Раскаты и зарницы приближающейся большой Войны за европейское наследство, завершающей Вязкое Третьвековье, уже сейчас нужно понимать правильно. Потому что без правильного понимания не возникнет ни смысла войны, ни в конечном итоге формулировки и понимания победной цели.
+
А ведь, как мы уже показали, геоисторическая Война за европейское наследство ― это одна из сущностей, одно из важнейших объяснений трагедии, развернувшейся на землях бывшей УССР. Не исчерпывающее и не абсолютное, но одно из важнейших.
И вот в этой войне цели сторон не только не являются противоположными ― они вообще находятся в разных плоскостях. Настолько, что возникает ощущение сюрреализма происходящего. Но при этом, что интересно, не будучи противоположными, они являются несовместимыми.
Как мы уже показали, геоисторическая Война за европейское наследство с одной стороны ведётся с явной готовностью уничтожить, сжечь, отказаться, отменить это наследство, а с другой ― с бережными попытками его сохранить, воспроизвести, передать дальше в историю, приумножить.
Символично, что геополитически эта война ведётся точно так же: одна из сторон готова спасаться за спинами мирных жителей, прикрываться школами и больницами, вторая же пытается работать хирургически тонко, даже ценой жизни собственных воинов.
Одна из сторон в геоисторической войне (что забавно, как бы законный как бы наследник!) пытается кастрировать, оскопить, сократить Наследство. Потому что не по размеру наследничку Наследство оказывается, как мы уже писали. Измельчал наследничек или же, может быть, Наследство стало слишком большим для него. Другая же из сторон (как бы побочная ветвь, как бы бастард), наоборот, демонстрирует подчёркнутые пиетет и даже в чём-то низкопоклонство перед Наследством.
Настолько подчёркнутые, что зачастую спутывает Наследство и наследничков. Как в известной фразе М. Е. Салтыкова-Щедрина ― Отчизну и Их Превосходительство. А ведь наследнички сами-то уже не готовы соответствовать, так что пора бы разогнуться.
Настолько подчёркнутые, что не всегда различает Наследство и бумажки на него. А ведь пора бы понять, что бумажки тухлые, а Наследство давно уже не может быть описано и перечислено в любых бумажках. Так что пора бы перестать обращать внимание на сгнившие купчие и кадастровые паспорта.
Отчего же вся Европа встала, засветила тысячи огней?
Но даже такое ― смиренное, бережное, уважительное! ― предложение соучастия в сохранении и передаче Наследства вызвало у самозваных наследничков невероятную истерику. И это очень симптоматично. Боятся наследнички. Понимают, знаете ли-с, что они самозванцы, узурпаторы и имперсонаторы.
Ведь по большому счёту что было предложено нынешнему Западу? Признать, что он не обладает монополией на такие вещи, как свобода, демократия, справедливость, равенство, благосостояние, будущее, права, торговля, суверенность? Озвучить, что он лишь одна из равных сторон в мире, где любой имеет право голоса? Занять в мире на самом деле подобающее место, которое уже далеко не соответствует громкому эндониму «Большой семёрки»?
Но даже на это Запад не пошёл. Воистину «вся Европа встала, засветила тысячи огней» в очередном факельцуге, в новом Крусаде против этих странных европеоидов, которые при этом почему-то не ведут себя, как нормальные европейцы в отношении каких-нибудь бурят или якутов, зато хотят быть равными не только бурятам и якутам (это-то ладно, это были бы личные дела странных чужаков), но и самим европейцам.
Уже поэтому стоило бы сражаться за европейское наследство. Потому что теперь без него России и тем, кто встал вокруг неё (пусть их пока что и не так уж много), попросту не выжить. География ― это судьба не только с точки зрения геополитики, но и геоистории.
И надо сказать, эти уроки Россия исторически хорошо усвоила. И за своих учителей заздравный кубок обязательно поднимет, как уже не раз делала.
За тех, кто научил, что можно и нужно отказаться от особо тонкой выделки кружев (и кружевных трусиков тоже) в пользу новых «Пересветов» или С-500. Ведь понимание, что «белые боги» на своих больших кораблях приплывают далеко не всегда для того, чтобы осчастливить аборигенов бусами (а ведь потом и одеялами!) ― это тоже часть европейского наследства.
За тех, кто научил, что «протестантская этика», которой так любят тыкать в глаза фатоватые и самовлюблённые «интеллектуалы», ― это не только «оправдание эффективного капитализма», но ещё и повод разжечь гражданскую и религиозную войну. Ведь понимание, что «кто не кормит свою религию ― будет кормить чужую» (ладно, мы знаем, что там изначально была армия!) ― это тоже часть европейского наследства.
За тех, кто научил, что обеспечить свои права и свободы можно только при наличии силы на это обеспечение. Ведь понимание, что замучаешься пыль глотать, может прийти уже слишком поздно, когда слетают венецианские маски и из-под них проступают арийские лица с написанным на них злобным злорадством.
Ведь я европеец! ― смеялся во фраке мужчина
Но это лишь самый жизненный, витальный, базовый уровень. А ведь есть и следующие, более высокие.
Европейское наследство стоит того, чтобы победить в Войне за него, потому что оно создавалось трудом в том числе и наших предков. Это простейший и самый ответственный перед нашим прошлым ответ. И если наши соакционеры об этом забыли, значит нужно не сжигать предприятие, а спасти его от обезумевших вкладчиков, готовых его сжечь ради фантомов и иллюзий.
Европейское наследство стоит того, чтобы победить в Войне за него, потому что мимолётное материальное, в котором оно воплощено, ― это лишь малая доля Наследства. Замки Испании, предприятия Германии, порты Нидерландов, фабрики Италии, футбол Англии ― всё это очаровывает при первом взгляде и приковывает к себе людей поверхностных и глупых. И кажется, что это и есть Европа и её Наследство. Но прежде всего Наследство ― и именно то, от которого Запад пытается отказаться, но отказаться так, чтобы оно не досталось никому больше! ― это именно мысли, идеи, совместные верования. Здесь совершенно по-другому прочитывается древняя мысль, не правда ли?
«Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут» (Мф 6:19-20)
Кстати, да ведь и эта мечтательная, возвышенная мысль ― тоже часть европейского наследства. Не того европейского наследства, которое поместится в брюшке упитанного мужчинки во фраке, но того европейского наследства, которое в самом антиутопическом мире выживет в легендарной Касталии, в отрешённости игры в бисер.
Европейское наследство стоит того, чтобы победить в Войне за него, потому что мы не можем даже помыслить себя в чём-то ещё. Мы сами говорим «влюблена как Джульетта», «пропади она пропадом ваша квартира вместе с вашим отеллой», «донкихотствует», «швейковская наивность», «шерлокхолмсовская проницательность», «графа Монте-Кристо из меня не вышло», «долгая одиссея» и многое, многое другое.
А ведь наблюдаемое нами сейчас ― это сполохи и зарницы битвы не за то, чтобы отменить Россию в Европе и на Западе вообще. Это было бы полбеды. Это сполохи и зарницы битвы за то, чтобы отменить Запад и Европу как таковую. Сохранив, как в таких случаях говорит Андрей Фурсов, Постзапад.
Европейское наследство стоит того, чтобы победить в Войне за него, потому что в мире должна остаться альтернатива. Чтобы было куда бежать тем европейцам, которые остались европейцами не по фракам и не по пачпортам, а по их натуре, по самой жизни. Я не готов предсказывать волны эмиграции в Россию со стороны европейцев и американцев, как это делают иные оптимисты. Это было бы слишком хорошо и уж точно чрезвычайно символично. Точно так же я не готов предсказывать «бегство» с Запада (ну или Постзапада) памятников, заводов, музеев и картинных галерей. Однако возможность такая должна сохраниться. Потому что у людей должна быть свобода и возможность.
Остались ― монументов медь, парадов замогильный топот
Ведь первые звоночки необходимости такой альтернативы уже прозвучали. Что такое готовность отдать памятник Освободителям, как не отказ от длительной европейской традиции памяти? От одного из самых больших благ, за которые сражалась человеческая цивилизация, создававшая целые системы и инфраструктуры памяти ― от летописей и клинописей до интернетов и фоторамок? Что такое эта готовность, как не официальная подпись под отказом быть благодарным, под отказом помнить о своём долге перед историей, короче говоря, подпись под отказом быть именно цивилизованным и именно человеком? И куда бы отдавались эти памятники, если бы не было альтернативы?
Характерно, что как раз «нецивилизованные» и «неевропейские» граждане бывшего СССР почувствовали это, может быть, и не слишком внятно, но очень тонко ― намного лучше, чем самые «европейские» и «цивилизованные» слои в лучших московских гостиных и фейсбук-дискуссиях, и уж точно лучше, чем самые «европейские» и «цивилизованные» страны. Но это так, штришок.
Европейское наследство стоит того, чтобы победить в Войне за него, потому что с противоположной стороны стоят те, кто готовы вычеркнуть из этого наследства Христову мечту о братстве, достоевскую мечту о всечеловечности, марксову мечту о справедливости, кантовскую мечту о равенстве, вольтерову мечту о свободе, платоновскую мечту о просветлении, дидровскую мечту о просвещении, циолковскую мечту о возвышении, короче говоря, готовы вычеркнуть из этого наследства любую мечту. Вычеркнуть, чтобы оставить мещанские планы в Evernote и вишлисты в Giftbuster’e.
В конце концов, европейское наследство стоит того, чтобы победить в Войне за него, потому что у нас нет другого фундамента, чтобы строить на нём будущее. Это какой-нибудь воукеизм или какие-нибудь активисты могут считать, что новое можно построить «с нуля». Разумные люди, да ещё и отягощённые памятью и знаниями многотысячелетней цивилизации, понимают, что новое ― это всегда дочь старого, завтра ― это сын вчера. У нас нет возможности построить Город Солнца иначе, чем из кирпичей Арканара.
Медь монументов старой Европы здесь нужна и как строительный материал, и как исходные смыслы, без которых невозможно породить что-то новое, или же порождённое будет обречено на вечное повторение уже когда-то сказанного без шансов понять, что это всего лишь повторение.
Это что же, вся Европа? ― Вся! ― ответил Риббентроп
И противоположная сторона делает всё, чтобы дать нам понять, что европейское наследство стоит того, чтобы победить в Войне за него. Что нам всем ― от Кореи до Карелии ― стоит за него подняться.
Например, если маршаковский Риббентроп был вынужден ограничиться союзниками далеко не со всей Европы, то современные риббентропы сами хотят ограничить Европу лишь теми, кто «допущен к столу». Именно потому, что они рассматривают первородство Европы именно как «стол», а не как крест, не как обязанность, не как долг, не как самоограничение.
И в этом первичном действии, как в зерне, заключено всё растение, весь нынешний Запад или Постзапад. Он выстраивает себя через отказ Китаю или Индии, России или Ирану быть равным, быть частью мира таких же. И риторика цивилизованности, риторика равенства, риторика «бремени белого человека» вот уже не первый век как не должна никого обманывать.
В этом смысле Запад из двух взаимоисключающих частей своего собственного наследства выбрал далеко не лучшую. Он мог выбрать открытость и равенство ― он выбрал избирательность и исключительность. Значит, нам достанется открытость и равенство, если, конечно, мы сможем защитить их в Войне за Наследство.
И это не единственный такой выбор. Ведь Наследство очень противоречиво, внутренне неоднородно.
Наследнички могли выбрать могучую, преобразовавшую весь мир идею Истины. И тогда нужно было бы признавать, что в мире есть абсолютная Истина. Например, одна из них заключается в том, что сегодняшние баловни и куртизаны европейских медиа ― это настоящие беспримесные фашисты. Но наследнички выбрали куда более блескучую и трескучую идею Мнения. «Всё неоднозначно», «у каждого своё мнение», «свобода слова ― это свобода мнения» ― вот те заклинания, которыми вольфсангель превращается в миленькую татуировочку, а откровенно политический манифест на Евровидении ― в «гуманитарное высказывание», которое ― ну конечно же! ― «совершенно не нарушает регламент».
Это что же, всё Наследие? Нет, конечно. Таких выборов можно насчитать сотни.
Ей биржа храм! ― Сама ж без хлеба, и при уме ― кругом в долгу!..
Но, пожалуй, самый грозный выбор Западу предстоял между Биржей и Храмом. Христианское наследство, о котором мы уже говорили ранее, оказалось несовместимым с Биржей. Ни папа-поляк, ни папа-эсэсовец, ни папа-иезуит не нашли возможностей впрячь их в одну упряжку. Выбор, от которого Запад так старательно увиливал в течение многих столетий, пытаясь как-то согласовать несогласуемое и впихнуть, ну, вы понимаете, всё-таки настиг его.
Даже попытка поженить Биржу и Храм 31 октября 1517 года не разрешила проблему. А в последние десятилетия, пожалуй, и усугубила. Удивительно ли, что наследнички решили всё-таки отказаться от одной из двух частей этого беспокойного Наследства? И удивительно ли, что их выбором оказалась Биржа?
Но ведь это автоматически означает, что Храм оказался выброшен на обочину дороги. Да-да, тот самый Храм, о дороге к которому так пафосно вопрошал советский перестроечный фильм. Тот самый Храм, который, как казалось, был воспрещён и невозможен в безбожно-атеистическом СССР. И тот самый Храм, который, как оказалось, ещё менее возможен при вернувшейся на трон Бирже.
Ведь Биржа, ставшая за Вязкое Третьвековье всесильной, Биржа, ставшая Биржей Бирж, Биржа, проторговавшая весь мир, всё существующее и наличное и принявшаяся за торговлю несуществующим, пустотой, небытием, эта Биржа не терпит ничего Высокого.
Вспомните, Храм ведь всегда строится на вершине, на горе, на высшей точке. А значит, в ландшафте вокруг нас могут быть долины и взгорья, холмы и реки. Семья и религия, чувства и традиции, дружеская преданность и мужская честь, женская кокетливость и сентиментальность воспоминаний ― всё то, что никак не подлежит продаже и покупке. Бирже всё это не нужно. Бирже нужен абсолютно плоский мир, где можно расставлять, как на плоскости игры «Монополия», супермаркеты, моллы, биржи, бигборды с рекламой.
А вместе с Храмом ненужным оказалось и многое другое. И это не только христианское наследство, о котором мы уже упомянули, но и многое другое.
Мошенники Европы как звери отнеслись, а позже ― как холопы
Это и освобождение человека, и его превращение в подобие бога (или, как пишут теологи, его обожение), и запрет на неоспоримо и безусловно дурное. От всего этого наследнички отказались.
Публично людоедствующие в восторге расчеловечивания телеведущие. Беспричинная казнь несчастного животного в присутствии детей ― и это лишь самый известный случай. Мистерии в европейских театрах, когда-то видевших шедевры Брехта и Шиллера, де Веги и Мольера, а теперь вынужденных в своих стенах привечать нечто совершенно немыслимое под брендами «продвинутости», «новизны», «экспериментов», «раскрытия возможностей».
Нет, это не перечисление классических пугалок «загнивающим Западом». Это всего лишь напоминание о симптомах, которые давно уже перед нашими глазами и которые почему-то не были сложены в единый анамнез.
Но сейчас-то, когда наследнички отказываются, даже когда им подсовывают прямо под нос, признавать частью наследства антифашизм и гуманизм, равное правосудие для всех и честную торговлю без ограничений, сейчас-то уже можно? Сейчас-то уже можно понять, что происходит зверское раскурочивание, разрушение, уничтожение, сжигание на варварских кострищах шедевров живописи и литературы (пока что, конечно, фигурально), происходит мощение шедеврами архитектуры и скульптуры дороги во всеобщий концлагерь!
И уже поэтому стоит бороться за европейское наследие. Потому что у нас нету другого «организационного оружия», нету других «психоисторических инструментов», кроме того, которое мы унаследовали от Рима, Византии, Европы, христианства, но также ещё и Золотой Орды, от ислама (воины которого сражаются рядом с воинами Исы ибн Марьям прямо сейчас), от буддизма (воины которого вошли прямо в фольклор бывшей УССР как «боевые буряты»), да много от чего.
И конечно, из этого многообразия обязательно родится что-то совершенно новое, невиданное, многоцветное, как Гэндальф после перерождения. Но на сейчас нет у меня для вас других инструментов и средств. Не на чем нам строить наше общее будущее, как на таких высоких ― и, как показывает новейшая история, далеко не вечных и не для всех самоочевидных! ― достижениях, как права человека, как свобода слова и мысли, как неприкосновенность личной жизни, как ценность семьи и детства, как богатство философии и науки.
Никто не знал, что это сумерки Европы
Необходимо, в конце концов, озвучить очевидные вещи.
Что европейское наследство ― это не только безудержный прогрессизм и бездумное движение вперёд, но ещё и огромный багаж прошлого, истории, традиций.
Что европейское наследство ― это не только стагнирующий и скрипящий под напором свежих ветров дряхлый капитализм, но ещё и мечта о чём-то новом. Утопия, коммунизм, общество будущего ― так ли важно, как это будет называться? Важнее, чем будет оно.
Что европейское наследство ― это сложнейшее переплетение Истории и Жизни, Прошлого и Настоящего, Реальности и Мечты, Настоящего и Будущего, Традиции и Прогресса, Прошлого и Будущего. Отказ от любого из них будет той самой отменой, о которой мы уже писали в предыдущей статье, со всеми драматическими последствиями.
Что не раз мы уже побеждали Запад, пользуясь его же уроками и его же инструментами. И заздравный кубок Петра Романова, и бокал с вензелем Александра Первого в память взятия Парижа русской армией, и знаменитый тост Иосифа Сталина 24 мая 1945 года ― все они состоялись лишь после того, как европейское построение армии или высшие достижения европейской философской и политэкономической мысли были внедрены в жизнь на бескрайних пространствах Северной Евразии.
Что мы наблюдаем сумерки Европы, истинный Untergang des Abendlandes, о котором уже столько сказано и который, в конце концов, осуществляется вручную, ею самою, уставшей ждать, когда он всё-таки наступит окончательно. И это, наконец, ещё один, ультимативный аргумент за то, чтобы сражаться за европейское наследие: а больше некому.
Вот и ответ на последний вопрос моей предыдущей статьи.
Где мечты? Везде пределы… Суждено спаять народы?
Завет классика нами выполнен: «Прежде, чем объединяться, и для того, чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определенно размежеваться. Иначе наше объединение было бы лишь фикцией, прикрывающей существующий разброд и мешающей его радикальному устранению».
Ни назначенные в «законные наследники» США или Австралия, ни стыдливо прятаемый бастард западной цивилизации в виде Индии, ни жуткий ублюдок от межвидового скрещивания в виде Японии, ни самозамкнутый загадочный колосс Китая ― никто не готов, не способен, не может спасти Наследство.
Мечта Томаса Мора и Томмазо Кампанеллы, изыскания Шарля Монтескье, метания Фридриха Ницше, страсть Карла Маркса, сентиментальность «и Ричардсона, и Руссо», систематичность Аристотеля и Гегеля, предупреждения Оруэлла и Хаксли, поэзия Лорки и Шиллера, огонь Брехта и Фейхтвангера ― всё это не должно пропасть в пропасти кровавых пастей адских псов нового фашизма, который не остановится на узенькой полоске полумиллиона квадратных километров «от Сяна до Дона».
Вот за что идёт на самом деле начавшаяся война.
Андреас-Алекс Кальтенберг,
специально для alternatio.org
Отседова: тыц.
От себя. Мракса можно смело вычёркивать из Наследства, хотя автору-левачоксу это и не понравится. Вычёркивать по той простой причине, что Карлуха Мракс был верным наймитом жидов-банкиров - денежных бандитов, супротив которых в "Капитале" есть примерно полтора абзаца. Храм и Биржа вполне совместимы, и именно взлёт Европы в 16-19 вв. это и доказывает, когда всё богатство экономической деятельности протестантские вероучители смогли ввести в лоно христианства. Но тут есть одно очень важное уточнение: совместимы, только если на Бирже нет критически много жуликов! Ведь Банкиры после возведения в норму частичного резервирования вкладов до востребования стали именно фальшивомонетчиками в законе, превратив ВСЮ хозяйственную деятельность в сплошное напёрстничество, стали денежными бандитами, обложившими данью эмиссионного налога абсолютно всех и заложив основу той суицидальной экономической системы, которая ныне и корчится в предсмертной агонии. Марксизм - это как раз и есть начало конца европейской цивилизации. Но даже самые умные левачоксы этого понимать не хотят.
Оценили 8 человек
17 кармы