Александр Семёнович Кушнер читающей публике известен как поэт и эссеист, автор около 50 книг стихов и статей о классической и современной русской поэзии. Некоторые стихи даже переложены на музыку, как, например, его известное, глубоко философское стихотворение «Времена не выбирают»:
Времена не выбирают,
В них живут и умирают.
Большей пошлости на свете
Нет, чем клянчить и пенять.
Будто можно те на эти,
Как на рынке, поменять.
Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
Блещет тучка; я в пять лет
Должен был от скарлатины
Умереть, живи в невинный
Век, в котором горя нет.
Ты себя в счастливцы прочишь,
А при Грозном жить не хочешь?
Не мечтаешь о чуме
Флорентийской и проказе?
Хочешь ехать в первом классе,
А не в трюме, в полутьме?
Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
Блещет тучка; обниму
Век мой, рок мой на прощанье.
Время — это испытанье.
Не завидуй никому.
Крепко тесное объятье.
Время — кожа, а не платье.
Глубока его печать.
Словно с пальцев отпечатки,
С нас — его черты и складки,
Приглядевшись, можно взять.
Стихи Кушнера, по выражению Юрия Казарина, «буквально спасли чистую поэзию, поэзию абсолютную…“поэзию поэзии”» (термин Н.В. Гоголя), — ту, которая есть в дереве, в космосе, в Боге, в воде, в человеке, в огне, в земле, в звере, в воздухе — в душе». Его литературное наследие уже осталось в истории и вне всяких сомнений будет объектом изучения в школах и высших учебных заведениях. Незаменимым опытом творческого осмысления правил русского языка может стать его знаменитое стихотворение «Вводные слова»:
Возьмите вводные слова.
От них кружится голова,
Они мешают суть сберечь
И замедляют нашу речь.
И всё ж удобны потому,
Что выдают легко другим,
Как мы относимся к тому,
О чем, смущаясь, говорим.
Мне скажут: «К счастью…»
И потом
Пусть что угодно говорят,
Я слушаю с открытым ртом
И радуюсь всему подряд.
Меня, как всех, не раз, не два
Спасали вводные слова,
И чаще прочих среди них
Слова «во-первых», «во-вторых».
Они, начав издалека,
Давали повод не спеша
Собраться с мыслями, пока
Не знаю где была душа.
Любовь к языку, исключительно бережное к нему отношение неотделимы у Кушнера от чувства патриотизма и гражданственности в самом высоком смысле слова. Родина для него не только место рождения, но и неисчерпаемый национально-культурный источник, из которого проистекают литературная традиция и художественная мысль. Поэт убеждён в том, что духовное бытование автора невозможно без обращения к исконным корням, к историческому контексту, вне которого любая идея и любой образ становятся мёртвыми, непродуктивными:
Снег подлетает к ночному окну,
Вьюга дымится.
Как мы с тобой угадали страну,
Где нам родиться!
Вьюжная. Ватная. Снежная вся.
Давит на плечи.
Но и представить другую нельзя
Шубу, полегче.
Гоголь из Рима нам пишет письмо,
Как виноватый.
Бритвой почтовое смотрит клеймо
Продолговатой.
Но и представить другое нельзя
Поле, поуже.
Доблести, подлости, горе, семья,
Зимы и дружбы.
И англичанин, что к нам заходил,
Строгий, как вымпел,
Не понимал ничего, говорил
Глупости, выпив.
Как на дитя, мы тогда на него
С грустью смотрели.
И доставали плеча твоего
Крылья метели.
Здесь самое время обратиться к истокам. Биография Александра тесно связана с Ленинградом: здесь 14 сентября 1936 года он родился, здесь же прошли его детские и зрелые годы. Мальчик рос в семье военно-морского инженера, подполковника С. С. Кушнера.
Когда началась война, пятилетний Саша вместе с мамой был эвакуирован в Сызрань. Здесь люди вели полуголодное существование, но все понимали, что в оставшимся в Ленинграде приходилось гораздо хуже.
Вернувшись в родной город, юноша закончил школу, причём с золотой медалью. В 1954-м он подал документы в университет, но поступить, к сожалению, не получилось. А вот в педагогический институт его приняли без проблем.
Любовь к поэзии Александру привил отец. Вернувшись с фронта, он много времени уделял чтению с сыном: познакомил его с произведениями русских классиков, а также с «Одиссеей» и «Илиадой» Гомера. Вскоре увлеченный стихами ребёнок и сам начал сочинять свои первые произведения. Первые же творческие шаги Кушнера показали его индивидуальность, особый почерк.
Танцует тот, кто не танцует,
Ножом по рюмочке стучит,
Гарцует тот, кто не гарцует,-
С трибуны машет и кричит.
А кто танцует в самом деле,
И кто гарцует на коне,
Тем эти пляски надоели,
А эти лошади - вдвойне!
В молодости Александр Семёнович познакомился с Иосифом Бродским, дружба с которым продолжалась на протяжении многих лет. Два талантливых ленинградца были не только приятелями, но и конкурентами: между ними часто возникали горячие творческие споры и даже случались размолвки. Однако общаться поэты никогда не переставали, даже во время эмиграции Бродского. Своему товарищу Кушнер посвятил большой поэтический цикл.
Заснёшь с прикушенной губой
средь мелких жуликов и пьяниц.
Заплачет горько над тобой
Овидий, первый тунеядец.
Ему все снился виноград
вдали Италии родимой.
А ты что видишь? Ленинград
в зиме его неотразимой.
Когда по набережной снег
метёт, врываясь на Литейный,
спиною к ветру человек
встаёт у лавки бакалейной.
Тогда приходит новый стих,
ему нет равного по силе.
И нет защитников таких,
чтоб эту точность защитили.
Такая жгучая тоска,
что ей положена по праву
вагона жёсткая доска,
опережающая славу.
Поэт всегда остаётся верен себе и своим художественным принципам. Его творчество, восходящее к традициям акмеизма, оценивалось тем же Бродским как эталон «нормативной русской поэтической речи». Одна из центральных тем кушнеровской поэзии — тема родного Петербурга, неотделимой частью которого литератор себя ощущает:
Как клён и рябина растут у порога,
Росли у порога Растрелли и Росси.
И мы отличали ампир от барокко,
Как вы в этом возрасте ели от сосен.
Ну что же, что в ложноклассическом стиле
Есть что-то смешное, что в тоге, в тумане
Сгустившемся, глядя на автомобили,
Стоит в простыне полководец, как в бане?
А мы принимаем условность, как данность.
Во-первых, привычка. И нам объяснили
В младенчестве эту весёлую странность,
Когда нас за ручку сюда приводили.
И эти могучие медные складки,
Прилипшие к телу, простите, к мундиру,
В таком безупречном ложатся порядке,
Что в детстве внушают доверие к миру,
Стремление к славе. С каких бы мы точек
Ни стали смотреть — все равно загляденье.
Особенно если кружится листочек
И осень, как знамя, стоит в отдаленье.
Александр Кушнер — признанный знаток истории, многие его стихи отсылают читателя к событиям и фактам прошлого: греческой и римской мифологии, итальянской музыке, живописи и т.д.
Продуктивный диалог «сквозь века» исключительно важен для многих поэтов — только так можно передать духовный опыт прошлого следующим поколениям:
Эта песенка Шуберта, ты сказала.
Я всегда её пел, но не знал откуда.
С нею, кажется, можно начать сначала
Жизнь, уж очень похожа она на чудо!
Что-то про соловья и унылый в роще
Звук, немецкая роща — и звук унылый.
Песня тем нам милей, чем слова в ней проще,
А без слов еще лучше, — с нездешней силой!
Я всегда её пел, обходясь без смысла
И слова безнадежно перевирая.
Тьма ночная немецкая в ней нависла,
А печаль в ней воистину неземная.
А потом забывал её лет на десять.
А потом вновь откуда-то возникала,
Умудряясь дубовую тень развесить
Надо мной, соблазняя начать сначала.
Наследуя традициям Тютчева, Фета, Баратынского, поэт создаёт абсолютно идеальный мир, которым правит гармония. В природе — залог духовного здоровья человека, отравленного цивилизацией. Также природа является источником информации и в этом смысле может быть сопоставлена с культурой. Ассоциативно-смысловое сближение слов, обозначающих природные и культурные объекты, порождает в творчестве Кушнера оригинальные развёрнутые метафоры мира, в котором всё развивается по одним и тем же законам — смех и скорбь, жизнь и смерть, движение и статика:
Фиолетовой, белой, лиловой,
Ледяной, голубой, бестолковой
Перед взором предстанет сирень.
Летний полдень разбит на осколки,
Острых листьев блестят треуголки,
И, как облако, стелется тень.
Сколько свежести в ветви тяжёлой,
Как стараются важные пчёлы,
Допотопная блещет краса!
Но вглядись в эти вспышки и блёстки:
Здесь уже побывал Кончаловский,
Трогал кисти и щурил глаза.
Тем сильней у забора с канавкой
Восхищение наше, с поправкой
На тяжёлый музейный букет,
Нависающий в жёлтой плетенке
Над столом, и две грозди в сторонке,
И от локтя на скатерти след.
Ещё одна удивительная грань творчества Александра Кушнера — его стихи для детей, в меру ироничные, светлые, воплощающие самые заветные мечтания юных читателей. Одно из самых смешных стихотворений называется «Не шумите!»:
Не шумите! А разве шумели
Мы? Андрюша стучал еле-еле
Молотком по железной трубе.
Я тихонько играл на губе,
Пальцем книзу её отгибая.
Таня хлопала дверью сарая.
Саша камнем водил по стеклу.
Коля бил по кастрюле в углу
Кирпичом, но негромко и редко.
— Не шумите! — сказал соседка.
А никто и не думал шуметь,
Вася пел, ведь нельзя же не петь!
А что голос у Васи скрипучий,
Так зато мы и сгрудились кучей,
Кто стучал, кто гремел, кто скрипел,
Чтобы он не смущался и пел!
Думается, Кушнер никогда не забывает о специальности школьного учителя — она помогает ему в жизни и творчестве. Его детские стихи — тому подтверждение, нередко это универсальное мини-пособие по изучению разных дисциплин: русского языка, литературы, живописи. Вспоминается ещё одно его знаменитое стихотворение про картину, многими наверняка впервые услышанное в трёхчастной анимационной зарисовке «Пластилиновая ворона»:
Если видишь: на картине
Нарисована река,
Или ель и белый иней,
Или сад и облака,
Или снежная равнина,
Или поле и шалаш,
То подобная картина
Называется: пейзаж.
Если видишь на картине
Чашку кофе на столе,
Или морс в большом графине,
Или розу в хрустале,
Или бронзовую вазу,
Или грушу, или торт,
Или все предметы сразу, —
Знай, что это: натюрморт.
Если видишь, что с картины
Смотрит кто-нибудь на нас:
Или принц в плаще старинном,
Или в робе верхолаз,
Лётчик или балерина,
Или Колька, твой сосед, —
Обязательно картина
Называется: портрет.
Александр Кушнер однажды признался, что не пишет мемуаров. Он убеждён, что по-настоящему хороших мемуаристов крайне мало, а в воспоминаниях люди чаще всего преувеличивают свою роль, как бы навязывают окружающим свои мысли и мнение.
Поэт считает, что созданные им стихи и есть его биография.
Оценили 18 человек
46 кармы