«Свобода воли» - способность человеческого сознания к самоопределению. Невозможно натуралистически объяснить свободу воли человека и целесообразность его поведения исходя из физических представлений. В природе все процессы жестко детерминированы причинно-следственными связями.
Но свобода несовместима с детерминизмом, а целесообразность – со случайностью. Отсюда можно сделать вывод, что способ функционирования сознания принципиально отличен от способа функционирования природных объектов.
Парадокс, но с одной стороны, мы не можем отказаться от детерминизма, а с другой стороны - от свободы. И соединить их тоже не можем! Наука, со времён Джона Экклза, не в состоянии объяснить сознание, как «внутренний аспект» деятельности мозга, поскольку существуют такие его проявления, которые невозможно истолковать физическими и химическими процессами:
- качественность (квалиа); - индивидуальность; - творчество; - целесообразность; - свобода.
Решением проблемы являеся либо дуализм – признание реальности существования несводимых друг к другу духовного и физического миров, либо радикальный идеализм, выводящий материю из сознания.
Во-первых, свобода — это не полный произвол, а скорее - способность устанавливать закон самому себе. Наши действия свободны, если они проистекают из самой природы нашего существа, а не определяются целиком какими-либо «внешними» факторами.
Во-вторых, какие именно действия будут реализованы - мы заранее знать не можем, поскольку не можем заранее знать, какие конкретно обстоятельства сложатся в будущем. Мы можем лишь предвидеть наш собственный выбор в тех или иных ситуациях, хотя обычно этот возможный будущий выбор недостаточно рефлексируются субъектом.
Будущее, таким образом, открыто, хотя все возможные его варианты уже существуют и, более того, изначально присутствуют в составе нашей души. Термин «душа» в философском контексте допустимо использовать, как обозначение тотальной совокупности любых субъективных явлений, т.е. всего того, что непосредственно, без всякого вывода, «дано» познающему субъекту, переживается им в той или иной форме - как чувственной, так и внечувственной.
Мы понимаем слова и мысли друг друга - лишь постольку, поскольку эти мысли - не есть только нечто «наше собственное», но также и нечто универсальное, всеобщее в своей основе. А любой конфликт – это когда люди видят одни и те же события по-разному.
Поэтому если бы каждый мыслил лишь свои собственные индивидуальные мысли, то не было и никакой гарантии, что другие используют ту же систему смыслов, что и я и, таким образом, способны адекватно понимать то, что я им пытаюсь сообщить. Следовательно «понять» - означает отвергнуть те значения текста, которые не подразумеваются автором.
Посредством чего конкретно мы способны постигать «объективную реальность», природу, постигать существование других людей, как самостоятельных, подобных нам существ, наделенных свободой воли?
Основной постулат, с которым любой естествоиспытатель подходит к пониманию природы, это тот, что в природе вообще есть смысл, что ее возможно осмыслить и понять, что между законами мышления и познания, с одной стороны, и строем природы, с другой, есть некая предопределенная гармония.
Поэтому само «угадывание» того «идеального механизма», который управляет нашим миром – есть, конечно, не случайный процесс. Оно основано на выявлении тех «слоев» мира, которые «оказывают сопротивление» нашей свободной воле и, тем самым, воспринимаются как система «внешних ограничений», накладываемых на нашу свободу «извне».
Отсюда, кстати, следует, что свобода воли – есть необходимое условие существования науки как системы «объективного знания» - ведь выявить «объективное» (ограничивающее свободу) можно лишь обладая этой свободой.
Индивидуальная человеческая личность («эмпирическое Я») — есть продукт самоограничения Абсолютного бытия. В качестве его коррелята образуется то, что мы называем «объективной реальностью» или «материей».
«Материя», с этой точки зрения, — есть не что иное, как некоторая конкретная упорядоченность (а значит и ограниченность) данного нам опыта, т. е. закономерный характер связи элементов опыта, а также есть способность этого опыта сопротивляться нашим волевым усилиям - ограничивать нашу свободу действий.
Аналог свободы воли - способности человеческого сознания к самоопределению: это жесткий однозначный «лапласовский детерминизм», характерный для классической механики, и вероятностная детерминация, характерная для квантовой механики.
Автоматические или рефлекторные действия, например, выделение желудочного сока, не осознаваемы и не приводят к формированию впечатления о свободе воли, следовательно, свобода воли — это часть и явный признак осознавания. Поэтому признаком наличия свободы воли является способность одновременно с каким-то неавтоматическим действием размышлять «на другую тему».
Свободный волевой выбор не может быть подчинен какому-либо всеобщему закону, ибо он индивидуален. Он, также, по определению не является внешне детерминированным выбором, но, вместе с тем, и не является случайным событием, как индивидуальный исход квантовомеханического эксперимента. Свободный выбор целесообразен, тогда как в физическом мире существуют лишь действующие, но не целевые причины.
Специфика человеческой психики - то, что прежде всего отличает человека от животных — это способность к творчеству. Творчество — это созидание чего-то принципиально нового, небывалого. Что же нового, однако, может создать мозг - если он просто физическая система, действующая согласно всеобщим универсальным законам? Вообще непонятно, как человек ищет новое знание - если он знает, что ищет, то это не новое, а если не знает, то что ищет?!
Нейронная сеть может реализовать лишь тот алгоритм, который детерминирован ее структурой. Даже когда эта сеть перестраивается, то, с точки зрения натурализма, эти перестройки также должны быть жестко детерминированы законами физиологии и биологии мозга. Следовательно, если мозг — это сложная нейронная сеть, то никакое подлинное творчество оказывается невозможным.
Проблема свободы воли является одним из самых спорных вопросов в философии. История полемики по нему началась еще во времена Сократа. Но окончательно её запутал академик Лекторский: «мы сталкиваемся с парадоксом, что мозг находится в мире, а мир находится в мозгу».
Данная проблема важна, прежде всего, потому что с ней неразрывно связана судьба высших духовных ценностей. От ее решения зависит признание вины, ответственности, творчества. Она стоит в центре проблемы личности. От ответа на вопрос «существует ли свобода воли и если существует, то на чем она основана» зависит и ответ на вопрос - «что является основанием нравственности и творчества»?
Если свобода воли, как основа для вменения человеку вины за его поступки, в юриспруденции не отрицается ни одной судебной системой мира, то это означает прямое противоречие с научным мировоззрением.
Ведь детерминизм является важнейшей составной частью научной методологии, которая говорит: «всякое действие человека детерминировано, т.е. обусловлено некими причинами, а принцип причинности — эмпирически установленный принцип, справедливость которого неопровержима на сегодняшний день».
Но как можно доверять науке, истинность которой опровергает уже сам факт наличия действующего электрического стула?
Поэтому проблема свободы воли встает, прежде всего, как практическая проблема - в связи с ответственностью человека за его действия. Допущение свободы воли есть необходимое основание нравственности, условие возможности вменения. Если человек не мог поступить иначе, чем он поступил, если каждое его действие необходимо, то есть строго обусловлено и исключает возможность выбора, то ему нельзя это действие вменить в вину или поставить в заслугу.
Нравственность в том и состоит, чтобы судить о каждом человеке по достоинству и поступать с ним соответственно. Смотрите сами: человек может вести себя как неблагодарная свинья или как благородный орел. Этими метафорами выражается самая простая мысль: что один человек – подлец, а другой – пример благородства. "И мы любим, или ненавидим кого-нибудь не за то, что он человек, но за то, что он такой-то человек". (Св. Иоанн Златоуст)
Если всякое желание человека, хотение, решение и тому подобное, а так же всякая мысль, поступок, даже всякий жест, необходимо вытекают из его характера и предыдущих состояний, то откуда же появляется у человека сознание свободы? Даже то обстоятельство, что одни предметы восприняты мною, а другие остались незамеченными, есть проявление моего "Я", соответственное моему характеру.
Человек свободен в той мере, в какой он способен выйти за пределы природной детерминации, за пределы диктуемого чувственным опытом. Например случаи, когда акт творчества происходит во время сна и совершенно не зависит от волевого усилия и намерения автора.
Эта концепция, также, объясняет отмеченное еще Платоном парадоксальное отчуждение творца от своего произведения - поэты, художники, композиторы творят нередко в состоянии особого «исступления», как бы выходя за пределы самого себя, за пределы собственной личности.
Им кажется, что ими движет как бы некая «высшая сила», нечто надындивидуальное, но, вместе с тем, именно в таких «вдохновенных» произведениях чаще всего наиболее полно проявляется индивидуальность творца, его неповторимый художественный стиль.
Поэтому само “угадывание” того “идеального механизма”, который управляет нашим миром – есть, конечно, не случайный процесс. Оно основано на систематическом выявлении тех “слоев мира”, которые “оказывают сопротивление” нашей свободной воле и, тем самым, воспринимаются как система “внешних ограничений”, накладываемых на нашу свободу “извне”.
Отсюда, кстати, следует, что свобода воли – есть необходимое условие существования науки как системы “объективного знания” - ведь выявить “объективное” (ограничивающее свободу) можно лишь обладая этой свободой.
Поэтому творчество как в природе, так и в человеке, не может быть объяснено с позиций натурализма, т.е. как результат действия самих природных объектов. Следовательно – источник творчества находится вне природы. Именно поэтому оно привносит в этот мир нечто новое, небывалое.
Некоторые философы, даже такие глубокие мыслители, как Н. Бердяев, полагали, что исток творчества - в небытии (ничто). Именно небытие, считали они, создает своего рода духовное «пространство», перемещаясь в которое наш дух дистанцируется от наличного бытия и обретает тем самым независимость от него. Но уже древние знали, что из ничто не может возникнуть нечто. Само небытие, как показали Платон и Аристотель, возможно лишь как особый род бытия.
Подчинённость воли собственному «Я» - субъекту, по сути, есть свобода от объекта – от объективного детерминизма. В случае аффекта, внутренняя составляющая лишь отчасти зависит от нашей самости, но в большей степени определяется свойствами нашей нервной системы. Отсюда восприятие аффекта как непроизвольного, вынужденного состояния. Мы, как правило, воспринимаем аффективный выбор как навязанный нам извне.
Свобода личности обычно мыслится как свобода воли, т. е. как возможность осуществлять действия в той или иной мере независимо от какой-либо внешней детерминации. Свободное действие — это действие, детерминированное непосредственно моим “Я”, а не обусловленное какими-либо внешними причинами.
Если я свободен в своих поступках — то я в любой момент могу радикально изменить свою жизнь. Не даром же Вольтер говорил: «Свобода» — это не то, что вам дали. Это — то, что у вас нельзя отнять».
Из вышесказанного допустимо сделать вывод, что человек свободен в той мере, в какой он способен выйти за пределы природной детерминации, за пределы диктуемого чувственным опытом. Всякое наше реальное действие полидетерминировано. Наши поступки зависят от нашей эмпирической личности – от ее индивидуального опыта, пристрастий, привычек и, следовательно, подпадают под те ограничения, которые определяют специфику конкретного эмпирического «Я».
Каждым из нас, конечно, движут конкретные мотивы, но всегда сохраняется чувство, что мы способны противиться действию любого мотива, можем поступить как-то иначе, вопреки любым конкретным внешним или внутренним детерминирующим факторам. Начала свободы и зависимости сложным образом переплетаются в нашем поведении и отделить эмпирически одно от другого – крайне сложно.
Итак, свобода как неограниченность, необусловленность чем-либо внешним, логически указывает на абсолютность человеческой личности и на бессмертие нашей души.
Однако, наша беда состоит в том, что мы не в состоянии быть абсолютно свободными от своих страстей, что косвенно подтверждает факт нашей врождённой греховности, делая нас её рабами. Попробуйте при нормальных условиях прожить хотя бы один день, не придавшись ни одной из восьми основных человеческих страстей:
Чревоугодие Блуд Сребролюбие Гнев Печаль Уныние Тщеславие Гордость
Поэтому согласно православной доктрине после грехопадения человек встал на самую низшую степень свободы – свободы выбора между добром и злом. Божественная свобода отличается от человеческой тем, что она абсолютна. Только Бог автономен в прямом смысле слова, Он имеет абсолютную свободу, а человек ограниченную, относительную, зависящую от Бога и ближнего.
"Человек обречен на свободу - постоянную свободу выбора" (Сартр)
Литература:
1. Е.М. Иванов Е.Г. Плетухина "Проблема сознания в русской философии", «Издательство «Научная книга», 2011. – 68 с. ISBN 978-5-9458-1331-2
2. Иванов Е.М. "Онтология субъективного" — Саратов: Издательский центр “Наука“, 2007. — 200 с. ISBN 978-5-91272-217-2.
3. В. М. Аллахвердов "Сознание как парадокс", «Издательство ДНК», Санкт-Петербург, 2000
Оценили 11 человек
21 кармы