"Молодежь, не забывайте нашей истории. Она многому учит..."

Интервью с Плотниковым Иваном Павловичем, уссурийским казаком.

Родился 26 сентября 1924 года в поселке Богуславский бывшего Гродековского станичного округа Уссурийского казачьего Войска. Летом 1930 года с родителями уехал во Владивосток. С сентября 1941 года по август 1942 года курсант Хабаровского пехотного училища. На фронте с августа 1942 года. Воевал под Воронежем, участвовал в операции "Багратион". На фронте получил два тяжелых и одиннадцать легких ранений. Войну закончил в Кёнигсберге. Участник войны с Японией.

Здорово дневали, Иван Павлович!

Слава Богу!

Как Ваше здоровье, как самочувствие?

Пока все нормально, какие наши годы? Еще не время на покой, надо молодым опыт передавать, заниматься с детишками, рассказывать о славном нашем прошлом. В меру сил стараюсь.

Иван Павлович, расскажите немного о себе.

Родился я 26 сентября в 1924 году, в бывшем казачьем поселке Богуславский Гродековского станичного округа. До революции это было добротное, крепкое казачье поселение, числом более тысячи проживавших казаков и казачек. По рассказам моего отца, Плотникова Павла Михайловича, казаки жили крепко, держали большое хозяйство. Многие занимались пчеловодством. Охота была, рыбалка. Землю мало обрабатывали, в основном сдавали в аренду китайцам и корейцам за часть урожая. У многих охотничьи заимки были, для полевых работ станы. Дед мой, Михаил Николаевич после того как вышел в полную отставку, освоил пошив папах. Правление Войска поощряло такую деятельность, давало заказ на пошив папах, бекеш, казачьей справы и других нужных вещей для службы. Ведь казак на службу должен был пойти полностью справным, а были и малоимущие казаки. Поэтому их снаряжали из Войсковой казны, Правление помогало – выделяло деньги на снаряжение. Вот такие Войсковые подряды и были в чести у казаков. Кто седла делал, кто папахи. Не гнушались никакой работой, всякий труд был в почете. Ну и хороший приварок в семейный котел давала охота, рыбалка.

Ну а как же казаки попали в районы южнее озера Ханка? Ведь изначально казачьи станицы были только на реке Уссури.

Да, все правильно. Переселенных по приказу графа Муравьева из Забайкалья казаков поселили на Уссури. Наши корни ведь из Даурии, казаки-гураны мы. Станица Большой Зерентуй в Забайкальском Войске. По реке Аргунь на плотах сплавлялись в Амур и дальше по Амуру до слияния с Уссури. Там и ставили свои станицы и поселки. Наш первый поселок на Уссури был Будогосский. Там родился мой дед Михаил, его брат Еремей. Бабушка моя родилась в поселке Кукелевский, тоже на Уссури. Их род Чупровых, ведет свою родовую от первых казаков в Забайкалье. 

Семья забайкальских казаков

Но потом появилась другая проблема: крестьянские села в приханкайской долине стали грабить хунхузы, это бандиты из Китая. Что они творили даже страшно представить. Граница-то там сухопутная, вот они собирались в банды до двухсот-трехсот человек и шли к нам. Грабили все, что представляло ценность. Поджигали дома, разоряли хозяйства и даже уводили людей в рабство. Конечно, границу в те времена охраняли казаки, несшие срочную службу. Но Государев наместник в Приморье принял решение создать цепочку казачьих поселений на сухопутной границе. И получилось второе переселение казаков с Уссури на эти земли. Основали много поселков и закрыли границу (историческая справка: в 1879 году казаками были основаны два станичных округа, Полтавский и Платоно-Александровский и ряд поселков. Впоследствии был образован третий станичный округ – Гродековский) Мой прадед Николай со своими сыновьями Михаилом и Еремеем основали поселок Богуславский, в котором родился мой отец Павел, а потом уже и я. Сейчас это село Богуславка (историческая справка: поселок Богуславский был основан переселенными с Уссури казаками в 1879 году. До 1884 года носил название Лесной). После строительства железной дороги к нам стали переселять казаков с семьями из других Войск: Донского, Оренбургского, Кубанского. Например, рядом с нами был поселок Барановский-Оренбургский, основанный оренбургскими казаками. Оттуда отец взял себе невесту, мою маму. Её звали Варвара, а отец Леонтий Золотухин. У неё было еще два брата Александр и Роман и сестра Клавдия. Отец мой смеялся, что в Барановском фабрика невест, говорил, что уж очень много было там красивых казачек. Туда многие казаки ездили свататься.

Иван Павлович, мы коснулись с Вами быта казаков. А что Вы помните из своего детства?

Много чего помню, память у меня до сих пор хорошая. Вот, например, в какой-то праздник наш казак купил в лавке кулек пряников и собрал нас на улице и говорит: давайте кто быстрее до конца улицы и обратно, а кто первый – тому пряник! Вот мы и бегали кто быстрее, только пятки сверкали! Купаться бегали на речку Студеная, а тогда она называлась Бейчихэ. Еще помню, в саду у дедушки был огромный муравейник, так я травинку облизывал и совал туда. А потом муравьиным соком лакомился. А вот еще помню, что отец начал меня к коню и седлу приучать годиков с пяти. Как-то он с матерью уехал куда-то по делам, на целый день. И что мне в голову взбрело, что надо коня поить? Вывел я его из конюшни, подвел к крыльцу. Сам-то я маленький, не залезу без помощи. Маленький-то маленький, но сообразил, что залезть могу с крыльца. Вот с крыльца я залез на него и ладошками в гриву вцепился. Куда потяну гриву, туда он и идет. Понятливый конь был, чувствовал, что за наездник сидит. Выехал я из двора и сразу повернул в проулок к речке. Там уже конь зашел в воду и наклонился, чтобы пить. А я повис на нем головой вниз, только ручонками вцепился в гриву и думаю: «Ой, как бы не упасть!». Рядом наши соседки белье полоскали, так вот мне боязно было не удариться при падении, а что смеяться будут – казак с лошади упал! Это же такой позор! Аж кулачки свело, с такой силой держался. Напился конь, и только мы обратно, как идет поселковое стадо, его по этому проулку через речку на выпас гоняли. А впереди бык идет, огромный и страшный! Ох, и напугался я тогда! Скорей-скорей перед стадом обратно в проулок и домой. Вот это я хорошо помню. Помню и соседей наших: рядом с нами жили Ваулины, а с другой стороны Деревцовы. За ними по нашей стороне Завалющевы, а за ними дом брата дедушки Михаила Еремея. Напротив нас через улицу дом дедушки Миши, а соседи были Кореневы, с другой стороны Пастухины. Сколько лет прошло, а я все это помню.

Вы рассказываете, как будто это не жизнь в конце 20-х годов, а до революции. Казаки живут своим хозяйством, казачата бегают, играют, купаются…

А так и было. Гражданская война у нас закончилась в конце 1922 года, после того как ушли те, кто воевал за белых, в Манчжурию, жизнь потихоньку наладилась. Многие вернулись после войны домой, снова стали обживаться. Казаки старались жить своим укладом с поправкой на новую власть. Думали, что все утрясется, казаки будут востребованы как при царе. А гонения и притеснения пошли уже к 30-му году. Вот тогда началась паспортизация, коллективизация, начались аресты и выселения.

Иван Павлович, много пострадало в те времена?

Да к началу 30-х уже многие разъехались или разбежались. Кто не примирился, тот за кордон ушел в Манчжурию. Вот наши родственники, братья Соснины, уходили за кордон. Наткнулись на пограничников, уходили с боем. Младшего брата убили, а старший ушел. Говорили, что в Манчжурии много наших скрывалось. Другие уезжали во Владивосток, Уссурийск или Хабаровск. А то и дальше уезжали. «Чемоданное настроение» у многих преобладало. Мама, я помню, отцу всю плешь проела, как говорится: «Поехали, да поехали отсюда». Кто успел уехать, тот жив остался. И как только началась коллективизация, отец решился на отъезд. Правда, до этого всю скотину у казаков в колхоз отобрали и все имущество. Коров, быков собрали на дворе казаков Ваулиных, от нас соседний дом. Они зажиточно жили, большой двор был. Вот туда её и согнали. А кормить нечем, хозяев не пускают, поставили милиционера с ружьем, чтобы никто не ходил. Против диверсий якобы. Так я помню, эта скотина нам ночами спать не давала, ревели коровы голодные всю ночь. Они ревут, мама тоже плачет, отец успокаивает. И я не сплю, страшно мне было. Потом скотина дохнуть начала от голода. Всем этим руководил председатель комбеда, не из наших. Он и списки на выселение, и на конфискации составлял (справка: председателем комитета бедноты был Афанасий Цапкин). Уполномоченные несколько раз к нам приходили изымать излишки. А какие там излишки? Ничего к тому времени не осталось. Дедушка отцу справил гармонь, он неплохо играл и меня научил. Так вот я хорошо помню, как к нам в дом двое уполномоченных зашли. В стене у пола была ниша, там стояла швейная машинка – подарок дедушки моему отцу на свадьбу. Так мама поставили табурет к стене, сама села и подол юбки расправила, чтобы не было видно. Они покрутились-покрутились, а взять нечего. Увидели гармонь, взяли её. Один закинул её на плечо, а она растянулась, хлопает его по нижнему месту и звучит. Второй ему что-то сказал, пошутил наверное, оба засмеялись и ушли. А отец с мамой сразу после этого собираться начали. Да что там собираться, и имущества уже никакого не было – скотину отобрали, что было на дворе и в доме реквизировали. Через неделю увязали все в платки, у отца была пара сапог, брюки, несколько рубашек, у мамы какое-то имущество. Может, что-то из зимнего было, я не помню. А у меня так вообще ничего не было. Лето было на дворе, я бегал в одной комбинашке: рубашонку на пуговицах внизу по бокам пристегивали к порткам, вот и весь наряд. Это комбинашкой называлась. Кто-то из соседей ехал в Гродеково, нас взял на телегу и мы поехали. Машинку швейную с собой взяли, она нас потом очень выручала. И еще запомнился мне наш песик. Бежал-бежал за нами, так и отстал. Жалко мне его было, плакал всю дорогу. Так и добрались на перекладных до Владивостока. Отец к тому времени хорошим механиком был, нашел себе работу. А кто остался, тех чуть позже забирать стали.

Из родных никто не пострадал?

Да как же никто, конечно, пострадали. Дед Михаил и бабушка Соломонида остались со своим сыном, моим дядей Петей, младшим братом отца, и дедушка Еремей с семьей. Дедушка Еремей в свое время поселковым Атаманом был, вот ему, наверное, и припомнили. Михаила, Еремея и Петра забрали осенью 1930 года и отправили на строительство Оборской ветки под Хабаровск. Там по слухам, в тайге строили Оборский леспромхоз, вот они и тянули туда узкоколейку. Михаил и Еремей умерли на строительстве в первый год, а дядя Петя говорят, еще потом где-то сидел (справка: Петр Михайлович Плотников после окончания строительства Оборской ветки получил еще пятнадцать лет ссылки в спецпоселении в поселке Тыгда Амурской области). Говорят, много там было наших из Гродеково, и из других округов тоже казаки были. И с Амура казаки тоже были. Гиблое было место, условия как на каторге. Многие там остались навсегда. Моей бабушке Соломониде разрешили съездить на свидание с дедом Мишей. Как она добиралась туда неизвестно, но после свидания она так была потрясена увиденным, что через неделю после возвращения умерла. Сердце не выдержало. Это мне отец рассказал. И жила она после высылки мужа с сыном сначала в холодной пристройке – дом заселили переселенцами, а потом у родственников. Вот такая благодарность от новой власти. Я уж не знаю, что она чувствовала, когда мыкалась рядом с домом, который ставил её муж и в котором родились её дети. Старшие сестры моего отца к тому времени тоже разъехались, кто куда. Две самые старшие сестры, Александра и Татьяна, жили в Харбине. Александра еще до войны там жила, работала воспитательницей в семье богатого чиновника или промышленника. Там и осталась. После Гражданской войны туда же уехала Татьяна со своим мужем.

Многих уехавших вылавливали во Владивостоке. Вот я уже говорил, что у мамы было два брата, Александр и Роман. Оба у белых служили. Роман погиб еще в Гражданскую в карауле, там расследование целое было, вроде как несчастный случай при обращении с оружием. То ли он не разрядил карабин, то ли его товарищ. И нечаянно застрелили. А Александр еще раньше нас уехал во Владивосток. И вот его кто-то опознал. Взяли на улице, спровоцировали драку и вроде как за драку задержали. А потом в бухте Соболя расстреляли. Тётка моя Клавдия уже много лет спустя ездила в Хабаровск, искала документы. Ей дали справку, что он реабилитирован. Реабилитировали, а что толку? Человека-то уже нет.

Групповое фото казаков-фронтовиков после возвращения домой. 1918 год. Гродековский округ, предположительно поселок Манакинский

Отца тоже забирали во Владивостоке, несколько месяцев длилось расследование. Он как механик в командировку ездил куда-то в район, а там кто-то испортил трактора. Вот его якобы за диверсию и взяли. Хорошо, что следователь оказался наш, местный, из Гродекова, тоже из казаков. Он хорошо знал деда, это отца и спасло. Он не стал формально подходить к делу, попробовал разобраться. Проверил все и отпустил под подписку. А потом нашли виновного, с отца уже все обвинения сняли. Так вот я хорошо помню, что когда вернулся отец домой, он мне сказал: «Запомни Ваня, на всю жизнь запомни: если будут тебя спрашивать, никому не говори что мы казаки. Всем говори и в анкетах пиши, что мы хлеборобами были». И позже, спустя многое время, постоянно вспоминал этого следователя добрым словом. Честные тогда не задерживались в органах. Говорил, что тот ему вторую жизнь подарил. А вот фамилию его я не запомнил, жалею. Время такое было, за принадлежность к казачеству можно было в лагеря уехать, а то и пулю получить.

Иван Павлович, Вы же Великую Отечественную войну прошли, имеете ряд наград.

Когда война началась, это было полной неожиданностью для нас, дальневосточников. Больше всего ожидали нападения японцев, об этом и говорили между собой. Тем более, что были бои у озера Хасан, в нашем бывшем Гродековском округе на границе тоже шли локальные столкновения пограничников с японцами. Но вот что будет война с немцами, никто не ожидал. Патриотический подъем был массовый. Мне тогда было 16 лет, но я тоже пошел в военкомат. Ходил каждый день, пока не надоел военкому. Помню, он мне тогда сказал, чтобы я приходил, когда 17 лет исполнится. С нетерпением дождался своего дня рождения (26 сентября) и на следующий день пришел. Так меня и оформили в Хабаровское военное училище, на минометное отделение. Но учиться долго не пришлось, после освоения первых навыков и получения необходимых знаний, меня и троих таких же молодых хлопцев перевели в Бикин. Пожалели нас 17-тилетних, хотя в это время как раз тяжелые известия приходили из-под Москвы. Там, в Бикине, формировались маршевые роты на фронт из запасных. А мы проводили занятия с минометчиками, освежали в их памяти знания. И так было до лета 1942 года. Когда немец стал рваться к Сталинграду, тут уже не смотрели, сколько тебе лет. Нас отправили под Воронеж. Там я получил свое первое тяжелое ранение. Долгое время лечился, потом был в запасном полку в качестве инструктора. И на фронт попал уже летом 1944 года, в 5-ю Армию генерала Крылова в составе 3-го Белорусского фронта (командующий генерал армии Черняховский И.Д.). Наше командование накапливало силы перед операцией «Багратион» и стягивало свежие резервы. Противник был уверен, что мы не сможем взломать его оборону, так как перед его позициями были многочисленные белорусские леса и болота. Да и враг был опытный, обстрелянный за годы войны. Но мы тоже были не лыком шиты, все равно взломали его оборону и вышвырнули врага за пределы нашей Родины. В июле я получил второе тяжелое ранение и снова надолго выбыл из строя. Вернулся на фронт перед окончанием войны, участвовал в штурме Кёнигсберга. Там же и закончил войну.

После этого Вы демобилизовались?

(Смеется) Нет! Это закончился мой первый боевой этап. Летом 5-ю Армию погрузили в эшелоны и отправили в Забайкалье, на войну с японцами. Так что я прошел обе войны, ветеран обеих войн. Японцы, конечно, сильные воины. Самурайский дух, стремление умереть за Императора - все это сказывалось. Но куда им воевать против солдат, победивших Германию с союзниками?

Но и это еще не все. Так как мне пришлось повоевать в Прибалтике, я немного знал местность. Меня отправили туда добивать немецкие группировки, которые находились в лесах. Им помогали «лесные братья», которым терять было нечего. Вот они много неприятностей приносили становлению мирной жизни. Трудно поверить, что осенью 1945 года в Прибалтике в лесах скрывались разномастные группировки немцев численностью до 200, а то и более человек. Наше командование создало мобильные, хорошо вооруженные отряды по 30-50 человек для борьбы с ними. Наученные опытом войны, мы не лезли в лес напролом, а применяли следующую тактику: получив разведданные о месте дислокации, мы старались подобраться поближе и занять позицию. Потом накрывали лагерь из легких минометов и тут же вступали в ближний бой. Без разведки в бой не вступали, это чревато было большими потерями с нашей стороны. Только после получения разведданных о противнике. Очень нам помогали местные жители. Но многие боялись, старались быть в стороне.

Уже к концу октября с крупными группами было покончено, мы свои функции передали войскам НКВД и местной милиции. И вот только после этого я был демобилизован.

Как складывалась мирная жизнь?

После демобилизации я вернулся во Владивосток и уехал учиться в Хабаровск, в Культпросвет училище. Отец еще до войны научил меня играть на аккордеоне и моя страсть к музыке за годы войны не умерла. Закончив его, я до самой пенсии работал руководителем кружков народного творчества в разных клубах, в школах - преподавателем музыки, пения, и даже учителем черчения и физкультуры. Конечно, полученные раны давали о себе знать, я получил вторую группу инвалидности. Но это не мешало мне продолжать жить и работать.

Иван Павлович, спасибо за интересный рассказ о своей жизни.

Пожалуйста.

Что бы Вы пожелали нынешнему поколению, какой наказ дали бы возрождающемуся казачеству?

Молодежь, не забывайте нашей истории. Она многому учит, а если её забыть, то это может привести к непоправимым трагедиям. А казакам – быть всегда впереди, так же, как были наши предки – только на переднем крае. Помните, что на вас смотрят другие. Будьте везде и всегда примером для домашних, для соседей, для людей. Чтобы не было стыдно перед нашими великими предками. Они создали Россию. Они были её защитниками. Они первыми поднимались на борьбу с врагом. На них равнялись. И вам надо быть достойными их, не позорить честь и славу казачью. Вот и весь мой наказ.

Беседа записана в феврале 2014 года.