Переходные формы животных. Отсутствие доказательств

Неодарвинизм 

Размышляя о происхождении человека, Чарлз Дарвин пытался обосновать, что люди появились таким же естественным образом, как и все остальные живые существа. Ученый писал: «...Земля долго готови­лась к принятию человека, и в одном отношении это строго справедливо, потому что человек обязан своим существованием длинному ряду предков. Если бы не существовало какого-либо из звеньев этой цепи, человек не был бы точно таким, каков он есть... От обезьян Старого Света произошел в отдаленный период времени человек, чудо и слава мира». Согласно этой версии, буквально повсеместно должны были встречаться переходные формы животных...

В 1941 г. для преодоления кризиса Ассоциация амери­канских геологов устроила съезд ученых, верных идеологии дарвинизма. Это мероприятие посетили многие известные специалисты, в частности американский зоолог Э. Майр и английский зоолог Дж. Хаксли, американские палео­нтологи Дж.Г. Симпсон и Г.Л. Джепсен, американские генетики Г.Л. Стеббинс и Т. Добжанский. В результате длительных обсуждений теория эволюции Дарвина претерпела ряд изменений ("усовершенствований"). На повестке дня стоял вопрос: что понимать под «полезными изменениями». Ответ был дан следующий: «случайная мутация». Подновленная версия эволюционной теории отныне стала называться «Современная синте­тическая теория эволюции», или неодарвинизм.

После этого ученые с невероятным энтузиазмом стали предпринимать безнадежные попытки хоть как-то обос­новать постулаты неодарвинизма. Проблема заключалась в том, что любые мутации, представляющие собой изменения в генетическом коде живых организ­мов, никогда не приводят к положительным последствиям. В лучшем случае это воздействие никак не скажется на организме. Ученые осуществляли массу опытов, стре­мясь получить хоть одну «полезную мутацию», но все оказалось безуспешно. Одновременно они старались обосновать тезис о случай­ном происхождении живых организмов. В этой области их также ожидал полный провал. Кроме того, ожидаемых Дарвином бесчисленных переходных форм животных и, тем более, человека до сих пор никто так и не обнаружил.

Несмотря на это, эволюционисты неизменно верят в свою пра­воту. На самом деле, неодарвинизм — это идеологическая догма, являющаяся никоим образом не предметом научных исследований, а предметом веры. Это подтвердил лично из его основателей Джулиан Хаксли в книге «Религия без откровений», изданной в 1958 г. В интервью на вопрос: «Почему эволюция является религией?» — он ответил: «Религия — это точка зрения, полностью охваты­вающая основу всего мира. Поэтому эволюция может взять на себя функцию, некогда исполняемую Богом, т. е. она может стать сильным принципом, координирующим веру и надежду человека». Эта откровенная фраза вполне может объяснить причину, по которой сторонники теории эволюции Дарвина несмотря на полный провал продолжают фанатич­но настаивать на истинности их воззрений. Ведь от веры отказаться нельзя в отличие от научных воззрений.

В стремлении хоть как-то объяснить отсутствие переходных форм животных, наиболее ревностные эволюционисты предложили отчаянную гипотезу. Она предполагала, что эволюция была «скачкообразной». В 1970-х гг. американские палеонтологи Н. Элдридж и С.-Дж. Гоулд усиленно продвигали идею этой модели. Они были осведомлены о том, что неодарвинистскую тео­рию так и не удалось подтвердить ископаемыми останка­ми, при этом палеонтологи свидетельствовали о внезап­ном появлении жизни на планете, причем в совершенном виде, и опровергали версию о ступенчатой эволюции. Элдридж и Гоулд чувствовали, что неодарвинисты не дождутся вожделенных ископаемых останков, но отказываться от теории тоже было нельзя, ведь тогда необходимо признать истинность креационизма и бытия Творца. И они заявили, что… эволюция идет не последовательно, а большими и мгновенными изменениями.

Даже не ученому понятно, что подобное утверждение соответствует уже не науке, а фантастике, причем лишает смысла понятие “эволюции”, как некоего постепенного процесса. Например, европейский палеонтолог О.-Х. Шиндевольф, иллюстрируя модель такой эволюции, уверял, что первая птица произошла от пресмыкающегося благодаря серьез­ным и случайным изменениям в генетической структуре, то же касается и земноводных, которые пережили мгновенные и глобальные изменения для преобразова­ния в огромного кита. Подобные “откровения”, конечно же, противоречит генетическим, биофизическим и биохимическим законам.

Дарвину не принадлежит честь открытия механизма естественного отбора, поскольку биологи знали о нем уже давно и признавали его за природный процесс, с помощью которого сохраняется стабильность видов без нарушения их целостности, но только он предположил, что этот механизм обладает эволюционной силой, на чем и воздвиг свою теорию эволюции. Но в первом случае этот механизм поддерживает в балансе существую­щее положение, а во втором (по предположению Дарвина) направляет эволюцию. С того времени так и не было установлено ни одного факта, который напрямую свидетельствовал бы в пользу эволю­ции живых организмов с помощью естественного отбора. Известный палеонтолог-эволюционист Колин Паттерсон подтверждает: «Никто не смог произвести новый вид с помощью механизма естественного отбора. Никто не смог даже приблизиться к этому. И на сегодняшний день именно эта проблема неодарвинизма является самым спорным моментом теории». Тут необходимо пояснить, что, по-видимому, отбор работает в пределах одного вида, допуская бесконечное разнообразие, но создать новый вид из другого он не может. Естественный отбор оставляет в живых те существа, которые более всего соответствуют природно-географи­ческим условиям. Представим себе стадо оленей, убегаю­щих от хищника. В этой ситуации выживут экземпляры, способные избежать смертельной опасности благодаря своей скорости и ловкости. Однако сколько бы не длилась эта пого­ня – день, месяц, год, век, олени не превратятся в другой вид живых организмов.

Не упрощаемая комплексность - опровержение теории Дарвина

Эволюционисты не хотят обращать внимания на серьезную проблему: они стараются наде­лить бездушный механизм естественного отбора разумными чертами. Дарвинистская теория естественного отбора фактически утверждает, что слепой процесс может определить, какие признаки для организма хороши, а какие — не очень. С его помощью нельзя объяснить развитие комплексных органов и систем, поскольку такие органы формируются в результате совме­стной «работы» взаимозависимых элементов. Поломки в одном из них приводят к расстройству деятель­ности всего органа. Это свойство называют «не упрощаемой комплексностью». В частности, упростить человеческий глаз больше, чем он уже есть от природы, нельзя, потому что он не будет видеть.

Получается, что конструктор этого устройства пред­варительно моделировал будущее с целью определить конечный результат работы для получения максималь­ной пользы от совершенной формы своего творения. Естественный отбор этого, естественно, не может. Он представляет собой всего лишь механизм без воли, разума и воображения, не предназначен для таких сложных расчетов. Этот факт прекрасно понимал Дарвин, высказавший опасения: «Если будет доказана невозможность образования комплексно­го органа в результате многочисленных последовательных малых изменений, моя теория потерпит крах».

Да, функцию по отсеиванию слабых, больных, увечных, неполноценных, которым не выжить в услови­ях окружающей среды, естественный отбор выполняет безукоризненно. Однако о создании новых видов, органов или генетической информации речи быть не может, а именно об этом говорит эволюция Дарвина. Сам Дарвин не спорил с этим и говорил, что «если полезные изменения отсутствуют, то естественный отбор бессилен что-либо изменить». С этой целью адепты неодарвинизма и придумали подтянуть к теории механизм мутаций в качестве «причины пози­тивных изменений», тогда как мутации являются только «причиной негативных изменений».

Американский генетик Б. Ранганатан очень точно выразился по этому поводу: «Мутации незначительны, случайны и вред­ны. Они происходят очень редко и в лучшем случае безвредны. Эти четыре особенности показывают, что мутации не могут привести к эволюционным измене­ниям. Случайные изменения в организме воздействуют на него либо отрицательно, либо проходят без послед­ствий. Например, беспорядочные удары по наручным часам не усовершенствуют их. Они, скорее всего, сло­мают часы или же в лучшем случае не причинят вреда. Землетрясение никогда не приносит пользы городу, а только разрушает его».

Пока же примеров позитивного воздействия мута­ций не зафиксировано. На самом деле эволюционисты длительное время проводили бесчисленное количество экспериментов на мушках-дрозофилах, пытаясь получить полезную мутацию, но тщетно. Эволюционист-генетик Гордон Тейлор писал: «Шестьдесят лет генетики всего мира размножали мух для доказательства эволюции. Но до сих пор не выведен новый вид, и даже ни один фермент. И эта истина оставалась незамеченной столько лет».

Человек подвержен множеству заболеваний, связан­ных с мутациями. Например, синдром Дауна, рак, кар­ликовость, монголизм, альбинизм и прочие умственные и физические нарушения, возникающие в результате мутационных воздействий. Вряд ли то, что создает непол­ноценность, может являться «механизмом эволюции».

Мутация не способна дополнить ДНК какой-то полезной, более совершенной информацией, поскольку влияет на гене­тические структуры их повреждением, изменением рас­положения или вызывает утрату информации. Мутация может привести к аномальным проявлениям — 6 пальцев, 3 ноги, ухо на пупке или нос на затылке, но никак не к полезному высокоэффективному органу. К тому же для перехода мутации к следующим поколениям она должна произойти в половых клетках, т.е. глаз, который вдруг мутировал в прибор ночного видения, не сможет перейти по наследству.

Согласно теории Дарвина живые существа произошли друг от друга, и вся Земля заполнилась огромным разнообразием живых организ­мов. Предполагается, что этот процесс длился несколько сот миллионов лет. Однако тогда обя­зательно должны существовать переходные формы животных, и, естественно людей. Если есть птицы и рыбы, то обязательно были существа с признаками рыбы и пресмыкающегося, пресмыкающе­гося и птицы. Поскольку эти создания являлись переход­ными, то должны были быть ущербными. В подобные воображаемые «переходные формы» очень верят эволю­ционисты и упорно их ищут.

Если таковые существовали, то их должно было быть намного больше, чем конечных видов, известных нам, поэтому не наткнуться ни на одного было бы действительно странно. По этому поводу Дарвин в своем главном труде писал: «Если моя теория верна, то обязательно должны существовать пере­ходные формы, связующие виды между собой. Доказать их существование можно только с помощью ископаемых останков». Однако в то же время он прекрасно знал об их отсутствии и в той же книге отмечал: «Если на самом деле виды про­изошли друг от друга, постепенно развиваясь, то в таком случае, почему мы не сталкиваемся с бесчисленным коли­чеством переходных форм? Почему в природе все на своих местах, а не в хаосе? Должны быть бесчисленные переходные формы в многочисленных слоях земли... Почему каждое геологическое строение и каждый слой не наполнены этими связующими звеньями? Геология не смогла выдвинуть поэтапного процесса, не обнаружи­ла переходных форм, и, возможно, в будущем это будет самым веским аргументом против моей теории». Все, на что Дарвин мог положиться в данном случае для оправдания своей теории эволюции, так это на неполноту археологических находок. Он верил, что «при более детальном изучении остан­ков переходные формы будут обязательно найдены». Его последователи также поверили в это и в середине XIX в. стали активно изучать останки по всему миру, выискивая обещанные переходные формы животных, но так ничего и не нашли. Факты упрямо противоречили теории, указывая на внезапное появление живых организмов в уже совер­шенном виде без каких-либо дефектов и недостатков. Опровержение теории Дарвина заложено в самой природе, в устройстве живых организмах.

Источник