что Грин носил с собой квитанцию, под которую были посланы деньги некоему офицеру-кавалеристу, лейтенанту Уильямсу, а также три квитанции на заказные письма, отправленные в Париж, Варшаву и Лозанну. Прочитав последние три адреса, Бартон усмехнулся. В его архиве имелся «черный список» известных разведывательных бюро иностранных держав, и в нем значились эти три адреса. Джордж Бартон сообщил о своих открытиях Хамильтону, который был так потрясен сообщенным, что поспешил донести обо всем министру.

Начальник разведывательного корпуса Уокер и статс-секретарь по делам обороны Халдейн ужинали в отеле Шератон, когда им по секрету сообщили об измене.

— О масштабах измены мы должны узнать из его же уст, — сказал Халдейн Уокеру, — И только после этого он сможет умереть… Важно, чтобы никто ничего не узнал о причине смерти. Все должно быть сделано нынче же вечером.

В полночь четыре офицера в полной форме вошли в отель «Филдинг». Полковник Грин в это время сидел за столом и писал. Он встал и поклонился.

— Я знаю, зачем вы пришли, — сказал он. — Я погубил свою жизнь. И пишу прощальные письма.

— Мы должны узнать масштаб и продолжительность вашей… деятельности.

— Все, что вы хотите знать, найдете в моем доме в Бирмингеме, — сказал Грин. — Дайте мне оружие.

Один из офицеров протянул полковнику «Парабеллум». Оставшись один, Грин твердо и четко написал на листке почтовой бумаги: «Беспечность и страсти погубили меня. Прошу в моей смерти никого не винить. Похороните меня в Бирменгейме. Грин.»

Как только Халдейну донесли, что Грин застрелился, он отправил в Бирмингейм специальным поездом комиссию. Обследование квартиры Редля производилось в присутствии генерала Хамильтона, капитана Бартона и Мицкевича, и результаты этого обследования оказались сногсшибательными. Квартира Редля была обставлена роскошно — документы показали, что в 1895 году он купил себе дорогое поместье, а в Бирмингейме являлся собственником большого дома. За последние пять лет он приобрел по меньшей мере три автомобиля самых дорогих марок.

Военные — коллеги Грина считали его человеком со средствами, но жил он как настоящий миллионер. В его винном погребе нашли 120 дюжин бутылок шампанского самых высших марок. Обнаружилось, что из России он только за девять месяцев получил около 20 000 фунтов стерлингов. Это в десятки раз превышало жалование полковника, но роскошный образ жизни заставляет думать, что это была далеко не полная цифра его «заработков». Царская секретная служба издавна славилась своей щедростью, и Грин получал, вероятно, в пять-шесть раз больше названой суммы.

Для сохранения измены Грина в тайне были приняты чрезвычайные меры предосторожности. Во всей Англии только десять человек знали об этом факте — статс-секретарь по военным делам, высшие чины секретной службы и военного министерства, главные чины лондонской полиции. Каждый из них дал особую подписку о том, что не проронит ни слова. Даже сам королева Виктория и её наследник принц Уэльский Эдуард не должны были знать правды.

Грин начал в 1891 году и в течение восьми лет был крупнейшим иностранным разведчиком России. Он разоблачил русским десятки людей, действовавших в России в качестве английских шпионов. Некоторые из них были его личными друзьями. И он пожертвовал ими, чтобы упрочить свое собственное положение агента русской секретной службы. Он также был неоценим, когда нужно было поймать в ловушку и выдать русским кого-нибудь из их собственных «Гринов», дававших понять Лондону, что они не прочь продать сведения.

Предварительный и поверхностный обыск на квартире в Бирмингейме раскрыл англичанам картину беспримерного предательства. Огромная масса скопированных документов, кодов, шифров, писем, карт, чертежей, фотографий, секретных приказов по армии, мобилизационных планов, донесений о состоянии железнодорожных и грунтовых путей — все это слишком ясно показывало, что непроданным осталось очень немногое.

Если полковнику Грину дали возможность избежать бесчестья, то Чарли Честер был слишком мелкой сошкой, чтобы с ним церемониться. Но, к счастью для Мицкевича и Марии Штамм, интенсивный допрос, проведенный в стенах разведдепратамента, не дал никаких результатов. Чарльз упрямо молчал. На все вопросы отвечал отрицательно:

— Я никого не предавал. Я не понимаю: о какой газете вы говорите. Это ошибка.

— Кто такой Инфант? Это ваш агентурный псевдоним?

— Нет! Я не знаю!

— Где и от кого вы должны получить гонорар от русских?

— Каких русских? Я не знаю никого из русских!

— А Мари Штамм вам знакома?

— Нет.

— Как нет? Её вам представляли на приеме у герцога Оксфордского.

— Это было давно — я не помню. Возможно представляли.

Чарльз Честер, пока сидел в камере полицейского участка, неожиданно успокоился и взял себя в руки. Первоначальный страх, когда была за ним ночная погоня, сошел на нет и он принял для себя решение все отрицать. В случае признания все равно не будет пощады, а угрызений совести он не чувствовал. Главное, что больная сестра обеспечена средствами и, даже если его не станет, то на жизнь ей хватит. Нет, он не станет выдавать Мари. Пусть она останется в его сердце единственной любовью в жизни. Ради неё он готов на всё! Ну вот, опять начинается…

— Какую информацию вы выдавали русским?

— Я не знаю ни одного русского!

— Кто такой А?

— Это буква английского алфавита?!

— Вы издеваетесь над нами, Честер?

— Нет, честно, я не знаю кто такой А…

(71). Наручники Darby изготавливались в Великобритании до 1912 года. Они защёлкивались без применения ключа, в то же время для открытия требовался винтовой ключ, который ввинчивается в замок по часовой стрелке, а внутри поворачивается против, что приводит к отжиму пружины замка, удерживающей дугу, и размыканию браслета.

Продолжение следует.

Рамзан Саматов ©