Длинная воля Москвы снова должна победить

ИГОРЬ  КАРАУЛОВ

Всё, что нам нужно – это не упускать из виду наши цели на Украине. Ведь если мы откажемся от стремления вернуться в Киев, Харьков, Одессу как в свои родные места, значительная часть смысла нашего исторического существования будет утрачена.

Новый роман Захара Прилепина «Тума» повествует о ранних годах жизни Степана Разина, а попутно раскрывает перед читателем богатейший исторический ландшафт середины XVII века, когда донские казаки ютились на речных островах в окружении враждебных или, по крайней мере, не всегда дружественных кочевых народов; когда та территория, которая позже станет Донбассом, называлась Диким Полем; когда воротами между казачьей степью и оседлой Русью был город Валуйки, да и Воронеж был близок к черте, разделявшей вольницу и государев порядок.

Читая книгу, думаешь о том, как этот исторический ландшафт похож на нынешний, и нельзя сказать, что намеки на это не входили в замысел автора. Но ведь параллели между событиями четырехвековой давности и той ситуацией, в которой мы оказались сегодня, очевидны.

Снова идет борьба за Украину, и давняя история перекликается с недавней. И метания запорожцев-«хохлачей» между поляками, турками и московитами, и медленно зреющее решение Москвы вмешаться, и колебания донских казаков между стремлением к вольности и верностью общему русскому делу – всё это так или иначе находит аналоги в истории последних десятилетий.

Ощущения от этого двойственные. С одной стороны, мы вроде бы должны чувствовать себя второгодниками, которым вновь задали ту же, вроде бы давно решенную задачу. С другой стороны, история показывает, что в случае с Украиной ничто не бывает навсегда, ничто не предрешено и окно возможностей никогда не закрывается до конца.

Если же взглянуть на более широкую историческую картину, то восстание Богдана Хмельницкого и война Алексея Михайловича за Малороссию находятся лишь в середине того громадного исторического цикла, в ходе которого Украина сначала обособилась от остальных русских земель, а затем постепенно воссоединилась с ними.

А начался этот цикл еще до ордынского нашествия, когда князья Северо-Восточной Руси потеряли аппетит к завоеванию киевского престола. Если Юрию Долгорукому еще довелось посидеть в Киеве, то его наследник Андрей Боголюбский Киев разграбил, но княжить там не стал; Владимир был для него важнее.

И с тех пор Северо-Восток и Юго-Запад политически отчуждаются друг от друга, а уж приход татар довершил дело. Успех Гедимина и его наследников, казалось, окончательно закрепил это обособление. Победив в битве на Синих Водах, литовские князья освободили Юго-Западную Русь на столетие с лишним раньше, чем Иван III осмелился растоптать ханскую басму.

Вроде бы всё шло к тому, что на территории, условно обозначаемой историками как Киевская Русь, будут существовать три самостоятельных государства, цивилизационные траектории которых будут постепенно расходиться: Великое княжество Литовское, Московская Русь и республиканский Новгород. Произойдет примерно то же, что случилось с империей Карла Великого, распавшейся на отдельные центры консолидации, из которых со временем возникли Германия, Франция и Италия.

Однако ничего подобного не произошло. По какой-то причине у Москвы, чьи первые успехи и близко не напоминали того вертикального геополитического взлета, которого добилось ВКЛ, оказалась очень длинная воля. Ее воля пережила сокрушительные неудачи.

Это и Ливонская война, самым печальным итогом которой стали даже не территориальные потери, а ликвидация самостоятельности ВКЛ и переход белорусских и малороссийских земель под плотный контроль польской короны. Это и Смутное время, когда Россия чуть было сама не стала строительным материалом для чужого цивилизационного проекта. Стоит вспомнить и «забытую» русско-польскую войну 1632–1634 годов, оконченную практически вничью, но уже показавшую готовность Москвы сражаться на равных.

И в итоге упорная воля Москвы к тому, чтобы вся территория исторической Руси оказалась в едином цивилизационном поле, под единой властью, принесла свои плоды. И Смоленск отвоевали, и Киев, и потом, через столетие, взяли причерноморские степи, весь путь из варяг в греки, и разделили несчастную Речь Посполитую, вернув себе белорусские и украинские земли. А завершился этот цикл уже после Великой Отечественной войны, когда в состав СССР вошли земли Галицкого княжества. Иными словами, процесс восстановления единства Руси занял семь веков.

Поэтому было бы очень странно думать, что спустя три десятилетия после распада единого государства Россия вдруг смирится и решит, что Украина – это «другая страна». Говорить так могли лишь люди, ментально чуждые и России, и Украине. Разве после такой долгой общей истории между нами могла возникнуть абсолютная смысловая граница? Так не бывает. Здравое рассуждение говорит нам о том, что длинная воля Москвы никуда не делась и в обозримом будущем не денется. В те или иные сроки, тем или иным способом единство культуры и духа будет восстановлено – в рамках единого государства или союза государств, как это произошло с Белоруссией.

А вот у Запада часики тикают гораздо быстрее. США уже очень хотят умыть руки. Европейцы же, несмотря на периодические клятвы верности киевскому режиму, не смогут держать Украину в фокусе своего внимания так долго, как это делает Россия.

Причина в том, что Украина не является территорией цивилизационного спора между Россией и Европой. В этом конфликте нет симметрии. Мы знаем, что бьемся за свое. Они столь же твердо знают, что пытаются хапнуть чужое, причем такое чужое, которое, по сути, им не нужно, а нужно только затем, чтобы извести Россию.

И лучше всех это знают поляки, ближайшие соседи украинцев. Они, конечно, хотели бы получить обратно земли на востоке, которыми когда-то владели. Но точно не считают нынешних обитателей этих земель братьями или равными. Скорее воспринимают их как потенциальных холопов, и тут тоже ничего не изменилось со времен Богдана Хмельницкого. Что же до прочих европейцев, то все они должны чувствовать себя очень неловко, изображая участие и солидарность с народом, который они втайне всё равно считают разновидностью русских.

Всё, что нам нужно – это не упускать из виду наши цели на Украине. Ведь если мы откажемся от стремления вернуться в Киев, Харьков, Одессу как в свои родные места, значительная часть смысла нашего исторического существования будет утрачена.