Теория эволюции Дарвина - недиспутабельная догма современной академической науки и самый главный миф современной цивилизации

Почему эволюционизм несовместим с христианством

Сборник докладов научного семинара «Гипотеза эволюции: мифы и факты», прошедшего 29 марта 2018 года в Лектории храма Живоначальной Троицы на Воробьевых горах, является настоящим событием интеллектуальной жизни нашего времени, потому что обсуждаемые в нем вопросы с каждым годом становятся все более острыми и востребованными, но уникальные специалисты по этим вопросам не собирались под одной обложкой уже более десяти лет. Первой и практически единственной публичной площадкой, объединяющей профессиональных ученых, открыто критикующих эволюцинистскую гипотезу, была ежегодная секция Международных Рождественских образовательных чтений «Православное осмысление творения мира и современная наука» в 2005-2009 гг., организованная Миссионерско-просветительским центром «Шестодневъ» под руководством протоиерея Константина Буфеева.[1] По окончанию работы каждого семинара этой секции были изданы сборники докладов, и именно благодаря центру «Шестодневъ» многие ученые критики эволюционизма узнали о существовании друг друга, а подобные мероприятия проходили впоследствии также и за рамками Рождественских чтений. Если попытаться дать соответствующему направлению научной критики наиболее общее название, то на данный момент нет более адекватного определения, чем научный креационизм. При этом стоит заметить, что далеко не все критики эволюционизма согласны с таким определением по двум причинам.

Во-первых, некоторые ученые утверждают, что поскольку подлинная наука есть только система методов изучения объективной реальности, постоянно прогрессирующих вследствие появления новых вопросов, то никакое понятие с суффиксом “изм”, означающее конкретную мировоззренческую позицию с готовыми ответами на многие вопросы, несовместимо с прилагательным “научный”. И поэтому, как эволюционизм, так и креационизм не могут быть “научными”, и не стоит в стремлении освободиться от одной всеобъясняющей парадигмы становиться заложником другой парадигмы. Этот тезис весьма основателен, иначе бы пришлось признать, что все ученые, критикующие эволюционизм, обязательно должны быть креационистами, что не соответствует действительности: многие ученые сомневаются в истинности эволюционистской картины мира не потому, что исповедуют какую-либо религиозную веру, а потому что обнаруживают противоречия и лакуны в эволюционистских моделях. Но этот тезис не учитывает тот факт, что любой, самый скептический подход всегда основан на определенных мировоззренческих предпосылках, на дорефлексивных пред-знаниях и пред-позициях, принимаемых по умолчанию, и честнее с самого начала признать эти позиции, чем делать вид, что их нет. Если позитивистская наука априори исходит из необсуждаемого “методологического атеизма”, то почему нельзя также исходить из “методологического теизма”, допуская существование Бога-Творца как причину всех причин и не искать то, чего нет? Кроме того, для искренне верующих христиан совершенно нормально открыто свидетельствовать о своей вере и не скрывать свои миссионерские и апологетические мотивы, проводя свои научные исследования во славу Божию и Его Церкви.

Во-вторых, иные исследователи также утверждают, что поскольку само понятие научного креационизма плотно ассоциируется со специфическими направлениями американского протестантизма, то православным людям лучше его избегать. Однако этот тезис совершенно неоправдан, потому что мировоззренческие категории имеет смысл использовать православным в той степени, в которой они истинны, и если понятие научного креационизма активно используется какими-то неправославными движениями, то это не может быть достаточным основанием для отказа от этого понятия. Достойно сожаления, то по известным историческим обстоятельствам у Русской Православной Церкви в ХХ веке не было возможности развивать креационистские исследования, и поэтому многие вопросы о соотношении библейского откровения и научных данных, давно проработанные западными креационистами, у нас открываются почти впервые. Для полноценного развития антиэволюционистской критики в русском православии совершенно необходимо учитывать соответствующий интеллектуальный опыт во всех странах мира, всех конфессиях и даже во всех религиях, где наблюдается полемика с современным атеизмом в любом его изводе.

Чтобы дискуссия со сторонниками эволюционистской гипотезы проходила достаточно ответственно и результативно, необходимо с самого начала честно разграничить два принципиально разных ряда аргументов в пользу креационистской позиции – аргументы секулярные, т.е. естественнонаучные, и аргументы религиозные, т.е. богословские. Это различение позволит нам отдавать себе отчет, в каком концептуальном “регистре” мы работаем и не подменять одни когнитивные и оценочные критерии другими. Все основные научные аргументы против эволюционизма изложены в работах таких ученых, как Николай Юрьевич Колчуринский, Александр Валерьянович Лаломов, Алексей Николаевич Лунный, Константин Владимирович Парфенов, Андрей Георгиевич Хунджуа, чьи доклады представлены в этом сборнике. Невозможно также не отметить большой вклад в систематизацию и популяризацию научных аргументов против эволюционизма Сергея Юрьевича Вертьянова, автора настоящих энциклопедических компендиумов антиэволюционистской критики.[2] Что касается богословской аргументации, то среди современных авторов она наилучшим образом представлена в работах самого протоиерея Константина Буфеева,[3] убиенного иерея Даниила Сысоева (+2009)[4], а также иерея Георгия Максимова[5].

Обращаясь к аргументам ученых-естественников, разоблачающих эволюционистские мифы, необходимо понимать, что все эти авторы на сегодняшний день работают в условиях полузапрета и полуподполья. Вопреки давно установившейся в нашей стране всеобщей мировоззренческой свободе, вопреки бурному развитию философии науки,[6] констатирующей тотальный кризис парадигмы Модерна во всех сферах, наконец, вопреки декларативному либерализму и плюрализму нашей ученой интеллигенции, теория эволюции остается недиспутабельной догмой современной академической науки, а любая критика этой догмы заведомо отсекается и игнорируется научным сообществом как не существующая. Любой ученый, выражающий сомнение в любых элементах эволюционистской догматики, рискует быть подвергнутым замалчиванию и маргинализации, и поэтому стоит быть благодарными таким ученым хотя бы за ту дозированную критику эволюционизма, которую они могут себе позволить и не требовать от них немедленного признания креационистского мировоззрения во всей его ортодоксальной полноте. В любом случае их научные замечания, наблюдения и открытия вносят свою лепту в пересмотр эволюционизма как доминирующей мировоззренческой парадигмы современной науки.

Но есть и другая проблема – далеко не каждый ученый, честно признающий противоречивость и безосновательность эволюционистского объяснения тех или иных отдельных явлений природы, в принципе готов совершить глобальный вывод о несостоятельности эволюционистской теории в целом. Дело в том, что эволюционизм это наиболее последовательная всеобъясняющая теория развития материального мира только при одном условии: если объективная реальность исключительно материальна. Иными словами, если кроме материи ничего нет. Поскольку же ученые-естественники изучает именно факты материальной природы, то им свойственно объяснять одни материальные факты посредством других материальных фактов, что в принципе исключает представление о нематериальном Боге-Творце, сотворившим саму материю. Поэтому непреодолимый конфликт между эволюционизмом и креационизмом это конфликт не между различными научными подходами, а между взаимоисключающими мировоззрениями, и чтобы ученый-естественник признал ошибочность теории эволюции как таковой, он должен отказаться от материалистического мировоззрения в целом. А для того, чтобы объяснить какие-либо противоречия в естественнонаучной картине мира после отказа от эволюционистских интерпретаций, необходимо ознакомиться с креационистскими мировоззрениями, где это эти противоречия как раз объясняются, т.е. перейти от научного регистра рассуждения к богословскому, основанному на совершенно иных методах и предпосылках, чем современное естествознание.

Прежде всего, напомним базовую методологическую установку православного богословия: основным источником познаний о Боге является Сам Бог, открывающий знание о Себе в Своем Откровении.

Христиане верят в Бога не потому, что самостоятельно “догадались” о Его существовании, а потому что, во-первых, каждый человек от зачатия есть образ Божий (Быт 1:27) и в его сознании уже заложено потенциальное представление о Боге, а во-вторых, потому что Бог открыл знание о Себе человеку через Своих праведников и пророков, составляющих Его Церковь. Поэтому единственный источник правильной (православной) веры в Бога – это сама Церковь Христова, обладающая двумя типом священных текстов: Священным Писанием (Библией) и Священным Преданием (писаниями отцов Церкви, т.е. канонизированных православных святых). Следовательно, все рассуждения на богословские темы и все вопросы интерпретации Библии необходимо совершать только опираясь на саму Библию и толкования отцов Церкви (19 правило VI Вселенского Собора 680-681 гг.). Таковы основные принципы богословской аргументации в православном христианстве, в отличие, например, от протестантизма, признающего только авторитет Библии и не признающего отцов Церкви. Поэтому в одном случае протестантские экзегеты могут буквально следовать каждому слову Библии, а в другом случае толковать ее по собственному усмотрению. При этом Священное Предание вовсе не ограничено только толкованиями отцов Церкви на библейские тексты, а состоит из всех святоотеческих текстов, включая постановления все соборные постановления, все литургические последования и молитвы. По этому поводу председатель Синодальной Библейско-богословской комиссии и Комиссии по вопросам богословия и богословского образования Межсоборного присутствия, митрополит Иларион (Алфеев) утверждает: “Православное богослужение тем и драгоценно, что оно дает четкий критерий богословской истины, и именно богословие необходимо сверять с богослужением, а не богослужение корректировать под те или иные богословские посылки. Lex credendi вырастает из lex orandi, и догматы являются богооткровенными именно потому, что родились в опыте молитвы, были открыты Церкви через богослужение”.[7] Следуя этой логике, например, мы видим, что между днями Творения мира и днями жизни Иисуса Христа, а также днями и часами литургического круга есть прямая аналогия. И если мы говорим, что день Творения по Писаниям это не 24 часа, а какая-нибудь тысяча лет, то и Христос воскрес не “в третий день по Писаниям”, а в третью тысячу лет. И так во всех остальных вопросах.

Если обратиться к первым строкам Библии, к тексту Шестоднева, и к его толкованию святыми отцами, то можно прямо констатировать четыре факта с точки зрения православного христианства: 

1) Бог создал мир из ничего по собственному, абсолютно свободному произволению, 
2) весь мир был создан Богом именно за шесть суток, 
3) все животные были созданы сразу “по роду своему”, 
4) человек был создан сразу “по образу Божию”, без какого-либо животного предка. 

 Но если исследовать этот тварный мир просто как объект материи сколь угодно прогрессивными научными способами, то сделать глобальный вывод о его подлинной природе и о существовании его Создателя оказывается невозможным, потому что материалистическая ограниченность любой науки априори исключает фактор Божественного влияния и неизбежно оказывается в гносеологическом тупике. Чтобы выйти из этого тупика необходимо не только признавать сам факт существования Бога, но и учитывать фундаментальные особенности христианской онтологии, объясняющие неизбежно возникающие противоречия материалистического подхода.

Со времен античности естественная наука следует аксиоматическому принципу, сформулированному латинским философом-эпикурейцем Титом Лукрецием Каром: “из ничего ничего не происходит” (ex nihilo nihil fit).[8] Исходя из этой, “само собой разумеющейся” предпосылки, любой ученый-естественник стремится объяснить происхождение любого явления природы из других явлений, и уже в этой предпосылке содержится онтологическое обоснование любого эволюционизма: все совершенные явления природы возникли из других, менее совершенных. Поэтому, например, самый честный ученый-геолог, изучающий все слои литосферы какого-либо региона, может придти к выводу, что целый ряд верхних слоев образовался достаточно поздно, всего в несколько тысячелетий, хотя официальная наука приписала бы им несколько миллионов лет сложного и медленного генезиса. Но никакого вывода о том, что вся литосфера в этом регионе и по всей Земле однажды создана Богом, такой геолог все-таки не сделает, потому что более глубокие слои должны были бы образоваться за несравнимо более долгий срок. Однако для христианского сознания такой проблемы нет, потому что по библейско-святоотеческому вероучению сама планета Земля была создана в первый день Творения “из ничего” (2 Мак 7:28), и весь мир был создан за шесть суток в “готовом”, “взрослом”, совершенном виде, что для современной науки абсолютно невозможно.

Но созданный Богом совершенный мир в самом начале своего существования претерпел тотальную катастрофу – грехопадение первых людей, Адама и Евы, вследствие которого была повреждена не только природа самих людей, но и вся первозданная материальная природа. Обратим внимание, несовершенство пришло в мир не по каким-то объективным естественным причинам, а как результат свободного волеизъявления личности первого падшего ангела, соблазнившего личности первых людей на Земле. И преображение всей тварной природы в будущем возможно будет не вследствие каких-либо эволюционных скачков, а в результате спасения и обожения христиан в вечном Царствии Божием. Как говорил апостол Павел: “тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне” (Рим 8:18-22). Поэтому современная наука изучает именно грехопадший мир и свидетельствует только о его грехопадшем, поврежденном, искаженном состоянии, и не способна объяснить его подлинную природу. В частности, современная наука не может объяснить подлинную природу самого человека, который в результате грехопадения обрел животноподобное состояние (Быт 3:21, Пс 48:13), породившее иллюзию его происхождения из животного мира. 

Более того, мы вполне можем поставить вопрос не только об искажении всей материальной природы, но даже об искажении первичных измерений бытия, самого Пространства и Времени, которые в первозданном раю могли иметь другое состояние.

Основными признаками поврежденного состояния живых организмов, обретенными исключительно в результате грехопадения, являются такие их неизбежные свойства, как страдание, тление и смерть. Но для современной науки страдание, тление и смерть – это изначальное, неотъемлемое, имманентной свойство живой природы как таковой, в особенности потому, что эта природа существует по законам эволюции. Для современной науки любое совершенство в этом мире, включая самого человека, является результатом эволюционной адаптации и борьбы за существование, которая с необходимостью предполагает страдание, тление и смерть всех видов и особей. По этой логике, уже в первозданном раю животные должны были конкурировать за выживание и поедать друг друга, что прямо противоречит христианскому учению о всеблагом Боге, сотворившим совершенный мир, обессмысливает догмат грехопадения и логически последующий из него догмат искупления.

Отсюда становится очевидным, насколько абсурдны все попытки либерального богословия искусственно соединить христианство и теорию эволюции, иначе называемые “христианским эволюционизмом”. В каждой версии такого космистского синтеза обязательно присутствует отношение к Библии как собранию метафор, к отцам Церкви как к простым религиозным писателям, а к христианской догматике как к набору архаических правил. И два ключевых факта христианской картины мира в таких синкретических моделях всегда либо игнорируются, либо искажаются – факт творения Богом мира “из ничего” за шесть суток и факт грехопадения Адама и Евы как причины всего зла на Земле.

Таким образом, признать ошибочность эволюционизма для современного ученого – это значит не просто отказаться от одной рабочей гипотезы в пользу другой, а это значит подорвать тот мировоззренческий фундамент, на котором зиждется вся современная секулярная цивилизация. Атеистическая мысль XVIII-XIX вв. в основном развивалась как критика христианского мировоззрения, но в своей положительной части нуждалась во всеобъясняющей научной теории, логически следующей из последовательного материализма. Наброски такой теории можно было найти и раньше, сама идея возникновения человека из животного мира в атеистическом сознании напрашивалась сама собой, но требовала систематизации, детализации, а главное – популяризации. Именно поэтому теория эволюции Дарвина была безоговорочно принята атеистическим мейстримом уже в XIX веке, убеждая их не столько количеством и качеством научных доказательств, сколько готовым ответом на вопрос о том, откуда появился человек, если кроме материи ничего нет. Как замечает митрополит Иларион (Алфеев): 

“Теория эволюции является одной из многочисленных современных гипотез происхождения вселенной, — гипотез, не подтвержденных ни одним неопровержимым фактом. Никто из ученых еще не сумел представить убедительные доказательства эволюции одного вида в другой, превращения неорганической материи в органическую или обезьяны в человека”.[9] 

Но сила научной парадигмы не столько в ее доказательной базе, сколько в идеологическом потенциале. Теория эволюции востребована потому, что она позволяет жить и мыслить без Бога, а следовательно, без постоянного напряжения по поводу неисполненных предписаний и без страха перед неизбежным посмертным Судом. 

Не случайно теория Дарвина стала одним из существенных источников всех трех основных радикальных атеистических идеологий ХХ века – коммунизма, нацизма и неолиберализма. В этом смысле, если религию упрекают в том, что она действует как алкалоид перед страхом земных проблем, то гипотеза эволюции выполняет ту же функцию перед страхом проблем посмертных. 

Поэтому реальный конфликт между эволюционизмом и креационизмом упирается не столько в узкоспециальные вопросы обнаружения недостающих звеньев в происхождении видов и объяснения чьих-либо останков, сколько в предельные вопросы смысла жизни и смерти.

И можно быть уверенным в том, что чем больше в нашей стране будет наблюдаться возрождение православного мировоззрения, а в самой Православной Церкви возрождение интереса к догматическим первоосновам ее вероучения, тем более востребованными будут профессиональные ученые, разоблачающие самый главный миф современной цивилизации.

[1] «Православное осмысление творения мiра». Вып.1. – М., 2005. Вып.2. – М., 2006. Вып.3. – М., 2007. Вып.4 – М., 2008. Вып.5 – М., 2009.

[2] Вертьянов С. Происхождение жизни. – М., 2009.

[3] Протоиерей Константин Буфеев. Православное учение о сотворении и теория эволюции. – М., 2014.

[4] Священник Даниил Сысоев. Летопись начала. От сотворения мира до исхода. – М., 2012.

[5] Священник Георгий Максимов. Правда о православном эволюционизме. – М., 2015.

[6] Кун Т. Структура научных революций. – М., 2006. Катасонов В.Н. О границах науки. – М., 2017.

[7] Архиепископ Иларион (Алфеев). Православие. Т.2. – М., 2009. С. 221.

[8] У самого Лукреция этот тезис носит прямо атеистический смысл: “Из ничего не творится ничто по божественной воле” («О природе вещей» I,150). Тит Лукреций Кар. О природе вещей. – М., 1983. С. 31.

[9] Архиепископ Иларион (Алфеев). Православие. Т.2. – М., 2009. С. 481.

Аркадий Малер

Статья опубликована в сборнике «Гипотеза эволюции: мифы и факты» (М., 2019)

http://katehon.ru/pochemu-evol...