Мотылек

Раскаты грома и яркие вспышки на небе не прекращались всю ночь. Но дождя не было.

Точнее, был, но не тот, который весело барабанит по крышам и забегает тонкими струйками под воротники, заставляя взвизгивать. А другой.

Который называют «наступление». Под грохот орудий и вспышки разрывов он щедро поливал землю стальными каплями, заставляя хрипеть и корчиться от боли.

- Сестричка.

- Иду.

В сарае на земляном полу, густо устланном соломой, лежали раненые.

Может, сто.

Или двести.

Парней и мужчин, сержантов и рядовых, лейтенантов и капитанов. Здесь все одинаковы – в крови и грязи. Здесь всем больно, очень больно.

- Аааа, сестренка!

- Сейчас, потерпи.

Каждый – свеча, чье пламя робко колышется на ветру. И пока оно горит – человек жив.

- Милая, помоги.

- Бегу.

И одна тоненькая фигурка в бывшем когда-то белым халате. Словно мотылек, летящий на пламя в самоубийственном вальсе, она порхала от одного раненого к другому.

Порхала осторожно, чтобы не погасить колышущиеся огоньки.

Вытирала покрытые испариной лбы, меняла повязки, делала уколы.

Порхала быстро, чтобы не дать погаснуть.

- Сестра!

- Я здесь.

Каждый взмах крыльев давался все тяжелее и тяжелее. Наступление продвигалось, раненые прибывали бесконечным потоком.

В соседних домах точно также без сна и отдыха, изредка выбегая на воздух, корпели врачи и санитарки. Там собрали всех, но людей не хватало.

Поэтому в сараях оставили по мотыльку.

Остальных – в операционные.

Сон и отдых казались чем-то несбыточным.

Безумно хотелось закрыть глаза и опустить крылья, хоть на секунду.

Но мотылек не имел права останавливаться.

Поэтому он порхал и порхал.

Третий день подряд.

От огонька к огоньку.

В операционных тяжелее, но им легче.

Потому что вся боль собиралась здесь, в этом сарае.

И доставалась одному единственному мотыльку. А каждый взмах крыльев давался все труднее и труднее.

- Помоги, дочка.

- Бегу.

- Я бегу, бегу, бегу, я лечу, лечу, лечу. На огонь, на свечу.

Пламя ближе и ближе. Хочется повернуть назад, но, словно завороженный, мотылек летит. Вперед. В забытье и сон.

Сон.

О котором остается только мечтать.

А вместо него - звон в ушах и тишина.

***

- Ну-с, милочка, - старый профессор отложил анкету в сторону, - выбор театрального института похвален. Но прежде, чем приступим, позвольте один вопрос.

- Да, конечно, - девушка смущенно кивнула.

- Почему не носите награды, стесняетесь?

Она молча кивнула.

- Не стесняться, а гордиться нужно, - посмотрев на улыбнувшихся членов приемной комиссии, профессор продолжил, - сколько бойцов вам обязаны тем, что смогли обнять родных? Надеюсь, после зачисления увидеть вас при полном параде, обещаете?

- А разве меня уже…, - девушка не поверила услышанному.

- Формальности соблюдем прямо сейчас, - улыбнулся профессор, - думаю, коллеги согласятся, что мелкие ошибки нашей заслуженной героини мы исправим в процессе обучения, а крупные – тоже исправим.

Все рассмеялись.

- Итак, - пенсне торжественно водрузилось на нос, - что будем показывать?

- Сцену из «Отелло и Дездемона», - несмело ответила девушка, - только.

- За Отелло буду я, - кивнул профессор, - молилась ли ты на ночь, Дездемона?

- О да, сударь…

- Я спрашиваю, - голос приобрел металлические нотки,– молилась ли ты на ночь, Дездемона.

- О…

- Молчать! – неожиданно зло прошипел профессор.

- Что, - девушка растерянно посмотрела на членов приемной комиссии.

- Повторяю, - старик поперхнулся и с трудом повторил, - нет, я приказываю…

***

-… молчать всем, ясно!

Она открыла глаза и тут же вскочила.

Лейтенант с перевязанной грудью, закашлявшись, убрал кулак.

В сарае было непривычно тихо.

Кто-то скрипел зубами, кто-то сжимал кулаки, но все молчали.

- Ты уснула, сестричка, - улыбнулся офицер, - отдохни, мы потерпим, правда, мужики?

Со всех сторон донесся согласный гул.

Девушка растерянно оглянулась.

- Поспи дочка, - прошептал пожилой боец, - нас много, а ты одна. Вымоталась совсем.

- Нельзя мне, - она улыбнулась и…

Вспорхнул мотылек, снова полетел на пламя в самоубийственном вальсе, от одного раненого к другому.

Своими тонкими крылышками сберегая колышущиеся на ветру огоньки, не давая им погаснуть.

***

Пройдет еще день,и все закончится.

Мотылек, тяжело вздохнув, сможет присесть.

Посмотреть на себя в зеркало и заплакать, увидев седые волосы.

Мотылек, которому не было и двадцати лет. 

Автор - Андрей Авдей