"Суровая моя и откровенная далёкая провинция – Война"

  Сегодня день памяти прекрасного поэта Семена Гудзенко, ушедшего 72 года назад.

  Настоящее имя Гудзенко — Сарио. Это имя ему дала мать. Когда его в 1943 начали публиковать, он писал матери: «…не пугайся, если встретишь стихи за подписью „Семён Гудзенко“, — это я, так как Сарио не очень звучит в связи с Гудзенко. Надеюсь, ты не очень обидишься…»

  Семён Гудзенко родился в Киеве и до 39-го года жил на улице Тарасовской в доме номер 3. Первые стихи написал в пять лет.

  А в 1929-ом стал первоклассником киевской 45-й школы. Параллельно с занятиями в школе он занимался в литературной студии Дворца пионеров. Его друг, который посещал ту же студию, позже вспоминал, что Сарио обладал удивительной памятью. Гудзенко знал наизусть несколько сотен произведений разных поэтов, русских и зарубежных. Читал Маяковского, Тихонова, Багрицкого, Симонова, Хлебникова, Киплинга, Сашу Черного, Вийона, Анненского. Мой папа сказал, что если б в их школе не было своей литературно-театральной студий, то они бы с Семёном Гудзенко обязательно познакомились в детстве. Ведь жили они по соседству.

  В 39-ом году Гудзенко поступил в МИФЛИ и переехал в Москву.

  В 41-ом ушёл добровольцем на фронт.

Перед атакой

Когда на смерть идут — поют,
а перед этим
можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою —
час ожидания атаки.

Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв —
и умирает друг.
И значит — смерть проходит мимо.

Сейчас настанет мой черёд,
За мной одним
идёт охота.
Будь проклят
сорок первый год —
ты, вмёрзшая в снега пехота.

Мне кажется, что я магнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв —
и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.

Но мы уже
не в силах ждать.
И нас ведёт через траншеи
окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.

Бой был короткий.
А потом
глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из-под ногтей
я кровь чужую.

   1942

  В 42-ом он был очень тяжело ранен осколком мины в живот. Чудом выжил. Был большим оптимистом и очень сильным человеком.

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашим комбатом, как пред господом Богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
На могилах у мёртвых расцвели голубые цветы.

   После ранения был корреспондентом во фронтовой газете.

Я был пехотой в поле чистом,
в грязи окопной и в огне.
Я стал армейским журналистом
в последний год на той войне.

Но если снова воевать...
Таков уже закон:
пускай меня пошлют опять
в стрелковый батальон.

Быть под началом у старшин
хотя бы треть пути,
потом могу я с тех вершин
в поэзию сойти.

  Гудзенко очень любил Киев и мечтал попасть туда, как только узнал, что наши вышли к Днепру. И побывал сразу после освобождения.

  И после приезжал очень много раз .

  «Мы снова в Киеве»,- писал Гудзенко,-«дождями промытом до голубизны, и кажется, — каштаны с нами, весенние, пришли с войны…»

 У каждого поэта есть провинция.
Она ему ошибки и грехи,
все мелкие обиды и провинности
прощает за правдивые стихи.

И у меня есть тоже неизменная,
на карту не внесенная, одна,
суровая моя и откровенная,
далекая провинция – Война... 

  Из-за последствий страшного ранения он ушёл очень молодым, не дожив чуть больше месяца до своего 31-го дня рождения.

    ******

Мы не от старости умрём,-
от старых ран умрем.
Так разливай по кружкам ром,
трофейный рыжий ром!

В нём горечь, хмель и аромат
заморской стороны.
Его принёс сюда солдат,
вернувшийся с войны.

Он видел столько городов!
Старинных городов!
Он рассказать о них готов.
И даже спеть готов.

Так почему же он молчит?..
Четвёртый час молчит.
То пальцем по столу стучит,
то сапогом стучит.

А у него желанье есть.
Оно понятно вам?
Он хочет знать, что было здесь,
когда мы были там...????️

    Виктория Новикова