К выступлению Райкина на съезде СТД. Ко всей этой фигне, что творится в наших и мировых театрах с их чрезмерным увлечением постмодерном и был написан этот комедийный рассказ. Достали! В общем «Зыркали зыряне пестиком по пусям. Сися зыркал, Мися зыркала, а Фурло и Куява не зыркали. Фурло куячил Куяву, жа мордасы попискивали. А соросята шают - О - о! М-о-о! Воля де, воля!?
Дух Охранитель П-ского Краевого Драматического Театра дремал. Он тихо дрейфовал на высоте двенадцати метров над широкой светлой площадью перед таким же светлым театром. На площади потенциальные зрители, опасливо перемещаясь сквозь бьющие из бетона ввысь холодные струи воды, смеялись и поедали всякий горячий попкорн с хот-догами. Они веселились, потому что было тепло и было солнце, они катались на досках, коньках и качающих головами пони, они потребляли то, что положено потреблять члену потребительского общества, дабы жизнь была полна и осмысленна приятностью проживания.
Дух дрейфовал, Дух дремал и видел сны. Он видел древний лес и косматых людей, охотившихся друг на друга. Вот они жарят мясо, вот пляшут у костров, размахивая белыми костями и черепами. Вот они поют. Грубо, плохо выговаривая первые слова, но поют! И пляшут! И даже некий особенно лохматый жрец с огненным взором пытается выстроить из движений пляшущих какую-то дичайшую мизансцену. Но в красоту рисунка этой первой упорядоченности плясок почему-то не вписываются человеческие кости и черепа. Нелепо как-то, почему-то. А лепо, когда бусы красные и голоса тонкие, и люди друг друга не едят, а только эксплуатируют.
И снятся Духу великие спектакли, как бросилась Екатерина в грозу в Волгу, а люди после этого стали лучше, стали тоньше и культурнее. Еще кого-то жрать перестали и начали глядеться ещё пригляднее. И Война. Играют артисты, звучит - Вставай страна огромная на смертный бой с темной силой! - и поднимаются люди. Не сдаются в плен, не падают на колени, не идут в полицаи-власовцы, а бьются и побеждают.
Истинная цель искусства, как твердо помнил старый Дух Охранитель завет древнего, еще первого режиссера - возносить на пьедестал красоту и любовь, и запечатывать этим Бездну.
Вот только формы и методы работников культуры стали в последнее время, то есть в половине второго десятилетия двадцать первого века, настолько устремленными в будущее, настолько оригинальными и творчески новаторскими, что Дух послал в верха уже три запроса, с просьбой прислать ему на смену кого помоложе, ибо он в современном искусстве фишку не рубит и охранять это не хочет.
А пока наверху искали ему смену, Дух Охранитель, полный дембельского настроя и ощущения близкой свободы, парил расслаблено в окрестностях своего театра. Сначала он парил над площадью, а ближе к одиннадцати продрейфовал в театр, и завис над сценой. Сегодня в одиннадцать режиссер будет разбирать с коллективом новую пьесу, и хотя охранять это придется уже не ему, Духу все же было интересно, так как, уйдя в отставку, он планировал написать книгу о тенденциях и традиции.
На прославленной сцене главного П-ского Академического Краевого Театра уже собрались нужные для будущего спектакля люди, чтобы вдумчиво и креативно поработать во славу Мельпомены и современного искусства. Было их десять человек, расселись они вольно, кому как удобно, полукругом перед главным художественным начальником театра - Мильдонием Тифлис Вениаминовичем. Был режиссер Мильдоний черняв, сухощав, кудряв, сед, мудр, и оттого не в меру бородат. Оглядев соратников добрым и заглядывающим прямо в душу темным взором, Тифлис Вениаминович обратился к ним:
- Мы искали текст. И не просто текст, а супертекст. Можно даже сказать - интертекст. Искали, не находили, но вчера со мной случился приступ креативнутости. Вечером был удар в голову. Стало вдруг темно. И гул, словно бегемот плачет. И блаженство, как от сладкой палочки. Потом стало больно, я очнулся, а передо мной на столе лежал текст, написанный от руки. От моей руки! Вот он. Я его прочту. Это нечто. С этим можно никого не бояться, министров посылать ... Надо только найти, как это ставить – говоря, Мильдоний достал из нагрудного кармана сложенный лист бумаги, разгладил его на колене и строго оглядел сидящих перед ним людей. Народ тихо ждал. Дух тоже.
- Предупреждаю, текст сложный. Но вы вслушайтесь в эту музыку. Это то, что мы искали годы. Это - Оно! Читаю.
Мильдоний откашлял в кулак и торжественно, чуть декламируя, начал читать довольно-таки высоким голосом:
- Зыркали зыряне пестиком по пусям. Сися зыркал, Мися зыркала, а Фурло и Куява не зыркали. Фурло куячил Куяву, жа мордасы попискивали. А соросята шают - О - о! М-о-о! Воля де, воля!?
Сися шает – сатурн ван воля! Мордасы расконючте, и жарте, как дионисий по индианам!
Мися ляпузя Сисю, и шает по типусе - шиза и фриза де? Без шизы и фризы воля не по фрейду, а по хабермасу!
Фурло обсясил Куяву, и ну гоготать - о-о, курло мне, курло! О-о фуко и даридо! О-о смрть мне любо! Соросята не чибисите!
Соросята не чибисили, Куяву потягали и за кустяву утягали. Шают у Куявы - воля де?
- У Бодрийяра! – шает Куява и потягушечки посипушечки соросятам деяла.
О-о! – ляпучат соросята - Вот воля! Вот доля!
А Фурло брючит по миру, Куяву тралит - О Куява! О Муява! Соросята живы-пыры, не делай им ни потягушечки, ни посипушечки.
А Сися и Мися пестиком по пусям зырят. Пестик увядал.
Мися шает - куячить все?
Сися шает - Все. Пестик увядал, смрть притягал. О-ё!
Мися шает - О! Ё! Пестик увядал! Без пестика ни доли, ни воли!
Все шают - Смрть! Смрть! Смрть Ментяке Культуряке!
Мильдоний закончил читать, отложил текст и оглядел сотрудников. Те были несколько ошарашены, но и воодушевлены, и тут же разразились бурными аплодисментами, приветствуя открывающиеся перед ними интереснейшие творческие горизонты, с поездками по лучшим городам цивилизованного мира.
Дух впал в ступор.
- Ну, как вам текст? Что увидели? Говорите.
- Наш текст, постмодерновый - оценил художник театра Виктор, мужчина лет пятидесяти, обычно тяжелый и мрачный. - Единственное, для зрителя шибко мудёр, интеллектуален. Я б матерку для равновесия сунул. И ментяку культуряку в министряку культуряку переделал. Я его вам в статуе отолью с портретной точностью. В центр сцены поставим, и все мизансцены от него плясать. Министр удавится.
- Нет, Виктор - мягко возразил режиссёр Мильдоний. - Мы идейные борцы с властью вообще. Нам выпала миссия деконструировать мир, привести человека к встрече со своим истинным началом, и ментяка культуряка здесь более выигрышный объект. Он помасштабнее будет, чем наш провинциальный министр. И потом, текст доставшийся театру таким чудесным образом не потерпит правок. Я чувствую, за этим текстом стоит сила. Она отзовётся, если мы будем соответствовать.
- У ментяки жезл полосатый, не забывайте! - горячо вставила свои слова в обсуждение балетмейстер театра Ирина, симпатичная, стройная женщина лет тридцати пяти с темными, горящими некоей сильной мыслью, глазами. - А жезл символ мужского шовинизма. Жезл - это власть с прибором! Пусть будет ментякой. Так хорошо.
- Пестик увядал, смрть притягал. Гениально, мастер! - воскликнул с энтузиазмом звукорежиссер Андрей, сухощавый мужчина лет сорока. У него на коленях лежал небольшой детский барабан, и он с силой выбил на нем короткую и грозную дробь. - Все смерть и хаос, клянусь Сатурном и Дионисом, как справедливо сказано в этом божественном тексте. Стиль, кстати, на калушат и некузявость намекает. Нет? Хотя, все было, все вторично в этом банальнейшем из миров. Я думаю, здесь хорошо пойдет марш Мендельсона, заглушаемый полетом валькирий и трагически похоронным маршем Шопена. Ну, и Шевчук с сапогами. Эклектика наше все!
- Но здесь нет текста? Как я буду выражать свой сложный внутренний мир? - скучающе спросила актриса Екатерина Бабушкина, женщина лет сорока с плавными манерами.
- Бегемот вообще говорить не умеет и ничего. Живет и счастлив. - Мильдоний встал и вновь сел в свое кожаное режиссерское кресло. - Речь это вчерашний день. Речь - ничто, воля - все! Хочу и куячу, аж мордасы попискивают. А не хочу, так пестиком по пусям и привет. В этом задача, Кать, доверься мне, я знаю, что предлагать миру. Наш зритель встретится со своим глубинным нутром и будет испуган. Вначале. А потом – счастлив! И преобразится мир, не будет разочарований, несбывшихся надежд. Мир вот он - простой и бессмысленный. Нет великих целей, нет больших нарративов, нет центров, есть только размытые контуры желаний и гнилые зубы традиции, стоящие на страже нашего воления жить по кайфу. Ты хочешь на волю? Вы все хотите на волю?
- Нет! - схватился за голову Дух.
- Хотим, хотим - дружно закивали присутствующие. - Но как? Что здесь играть? Что означают эти странные слова. Где здесь смысл?
- Давайте искать! Не смысл искать - его нет и в сущем, а мизансцены, искать движения, соответствующие этому тексту. Вжиться в текст, поймать его энергию. Я уверен, мы приведём в мир такое, что всех убедит. Распределяем роли и начинаем работать с текстом. Так, здесь явно прорисовываются четыре персонажа и некие соросята. Давайте вы, Екатерина Ивановна, будете Мися. Ты, Олег, будешь Сися, ты Владимир, - Фурло, и ты Света - Куява. Ну и вы, ребята - студенята, будете соросятами. Митя, Гриша, и Тимофей. Я правильно вас назвал? Не перепутал?
Трое оробевших молодых парней, скучковавшихся с левого края слушателей дружно кивнули. Екатерина Бабушкина вдруг как-то резко возбудилась и дрожащим от негодования голосом спросила у режиссера Мильдония:
- Почему я Мися!? Почему не Куява? В свои сорок я еще могу демонстрировать все эти ваши сексуальные фантазии. А Свету бы поберегли.
- Екатерина Ивановна! - воскликнула укоряюще актриса Светлана, молодая миловидная женщина лет двадцати семи. - Ну зачем вы так? Мне тоже набираться опыта надо. Я вот - вот вызов получу на пробы в Голливуд. Мне писали. Меня в блокбастер рассматривают на серьезную комическую роль. Я только не поняла, где вы вообще в этом тексте секс углядели?
- А это что? Тифлис, дай текст. Вот же – Фурло куячил Куяву, жа мордасы попискивали. Это что? Или я Мильдония не знаю.
- Давайте не будем заниматься отсебятиной - вступил резко в разговор актер Владимир, мужчина лет сорока пяти, с круглым добрым лицом и поехавшей вширь и вперед фигуре, которому выпала честь играть некоего Фурло. - У нас есть режиссер. Он отвечает за трактовку - пусть и рулит.
Дух очнулся, спустился ниже, встал рядом с режиссером и застыл с величайшим для него напряжением. Мильдоний же стал расхаживать по сцене и неторопливо рассуждать:
- Какова наша цель? Наша цель освободить человека от ложных императивов и запретов, что наложили на него совок и вообще культура в широком понимании этого слова. Совок не дает человеку быть счастливым? Долой его! Человеку для счастья, да даже не для счастья! Какое уж счастье на этом кладбище. Хотя бы для сносного существования ему необходимо свободное выражение своей воли. Хочу и волю! Что говорит нам совок. Он говорит - ходи одетым на все пуговицы, не плюй в фойе, не грызи попкорн, не лезь на сцену говорить с актерами, иди воюй, люби семью и страну проживания. А я волю другого! Что за манера указывать! Ещё. Что говорит нам текст? Он говорит, что его надо читать зрителю вслух, ибо он ценен сам по себе. Значит кто-то, ну пусть пока это буду я, будет его читать, а персонажи будут пытаться как-то что-то изобразить. Давайте пробывать. Читаю вступление:
- Зыркали зыряне пестиком по пусям. Сися зыркал, Мися зыркала, а Фурло и Куява не зыркали. Фурло куячил Куяву, жа мордасы попискивали. А соросята шают - О - о! М-о-о! Воля де, воля!? - так, хорошо. Предположим зыряне это персонажи. Некие зыряне. Может племя, может секта? А может группа ментально тонких людей, уставшая от жизни под властью дебилов, и мечтающая о свободе, пытается жить особо от всех. Это мы доработаем. Что значит зыркать? Что есть пестик, которым зыркают? И что есть пуси, по которым зыркают? Ваши идеи.
- Ну, если вспомнить чем кончается эта трагедия, то там пестик увядал, а без пестика смрть получилась. - Начал вытягивать из ничего нить рассуждения актер Олег, назначенный режиссером играть некоего Сисю. Мужчина лет тридцати, высокий, спортивный, красивый. - Так что пестиком может быть только одно. Но нам же опять порнуху прицепят! А если еще и куячить будем в натуре... вот тогда ментяка министряка, да и культуряка по нашу душу точно с постановлением явятся. Оно нам надо, Тифлис Вениаминович?
- Не думайте об этом! Цензура моя забота. У меня друг в Швейцарии, тоже постмодернист. Он сильный. Другой в Черногории – орел! У обоих руки по локоть в администрации, да вы знаете. Наше дело креативить, а друзья прикроют. Дальше.
Духу Охранителю вся эта история жутко не нравилась. Тут ведь даже не серой пахнуло. Тут явно тянуло дерьмецом, что, как всем известно, есть аромат сил более древних. Наблюдая внимательно за шабашем креатива, Дух быстро составил телеграмму, зашифровал ее по таблице и отправил в горние пределы. Пусть и начальство думает. Сам продолжил наблюдать.
Репетиция шла своим чередом. Уяснив смысл слова пестик, стали выяснять смысл слова пуси. Сразу договорились, что к пуси райт слово это не имеет отношения, и скорее это постмодернистский аналог понятия - Царство Воли. Ну, и тогда слово зыркать стоит понимать как процесс деконструкции отжившего мира ложного разума. Далее. А Фурло то, гад, не зыркал, а вместе с Куявой куячили, жа мордасы попискивали. Тут Екатерина Ивановна конечно права. Трактовать сие действие многозначно нельзя, задача балетмейстера поставить это красиво и пристойно, дабы не залететь.
- Вот только не красивушечки какие-нибудь! - попросил художник Виктор. - Красиватость ныне не в тренде. Что-то бы так, чтоб куячились и плакали, не хотели, а надо. Закон, мать его! Центра избегайте, вокруг одна ризома.
Далее стали рассуждать над мордасами попискивающими. Ну, в принципе, тоже все понятно. Здесь главная фишка как изобразить это все драматургически. Сначала куячатся, потом попискивать или наоборот? Сначала попискивать? Договорились найти последовательность в ходе репетиций. Теперь соросята. - Воля де, воля? - Понятно, парни волю ищут, молодежь, так сказать, в исканиях смыслов. Не зыркают пестиками, не куячатся, а в поисках сути пропадают. Как они ищут волю в физике, это разберем и поищем. Тут нужно что-то особенное. Опять же Куява делает им потягушечки посипушечки. Что это? Это очень важный момент. Пока определения.
Далее глубочайшая фраза - Сися шает, - Сатурн ван воля! Мордасы расконючте и жарте, как дионисий по индианам. - Решили, что мордасы это конструкт, пришедший на смену личности, Сатурн ван воля, надо понимать как покровительство хаосом воли, а коли это так, то особенно можно никого не бояться. - Жарте, как дионисий по индианам? - Ну, тут нужны пляски в индийском колорите, вино и безумие. Сложная сцена, но в этом и прелесть. Что труднее дается, то дороже стоит!
Далее Мися ляпузя Сисю, и шает по типусе - шиза и фриза де? Без шизы и фризы воля не по фрейду, а по хабермасу! – Хорошо, ляпузя это будет передовой наш метод постижения мира - шизоанализ. То есть Мися предложил Сисе в свободное время заняться научной деятельностью, и, вооружившись классиками типа Дилёза и Гваттари, выяснить все про волю, расщепив, так сказать, сознание согласно последним выводам о благости шизофрении. В общем, опять плясать будем, но не в индийском, а скорее больничном колорите. И безумствовать, конечно. Так чтоб сопли на полсцены. На этом решили пока прекратить разбор текста в теории, решили поискать что-то в движении.
Спортивный Олег и актриса Екатерина Бабушкина вышли на середину сцены.
- И как мне своим пестиком деконструировать мир, превращая его в царство воли? - спросил задумчиво Олег. - А Мися? У нее-то пестика нет?
Вопрос, однако. Стали искать всем коллективом. Решили так - мир болен. Он уродлив и сер, и требует упрощения. И сделать это можно только одним способом, необходимо пестиком Олега прозыркать по всем вещам, что ему будут попадаться, ибо тогда они будут преобразовываться в вещи более однозначные и волевые. А там и до царства воли недалеко. А Мисе, соответственно, помогать Сисе в этом благородном деле. Ведь не может нормальный зырянин кидаться на все, что шевелиться и не шевелится просто так, не находясь в божественно-безумном возбуждении? Задача Миси распалять Сисю и умело направлять его желания на предметы окружающего мира. А Сисе и Мисе с помощью балетмейстера Ирины необходимо найти оригинальные физические действия на каждый акт.
- Все это интересно, конечно - скептически заметил художник Виктор - только не верю я, что пестик Сиси будет убедителен для публики. Не забывайте, что из зала все выглядит меньше, чем есть. А если, только предположим, еще и есть не самое выдающееся, то совсем нехорошо будет. Надо наращивать. И вообще. Не понимаю, он, что будет просто ходить и на все кидаться? Ему надо какое-то средство передвижения. Коляску инвалидную?
- Отличный образ! - согласился режиссер Мильдоний. - Больной мир, больные зыряне. И только сексуальное безумие может излечить все. Привезите реквизит.
- И как это я сидя буду зыркаться? Со стулом? Шваброй? Еще и оригинально безумствовать? - негромко, сквозь зубы, процедил горько актер Олег, исключительно для партнерши Екатерине Бабушкиной. - Было у меня желание во Францию смыться. Васька, осветитель, рассказывал про иностранный легион. Говорил, что там, среди джунглей, безопаснее служить, чем у нас в театре!
Но тут помощники притащили инвалидную коляску, Олег сел в нее, репетиция продолжилась. В общем-то, сразу стало заметно, что художник прав, и наращивать пестик Сисе придётся. Решили, что поскольку нервы зрителю щекотать надо основательно, то и пестик будет выглядеть просто, как средней толщины труба, длиной так на полметра, а чтоб министры не возбуждались, привязать ее Сисе не туда, а на уровне пупка. И костюм ему, да и вообще всем зырянам, будет прост. Мужики в белых трусах, зырянки в белых купальниках. Во-первых, в этом есть мысль, во-вторых - это не дорого. А экономию пустить на после премьерный фуршет, на который пригласить всех - всех друзей театра. А индийский колорит и вообще колориты решать за счет деталей интерьера
- Виктор, какое оформление мне здесь нужно, ты уже понял, потом еще детальнее обговорим – стал ставить задачу художнику режиссёр Мильдоний. - Главное - этот мир просится на прозыркивание. Так жить нельзя и зыряне должны его прозыркать. Андрей - звуковое и музыкальное оформление искать соответствующее. Да, в общем-то, ты его уже назвал. Шопен, Шевчук. Будем пробовать. Ну, приступим теперь к Фурло и Куяве. Как же они все-таки куаячатся и попискивают? Где-то ведь с другого конца сцены. С этой стороны Сися зыркает окружающее, с этой Фурло с Куявой накачивают энергию в этот бедный умирающий мир. То же по-своему удерживают. Ну, Володя и Света, пойдемте искать.
Вот тут Дух смотреть дальше на это непотребство просто не стал. Был он уже не молод и служил искусству на разных должностях просто-таки века и века, так что понял он, что без советов с еще более старшими товарищами не обойтись. Что-то тут затевается. Не просто хулиганство от безвременности политической, а что-то поглубже. Прорывом пахнет. Необходим совет и подготовка к охранительным действиям решил Дух, и со скоростью света ринулся в горние пределы.
ХХХ
Прошло время. Месяца три. На понедельник была объявлена премьера спектакля с интригующим названием "Пестиком по пусям". Были приглашены гости, даже краевого министра по культуре не забыли и прислали пригласительный в партер, на первый ряд. Поскольку слухи о спектакле ходили самые провокационные - зал был почти полон. Журналисты, театральная и иная критика, свободная от традиции общественность, и просто милые и приятные люди, надеющиеся еще на встречу с прекрасным.
И Дух Охранитель. Он тоже был здесь, вернулся как раз к премьере. Дух занял свое привычное место у режиссерского пульта и приготовился к действию. Погас свет. Занавес дрогнул и портьеры разъехались. Началось!
На сцене была тьма. Потом пошёл непонятный металлический шум и где-то вверху стал бить барабан. Редко, негромко, с интервалом секунд в пять – бум, бум, бум. Сцена стала медленно освещаться, стали проступать детали интерьера. На заднике был нарисован убитый городской пейзаж с унылыми обшарпанными пятиэтажками, свалкой старых вещей, серым облачным небом и развалинами огромного завода, из ворот которого, как ни странно, выезжали современные танки Армата. На боку башни уже выехавшего из проходной танка красной краской было написано СОВОК. На самой сцене стояло несколько телеграфных столбов с порванными и свисающими на сцену алюминиевыми проводами. По краям сцены были навалены в две большие кучи некие вещи: телевизоры, компьютеры, мониторы, клавиатуры и перевязанные бечёвкой пачки газет.
По центру, в глубине сцены, стоял на пьедестале памятник. Это был худой и высокий мужчина с огромным, свисающим чуть не до колен животом. Одет мужчина был в форму милиционера, но не сегодняшнего дня, а милиционера времён отечественной войны, как их изображают в кино. На околыше фуражки, на котором, кстати, не было никакого герба, было написано – МЕНТЯКА. Левой рукой статуя прижимала к груди портфель, на котором было крупно написано – КУЛЬТУРЯКА. Другой рукой статуя держала длинную, выше своего роста, косу, выкрашенную белым и чёрным, как на полицейских жезлах. Ну, и чтоб у зрителя не было уж совсем никакого сомнения, кто изображён на этом памятнике, на чёрном пьедестале было крупно и неровно написано красной краской – МЕНТЯКА КУЛЬТУРЯКА. Специальный прожектор сверху стал подсвечивать фиолетовым светом эту скульптуру.
И многие собравшиеся в зале стали вдруг косо и с улыбкой поглядывать на сидящего в первом ряду министра культуры. Потому что лицо у скульптуры и вправду было сильно похоже на лицо министра. Не подвели, ой бедовые!
Министр тоже заметил столь интересное сходство. Но был он человек тёртый, потому, мудро и понимающе улыбнувшись, продолжил смотреть начинающееся действие.
Неожиданно, с громким ударом барабана, включились все лежащие в кучах мониторы и телевизоры. И в каждом мониторе или телевизоре выступал с речью какой- либо мировой вождь. Были там и Ким Ир Сен, и Синь Дзи Пин и Дональд Трамп, но больше было вождей отечественных. Был там Ленин, говорящий с броневика, и Сталин перед съездом, и Владимир Владимирович, объявляющий перед собранием крымский текст. Говорили все одновременно, поэтому слышался только какой-то единый слитный и негромкий гул.
А далее началось действо, о котором в городе П., столице П-ского края, говорить будут долго и не только как о выдающемся культурном событии. Вначале всё было относительно пристойно. Ну, выползли на инвалидных ходунках зыряне с соросятами и с зырянками на костылях. Соросята к тому же были на роликовых коньках и ходунки у них ехали на роликовых колёсиках. Все были в белых трусах и белых купальниках. У зырян и соросят от пупков отходили полуметровые алюминиевые трубки диаметров в двадцать миллиметров. Трубки от инвалидной ходьбы раскачивались, били по ножкам ходунков и мелодично позвякивали. Лица у зырян были неподвижны и испуганы, рты заняты сосанием и жеванием детских сосок.
Потом пошло музыкальное сопровождение в виде песни Шевчука про родину – уродину. И давай Сися зыркать пестиком по всему что попадалось, а Мися эротично извиваться на костылях, заманивая Сисю то к одному предмету, то к другому.
Фурло с Куявой исполнили куячиние перед одной из куч. Всё выглядело достаточно пристойно по нынешним временам, так, потрепыхались рядом, словно рыбки, брошенные на сушу, скрестили элегантно ходунки с костылями, и отдыхать. Мордасами не попискивали, хотя читающий текст актёр с хриплым как у Джигурды голосом об этом действии объявлял.
Соросята же катались среди электрических столбов, куч и зырян и вопрошали трагически у мировых лидеров, выступающих с экранов – Воля де?! Воля!? О-о! М-о-о! И далее по тексту.
Были там и пляски в индийском стиле, и вакханки – зырянки с шизоанализом по расконюченным мордасам. Далее соросята кончили чибисить, и получив от Куявы потягушечки – посипушечки объявили, что они, наконец, нашли волю, и другую долю им не надо.
Сися зыркал пестиком, и экраны с мировыми лидерами постепенно гасли. В какой-то момент погас последний монитор, и тут у Сиси увядал пестик, а Мися объявила, что без хорошего пестика не может быть ни доли, ни воли.
Вторым планом в этот момент негромко пошёл похоронный марш Шопена, и все зыряне с зырянками и соросятами собрались у беременной статуи с полицейской косой, стоящей посреди сцены и хором торжественно провозгласили:
- Смрть! Смрть! Смрть Ментяке Культуряке!
И те, у кого пестики ещё не увядали, позыркали победно ими по пьедесталу памятника.
Настала тишина, только всё так же ровно сверху бил барабан – бум, бум, бум.
И случилось то, чего так боялся Дух Охранитель. Спектакль был исполнен по всем правилам ритуала, с нужным ритмом и эмоцией, текст прочитан скрупулёзно, и теперь то, что могло случиться – произойдёт. И потребует жертв. Потому что есть силы, с которыми нельзя связываться. Если ты не идиот или конченый адепт, конечно. Дух приготовился.
Статуя открыла глаза и медленно оглядела всё перед собой. Глаза её были черны и тьма исходила из глазниц. Лицо её изменилось, и теперь это было не умное и культурное лицо министра культуры П-ского края, а худая личина опасного и решительного типа неизвестной залу природы. Статуя отбросила от себя портфель с надписью «культуряка», мотнула головой и фуражка с надписью «ментяка» слетела, да так ловко, что упала прямо на голову изумлённого режиссёра Мильдония. Освободившейся левой рукой статуя одним движением от груди сорвала с себя синий милицейский костюм и осталась в одних чёрных плавках. Ну, хоть в плавках, не в семейных трусах, видно, что есть натуральный пестик, а значит всё-таки этот худющий словно смерть тип - мужик, хотя и с животом, как у беременной бабы.
Мужик, держась за полицейскую косу, смотрел в зал, и зрители, работники театра, актёры, министр, режиссёр Мильдоний и все – все – все изумлённо застывали, словно увидели явившегося вновь нежданно ревизора. Сыпался на пол попкорн, пластиковые бутылки, бинокли. Краски стали уходить из мира. Все как-то серело и серело, а прекрасное здание театра, выстроенное из белого мрамора ещё при дремучим совке, стало вдруг чёрным. Гуляющие у театра и вокруг фонтана горожане были изумлены, полицейский наряд бросился к дверям театра, но двери были заперты и не поддавались никаким уговорам.
И тогда Дух Охранитель встал, и посмотрел в глаза Тьме. И сказал:
- Смерть, зачем, тебе все эти люди чохом? Они разные, у тебя на сортировку века уйдут. И не все они твои, за некоторых тебе люлей наваляют! Тут и ответственные работники есть. Бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе! Предлагаю сделку.
Мужик с тьмой в глазах молча смотрел на Духа Охранителя.
Дух продолжил: - Ты знаешь, что значит Дух Охранитель при таком учреждении культуры. И ты понимаешь, какие у вас открываются потенциальные перспективы по влиянию на весь край, если у театра не будет своего Духа Охранителя. Вот свиток. Он подписан Самим. На случай форс-мажора, который и случился. Здесь моя отставка и приказ о снятии охранения с этого театра. Условие такое – я отдаю тебе бумагу, ты отпускаешь всех невредимыми, и мы с тобой уходим. Жертва за жертву.
- Всех?– очень низким и сильным голосом спросила беременная статуя –А за испохабленную косу кто ответит? Мировой авангард?
- Да глупые они. Страха настоящего не видели, вот и придуриваются. Дай им шанс.
Смерть протянула неожиданно удлинившуюся руку и забрала у Духа Охранителя бумагу.
- Подожди, слово скажу - попросил Дух. – Всё-таки столько лет беспорочной службы. – Дух оглядел зал. Краски уже вернулись в жизнь, но пауза ещё висела.
- Вы бы с попкорном завязывали, ребята. Что вы, как дети?! Некрасиво.
И Дух Охранитель, с гордо поднятой головой, вместе с чем-то беременной Смертью, ушли за кулисы, и вообще пропали с этого света.
Спало оцепенение с людей, и сразу поднялся шум и крики. Кто-то стал возмущаться, мол, чуть-чуть ведь не убили, сволочи, кто-то билеты собрался сдавать, и непременно с возвратом материальных средств. Но встречались люди и с более нечувствительными нервами. Журналистка местной газеты, старый платный друг театра, что-то уже строчила в планшетник.
Мильдоний, хотя и был сильно напуган, звонил в Черногорию и кричал в телефон: - Не так! Всё не так! Ты чего удумал, бегемот?!
Зыряне и соросята сидели на заработавших вновь мониторах с говорящими вождями и плакали. Жизнь вдруг открылась им с другой стороны, и они не обрадовались.
А на сцену поднялся очень сердитый министр культуры и, обращаясь ко всем, громко сказал:
- Мы тут указ подписали о введении худсоветов. А как иначе, граждане? Искусство дело серьёзное, один натворит, а помирать всем. Художественным советам быть! Жизнь требует.
И зал встретил его слова долгими громовыми овациями и криками:
Браво!!! Браво!!! Браво!!!
автор – Сергей Гурьянов
г. Пермь 2016 г.
Оценили 10 человек
16 кармы