Боги войны... Донецкое аббатство

                                "Я ничего так не боюсь, как русских пушек."                                                                     (Фридрих Великий)

Богу богово… Артиллеристы и стреляют далеко, и думают масштабно. Командир артиллеристской батареи 110 бригады, с религиозным позывным «Аббат» при разговоре сходу выдал рецепт – как победить коррупцию в армии, да и во всей России тоже.

- Очень просто, - сказал Аббат, - нужно воссоздать институт офицерских дуэлей. Оно, конечно, и свои пострадают, но зато вся мразь поляжет.

Ну как оно вам? Радикально? А война – это не радикально? А весь Запад против нас – это как? А побеждать надо? Надо, и не только на фронте!

Только вот в чём штука, справедливый Аббат, – ты ему хоть перчатку в лицо, хоть ладонью по морде, он на дуэль не придёт, он пойдёт в прокуратуру, как товарищ Саахов под стволом. Свои сядут, а мразь не ляжет. Вот в чём дело то… А так идея хорошая, насчёт дуэлей. Красивая… Надо тогда на законодательном уровне – не явился на дуэль – опозорен и уволен, через суд офицерской чести.

Весь этот день я провёл на позициях у артиллеристов славной 110 бригады, бывшей легендарной «сотки». Сначала был «Самара», интереснейший боец и человек.

Спросил:

- Почему «Самара»?

- Когда поступал в народную милицию ДНР командир спросил: «Какая кличка в школе была?» А у меня никакой не было. Тогда он говорит: «Перечисляй города где жил». Ну я начал перечислять, когда дошёл до Славянска он говорит: «Стоп, будешь Самара». Хотя я там никогда не жил. Ну вот так вот, нелогично, а прижилось.

Награждён «Самара» Георгиевским Крестом 4 степени и «мужиком», орденом «Мужества».

За что? Да за то, что воевал старательно – 13 поражений бронетехники, и не считано пехоты. Ранение, контузия… Всё что положено…

До войны кем только не был, даже журналистом. Через это и с женой своей познакомился. Через гордость свою журналистскую.

А дело было так. Его будущая жена, Кристина, с подругой сидели и выпивали. А что нужно одинокой, красивой и умной женщине «под шофе», конечно, позвонить незнакомому, но уже интересному мужчине, и от души на него наехать. Вся вина мужчины в данный момент заключается лишь в том, что он где-то там... а не тут, под рукой. Кристина позвонила и в лоб заявила, что, как журналист он никто, и зовут его никак, хотя в это время уже многие достойные люди называли его «Самарой». Ни снимать, мол, не умеет, ни писать, да и читает, верно, по слогам. На что наш герой ответил, что больше по этому телефону звонить не надо. Как это так?! Это он кому так?! Красивой и умной девушке Кристине сказать, чтоб не звонила?! А она и не позвонила, зашла с козырей – выслала ему две фотографии, и предложила выбрать на какой она красивше. Завалила прямой наводкой. Выбрать было невозможно, тут без подробностей, но сами понимаете, насколько тщательно был выбран снаряд. Прямо в гусеницу, и военный поплыл, а после личной встречи взорвался боекомплект, и всё спалился «Самара». Никогда не отвечайте красивой, умной женщине грубостью на наглость… шансов нет. Дуре можно, и то не факт…

Воевал и воюет «Самара» достойно. Описывать весь боевой путь дело долгое и не формат статьи. Приведу лучше несколько его цитат из интервью, которое удалось записать совместно с ребятами из пресс-службы ДНР.

Тут надо сказать, что бойцы, которые прошли все ужасы и лишения войны о подвигах не говорят, а рассказывают в основном о всяких страшных и смешных моментах. При этом, я давно заметил, рассказывают настолько точно и правдиво, что лучше их прямой речи ничего и выдумать нельзя.

                                                     О начале СВО

    «21 февраля я позвонил командиру, где служил, и сказал, что хочу назад, и со мной ещё трое, а 22го уже был зачислен в часть и прибыл с вещами. Нам выдали три автомата, парням бронежилеты и каски, а я со всем своим приехал. Нас кинули на точку концентрации. У меня сутки были чтобы заново познакомиться с орудием и ребятами, и 24го в рань раннюю, мы уже поехали вперёд. Сотая бригада в первый день пролетела колоссальное расстояние, может двадцать или тридцать километров. До Волновахи ещё не дошли, но уже были первые трофеи. Помню, как мы нашли новые удобные бронежилеты, каски, спальники. Хорошо разжились, спасибо… я даже не помню, какое украинское подразделение стояло, но они быстро сбежали все...

    Вначале было круто, было задорно, мало смущали обстрелы. Помню одну из деревень, где мы остановились. С утра по нам был плотный огонь, там и танки, и арта, и птички на тот момент уже летали. Мы с расчётом укрылись в блиндаже противника, блиндаж был неудобный, у него выход был в сторону противника. Мы приняли решение переместиться, и как-то потерялись, я остался один, и мне надо было найти своих, доложить, что я живой. Нашёл своих, там другой расчёт. Командир говорит: «Ну куда ты побежишь, сиди здесь», но я выскочил, давай искать своих. В один дом заскочил в окно, наполовину, а там пехота, а я гляжу, а они прямо по дерьму собачьему ползут. Я начинаю угорать и кричу им, вы, мол по говну ползёте, а они мне – Ты что дурак? Ложись, поползли вместе… Я им – не, не, ребята, я пошёл искать своих, а вы тут сами ползайте… Не знаю тех парней, надеюсь живы, здоровы»

                                                   Марьинка

    «Там был известный дом, ротный опорный пункт, и наша пехота не могла никак зайти, до тех пор, пока мы не закинули снаряд прямо внутрь. Сожгли им БК. Ну это удача, конечно… Но потом, когда наша пехота зашла внутрь там остались только трупы… БК, с горем пополам, хватало, и мы там уничтожали опорные пункты, а когда пехота заходила, там либо контуженные, либо уже мёртвые… По нам тоже стреляли, но когда по тебе огонь, нужно продолжать стрелять, чтобы они подумали, что ты стреляешь не оттуда. Не знаю насколько это удачная схема, у нас работала, но никому не советую это делать, это рискованно…»

                                                      Авдеевка

   «Под Авдеевкой прямо хорошо работали, долго, нудно. Я не знаю сколько мы уничтожили живой силы пот Авдеевкой, но пару пехотных рот точно…

   Там ещё ситуация была, когда действительно было страшно. Наша пехота шла прямо и там был мост, под которым прятался противник и нам пришлось очень близко выставиться, чтобы мы стреляли справа. Мы закидывали прямо вовнутрь и там очень жёстко было, там был ад, я бы не хотел оказаться на месте вражеской пехоты, когда по ним работал я. Но в то же время украинской армии пригнали новые орудия 155 мм (777), очень точные. Стреляли они близко, ямы такие в пояс оставались. Было страшно. Помню мы первые заехали на эту позицию, поработали с неделю и ротация. Я на тот момент уже был командиром орудия, и три моих подчинённых с баулами бежали впереди, там грязь была, не подъехать. Я замыкающий, прилетает, мы падаем, встаём, бежим дальше. А у меня был очень молодой расчёт, они бежали первые, им страшно, ну и мне страшно, но им страшнее. Я помню, крайний прилёт, я падаю, встаю, там как раз этот поворот. Я забегаю за поворот и гляжу, а мои уже у машины, вытаскивают тот приехавший расчёт. Бежали то мы вместе, одним темпом, а до них уже метров пятьсот. Я не знаю, как они так быстро пробежали, уже грузятся, а мне ещё бежать и бежать, а тут стреляют и стреляют. А один из моих прямо вытаскивает тот, приехавший, расчёт из машины, и кричит: «Давайте отсюда, быстрее, быстрее», молодой пацанёнок, нынешний командир взвода. Он очень изменился, очень повзрослел, теперь уже так сильно не боится, а тогда – да, было очень страшно…»

    «…Господи, благослови их службу в армии, на суше, воздухе и в море, в пути, летании и плавании и на каждом месте Твоего владычества…»                                                                                                   (Молитва родителей об их детях на войне)

                                                 Запорожье

«Там было очень много личного состава, ну очень много. Вот едешь стоят и работают «Грады», а обратно едешь, а на этом месте уже стоят 152 е и тоже работают, и по ним прилетает ответка, которая должна была лететь по «Градам». Через полчаса едешь и на этом же поле стоят 120 е орудия… И чего я ещё помню из забавного. Мы начинаем работать, а по нам летит полпакета Градов. Вот это было мне непонятно, я такой неадекватной ответки ещё не разу не видел. Полпакета «Градов», которые были подкреплены орудиями, и ещё танками».

                                    Когда хочется жрать и ржать

    «Был такой плотный огонь, пять, десять, метров. Было страшно, а мы с «Сапсаном» сидим и едим, потому что нам очень хочется жрать. Мы целый день впахивали, а это уже был обед, и мы сидим, там тушёнку доедаем, и ржём. Ржём и жрём. Командир из укрытия голову поднимает и говорит: «Каких я, реально, Орков воспитал. Все прячутся, а вы сидите жрёте и ржёте» Ну это ж ненормально… Когда перестаёшь бояться тебя обязательно поймают, это закон. Нельзя переставать бояться».

    «Господи, помилуй меня от страха перед неизбежной кончиной. Боюсь не смерти, но мучения. Страшусь не конца, а томления. Избавь меня от смертельного страха и помоги справиться с въедливой скорбью. Да будет так. Аминь».

                                                               ЛНР

     «Потом нас перекинули под Попасную, а укропы стали сильно обстреливать Донецк в это время. А у нас в «сотке» много мужиков из Донецка, и это очень сильно давило – «Как так, почему мы приехали в Луганскую народную, а у нас там дома такие обстрелы?! Приходилось объяснять, мол, они это делают специально. Конечно, у вас там жена, дети, машина в гараже… ну с неделю парни переживали, но потом, дело сделали своё и поехали обратно. Но на Луганщине было весело. Столько артиллерийских снарядов, как там у меня не было никогда. Мы стреляли нонстопом с утра и до вечера. Я помню, 9 утра у нас отстрел уже около сотни, у заряжающего уже сил нет, и мне приходилось не только просчитывать и докладывать по рации, но и ещё самому заряжать. Парни были вымотаны уже к девяти утра. В день уже не помню по сколько отстреливали, но за пару сотен точно, к гадалке не ходи».

                                  Ненавижу «Буханки»

    «И я поехал на «Буханке». Ненавижу «Буханки», мерзкая машина, максимально неудобная. И у меня на ней было первое в жизни ДТП. «Бэха» обгоняла танк и меня зацепила. Я сидел у Попасной в «Буханке», а эта дура летела и меня зацепила, а мне там внутри так страшно было. Ну летит эта металлическая штука, которая тебя просто может переехать. А я вёз пацанам воду, еды. Уже часов в семь вечера едет командир, смотрит на меня грязного, чуть ли не в слезах, вокруг стреляют, вокруг падает, а как я брошу «Буханку» её же украдут, разберут прямо там, и вот я её сторожу. А командир злой, там один расчёт прибухнул, ну он им дал… так скажем нагоняй, а тут я ещё, грязный на дороге. Ну подцепили, потащили… Единственное чего в Луганске не хватало – это сна, мы там очень мало спали, потому что, прямо нонстопом работали… Но там было весело…»

                                                   О ранении

     «На нашу пехоту вышла их техника, не помню точно, БТРы, там «Брэдли» или ещё что, мы начали по ним крыть и сразу прилетела ответка, причём очень близко. Расчёт уходит в укрытие, я бью сам, ребята из укрытия выходят и начинают помогать. Мы эти БЭХИ остановили. И тут по нам прилетает, прямо рядом. Один из расчёта тяжёлый, один средний и я по лёгкой. Ну как по лёгкой, когда прилетело я метров на десять отлетел. Встаю, вокруг всё черно, иду в укрытие и нахожу своих раненных. Докладываю, что у меня один тяжёлый, один средний, а у меня кровь по ноге течёт. А именно в этот день у меня взяли машину, и я не мог их эвакуировать сам. Приехал командир и этих раненных двоих забрал, а потом приехали сапёры, они там рядом стояли, и забрали ещё моих двоих из укрытия, и я остался на позиции сам. Я забираю рации, автоматы выхожу из укрытия и по мне опять прилетает. И мне становится страшно настолько, что я побежал прямо по полю на другую нашу позицию. И там только уже успокоился, и понял, что когда я бежал, я уже сильно хромал. Я не мог понять почему, ну кровь и кровь, а уже там, когда подняли штанину увидели, что там осколок. В общем я уже сам добрался до больницы, а там оказалось, что кроме осколка у меня сильная контузия. Ну а больнице было хорошо… Прямо кайф…»

«… и яви милость Свою на одре болезни возлежащему и раною уязвленному, чаду моему воину, исцели его тяжкия душевныя и телесныя болезни, и воздвигни от одра немощи цела и всесовершенна, да воспевает Твое теплое заступление. Аминь».                                                                                                  (Молитва матере ко Пресвятей Богородице о исцелении воина, на поле брани ураненнаго)

   Хозяйство у «Аббата» крепкое, такое же, как и он сам. Техника, лесопилка, даже кролей держат. Говорили мы с ним долго, очень много интересного рассказал капитан. Пушки свои любит и знает их хорошо.

    Прародитель «Рапиры» пушка БС-3 (Большой Сталин-3) стреляла на 22 км. Ствол нарезной был. Когда уже в семидесятых из «Большого Сталина» делали «Рапиру» то дальность сократили до восьми с небольшим км, и ствол гладкий, исходя из необходимости уменьшить габариты, ну и исходя из задач, которые ставились перед орудием. Поначалу – это было исключительно противотанковое орудие, с поражающей, снайперской точностью. Отсюда и название. Теперь же против танков придумано столько всяких мобильных штуковин, от ПТУРа до дрона, что бегать за танками с пушкой нет никакого смысла. Есть смысл выставить на танкоопасном направлении и жечь технику из укрытия.

    Строят такие укрытия артиллеристы сами. «Аббат» даже показал заготовку на помещения для хранения БК. Да вот она.

    Пилят деревья в посадках, снимают обзол на пилораме – и, пожалуйте, готовый сруб. Под него вырывают яму, и сверху льют бетон, а если нет цемента, то и просто закидывают землёй.

  Рассказал капитан и про свой самый любимый и рекордный выстрел:

   «Рапира стреляет максимум на 8 км 100 м. И точность на такую дальность уже не та. Не снайперская. А там танк из полосы выходит стреляет по пехоте нашей и обратно. Расстояние 8 км. 400 м. Командир пехоты – выручай, край как надо. А как? Пушку чуть приподняли, да давай снаряды кипятком обливать. Чтобы летело дальше нужно снаряды греть. Когда они у нас лежат, поддерживаем температуру 15 градусов, ну это на обычную дальность, а чтобы подальше надо подогреть. Ну разогрели кипятком, долго наводил, вымерял, прицелился – выстрел. Это лучший выстрел в моей жизни, другого такого уже не будет. Прямо перед танком, в метре. И всё он уехал, перестал пехоту бить».

Выстрел этот на 8.4 км зафиксировал наш дрон, вот он, уже результат.

В конце разговора задаю свой вечный здесь вопрос:

– Как ты видишь Победу?

И ответ уже привычный, особенно от тех, кто воюет с самого начала, с четырнадцатого года:

- Такого государства, как Украина существовать не должно, ни в каком виде, и ни в каком размере. Потому что тогда неминуемо будут воевать мои дети и внуки. А я не хочу, я должен сам это закончить.

- Тогда придётся убить очень многих. И что потом?

- Да, всех идейных, всех нациков надо убить, иначе никак. Да многих уже убили. А потом природа своё возьмёт - красивые украинские девчонки выйдут замуж за достойных русских воинов, и у них родятся русские дети. Эти не будут бегать и орать «Режь русню». Только так. Никаких договорённостей, ни Минских, ни Парижских.