Воля народа и международное право

В международном праве существует коллизия. Оно одновременно признаёт право наций на самоопределение и право государств на сохранение существующих границ. История с Каталонией – как раз из разряда таких противоречий

Народов в мире в разы больше, чем государств. Но, несмотря на то, что большая часть народов собственного государства не имеет, некоторые имеют по несколько государств одновременно. Так, например, национальными государствами немцев одновременно являются Германия, Австрия, Швейцария и Люксембург. Хоть два последних сейчас и многонациональны, возникали они именно как германские государства.

Таких примеров можно привести массу. Но германский случай нам интересен тем, что здесь мы имеем дело с уникальной ситуацией, когда стремление Германии и Австрии к слиянию в одно государство (проявившееся после Первой мировой войны и существовавшее до начала 50-х годов) блокировалось странами-победительницами вначале Первой, а затем и Второй мировых войн, исходя из существовавших представлений о надёжной архитектуре европейской безопасности, в которую никак не вписывалось единое мощное государство германского народа.

Кстати и Россия испытала на себе аналогичный подход. Западные государства пытались гасить любые интеграционные инициативы на постсоветском пространстве, но особенно нервно относились к попыткам экономического и политического взаимодействия славянских республик бывшего СССР. Два государственных переворота и гражданская война на Украине, а также постоянное давление на Белоруссию и лично Лукашенко (сопровождающееся попытками запустить в Минске киевский сценарий) — всё это результат нежелания Запада видеть на своих границах сильное и единое политико-экономическое образование (пусть даже не государство, а лишь союз государств).
Конечно, значительно чаще мы сталкиваемся с ситуацией, когда «мировое сообщество» пытается регулировать право наций на самоопределение. Например, Косово самоопределяться было можно, как говорили в Вашингтоне «это уникальный случай», а вовсе не прецедент. А вот Крыму, Абхазии и Южной Осетии самоопределяться было нельзя, поскольку в том же Вашингтоне считали, что «речь идёт об изменении европейских границ». А это, по какой-то причине было неприемлемо, именно в трёх описанных случаях.

Африканские границы менять, деля Судан на Северный и Южный, было можно. В Азии перекраивать Ирак, выделяя из него курдскую автономию, которая планирует на днях провозгласить независимость тоже было можно. В Европе кромсать на куски Югославию, а затем и Сербию было не только можно, но даже почётно. А населению Крыма, Абхазии и Южной Осетии в праве решать свою судьбу было отказано. Именно в данных случаях границы оказались святы. Впрочем, несмотря на нервическую реакцию Запада, границы всё же были изменены согласно воле народов. 

А теперь сравним две ситуации. Когда Германия смогла объединиться с Австрией? В одном государстве они находились с 1938 по 1945 год. Объединение состоялось, когда Гитлер создал сильнейшую армию континента и закончилось, когда Красная Армия смогла превзойти вермахт.

Когда смогли реализовать своё стремление к независимости от Грузии Абхазия и Южная Осетия? Когда вернулся в Россию Крым? Только тогда, когда Вооружённые Силы России оказались в состоянии гарантировать необратимость этих процессов.

Запад, который любит называть себя «цивилизованным миром», на деле живёт по законам доисторической эпохи. С его точки зрения, прав тот у кого дубинка тяжелее. Причём Запад до последнего момента был уверен, что тяжелее именно его дубинка, почему и считал себя в праве «утверждать» или «не утверждать» чужие независимости. Вплоть до того, что иногда независимость навязывалась тем, кто её не желал, но отнималась у тех, кто боролся за неё веками.

Столкнувшись с невозможностью сломать решение России о признании Абхазии и Южной Осетии и о присоединении Крыма, Запад признал сложившуюся ситуацию де-факто. Но юридически оставил для себя возможность пересмотреть данные решения в том случае, если баланс сил изменится.

Не то, чтобы Запад не был знаком с иной тактикой. Но применяет он её только в действительно уникальных случаях. На моей памяти только один раз, когда возникла угроза отделения Шотландии от Англии и распада Соединённого королевства, Лондон выбрал тактику убеждения и уступок. И, кстати, преуспел. Не то, чтобы вопрос шотландской независимости был окончательно снят с повестки дня, но в данный момент он не актуален: сепаратисты проигрывают юнионистам. 

Возможно отрезвляющее воздействие на Лондон оказала многодесятилетняя гражданская война в Северной Ирландии, которую не могли поделить между собой общины ориентированных на Ирландию католиков и ориентированных на Великобританию протестантов. По крайней мере успехи в урегулировании североирландского кризиса возникли в тот момент, когда Лондон отказался от репрессий и перешёл к политике переговоров.

Тем не менее, как уже было сказано, вышеописанный случай для Запада действительно уникален. Никогда до или после за пределами Великобритании вопрос противостояния права народа на самоопределения и права государства на защиту своего суверенитета не решался без насилия. Насилие не обязательно выливалось в гражданскую войну или кампанию террора, но так или иначе оно всегда присутствовало.

Вот и сейчас Каталония вне всякого сомнения готова проголосовать на референдуме за свою независимость. Это настолько очевидно, что как на уровне руководящих структур Евросоюза, так и на уровне отдельных государств раздаются неофициальные заявления вполне официальных лиц о том, что независимость Каталонии, если референдум состоится, придётся признать.

Приняв британскую методу умиротворения Шотландии, Испания могла бы начать с правительством Каталонской автономии переговоры и механизме реализации решений референдума. Таким образом, вопрос о реальной независимости можно было бы отложить (по техническим причинам), а в перспективе попытаться договориться о сохранении единого государства в формате конфедерации. Но Испания решила применить силу и уже понятно, что Каталонию она проиграла. Рано или поздно Мадриду придётся отступить, поскольку ни перестрелять, ни пересажать всех каталонцев невозможно. 

Напомню, что ровно так же (только более драматично) развивалась ситуация на Украине. Предложение начать переговоры с регионами, не принявшими госпереворот, Москва сделала Киеву ещё в 2014 году, до начала гражданской войны в Донбассе. В украинском случае, правда, речь шла о федерализации, но исключительно, чтобы не травмировать унитарное суверенное сознание. На деле предложенный формат этой федерации по сути превращал её в конфедерацию.

И это — не злая воля России. Это — единственный способ реально согласовать право на самоопределение с принципом нерушимости границ. По этому же пути медленно, но верно идёт Британия в шотландском вопросе.
Конфедеративное устройство предполагает объединение двух и более равноправных государств, каждое из которых является во всех отношениях суверенным и обладает правом выхода из конфедерации. Таким образом, движение в пользу полного суверенитета может считать себя удовлетворённым — независимость признана. Но конфедерация всё же единое государство, так что и принцип нерушимости границ соблюдён. При этом исчезает противостояние регионов и центра, поскольку центр перемещается в регионы. Именно на региональном уровне решаются все принципиальные вопросы: имущественные, налоговые, языковые и т.д. Центр только проводит единую, но предварительно согласованную регионами, внешнюю политику, включая её вооружённое обеспечение. При этом армия может состоять из формирований отдельных регионов.

Итак, возникновение движений за независимость означает наличие кризиса в отношениях центра и регионов. Кризис этот может возникнуть по целому ряду причин (культурного, религиозного, политического и экономического свойства). Если центру действительно важнее сохранение единого государства, то в остальных вопросах он всегда готов будет пойти на максимальные уступки. Если для центра принципиальными являются любые другие (политико-идеологические или финансово-экономические) моменты, то ситуация быстро скатывается к силовому противостоянию. Оно не обязательно перерастает в гражданскую войну, но имеет тенденцию к такому перерастанию.

Ну а в силовом противостоянии побеждает сильнейший. Если борцы за независимость действительно представляют народ (как в Крыму, в Донбассе, в Каталонии), то победить их невозможно. Всех убить нельзя, а значит рано или поздно государству приходится отступить. Ну а кто не успевает отступить вовремя, бывает вынужден капитулировать. Тогда уже переговоры не ведутся, а независимость просто берут.

Ростислав Ищенко