Захар Прилепин: Вокруг нас бродит призрак 1990-х

Мы — маргиналы

— На ваш взгляд, с каким периодом русской истории можно было бы сравнить нынешнее время?

— Все сравнения хромают. В 2014 году все либеральные мыслители писали, что у нас 1914 или 1939 год. Оказалось, что все не так. Не ищите аналогий. Я слишком много их делал с 1991 года, и все они, грубо говоря, мимо. История не повторяется. Периоды можно угадывать, только когда они уже случились.

— Что происходит сейчас в российской культуре? Насколько сильно сказываются политические процессы на литературе и на искусстве в целом? Что изменилось, по сравнению, скажем, с 1990-ми?

— Я три года прожил в Донбассе, не особенно следил, кино смотрел мало, книжек не читал. Что-то происходит. Но самое главное, общая уверенность в том, что у нас «патриотический угар» и прочий «милитаризм», — ложная. Русская весна в культуре не случилась, ведущие позиции в культуре — театр, кино, журналы и т. д. — по-прежнему занимают люди, которым весь «Крымнаш» глубоко неприятен. Генерация 1990-х никуда не делась, в том числе в политических элитах. Они временно мимикрируют под текущие тренды, но при минимальном повороте руля вдруг выяснится, что наши элиты ходят молиться в «Ельцин-центр». Такая вот незадача.

— Но ведь это лишь часть пишущих-поющих людей… Судя по тому, что публикуется, Русская весна уже дала литературный процесс гораздо мощнее того, который появился вследствие не только Афганской, но и обеих Чеченских войн… Или это только кажется, и 1990-е нам — обществу, в целом, и людям творчества в частности, — еще только предстоит преодолеть?

— Для абсолютного большинства россиян стихи Анны Долгаревой и Семена Пегова, Олеси Николаевой и Светланы Кековой неизвестны. Донбасские песни Саши Скляра и Вадима Самойлова, Бранимира и Хаски, «Зверобоя» и Юли Чичериной по радио не крутят и крутить не будут. Мы — давайте называть вещи своими именами — в публичном пространстве маргиналы. Короли дискурса — совсем иные персонажи.

— Почему складывается такая ситуация?

— Люди, которых расставили в 1990-е и начальные 2000-е, так и занимают свои позиции. Попытка вырастить патриотическую молодежь на Селигере под руководством братьев Якименко обернулась конкретно ничем. Кадров нет. Нельзя, развращая, растить патриотов. Еще в 2010 году мы жили в тотально либеральной России, которая ни про какой «Крымнаш» даже не мечтала. Откуда кадрам-то взяться? Имеем, что имеем.

— Но ведь представители этой самой молодежи в 2014—15 годах, бросив все, отправились в Донбасс…

— Наталья, представители какой «этой самой»? Селигерской? Их там не было, ни одного человека. Ни одного человека из «молодежек» наших парламентских партий. Туда поехали, в самом лучшем и широком смысле, простолюдины. Нацболы, казаки, участники локальных конфликтов — в армии у нас в 1990-е служили только рабочие и крестьяне. Все они отвоевали в Донбассе и вернулись в свой параллельный мир — неважно, в русский или донецкий. В медиа, в политической и общественной жизни они фактически отсутствуют, там ставка на других. Самое страшное, что и в Донбассе примерно то же самое. Там «молодежки» строят люди, никогда никакого отношения к войне не имевшие, профессиональные аппаратчики. Какой-то замкнутый круг.

— Что или, может быть, кто мог бы изменить эту ситуацию?

— Ситуацию может изменить ее осознание несколькими ключевыми людьми, которые видят постпутинский период не как время либерального реванша или «Перестройки-2», а как что-то совсем иное. Но пока осознания этой ситуации и этих людей я не наблюдаю.

Мы не очень далеко ушли от 1990-х

— Давайте вернемся к литературе. Вы сказали о том, что патриоты, сторонники Новороссии, значительно маргинализированы. Кого из пишущих сейчас на русском, вне зависимости от гражданства и территории проживания, вы бы выделили? Кто войдет, как вам кажется, в сокровищницу русской литературы?

— По совокупности сделанного… Из старших мастеров, поколения «семидесятилетних», — Андрей Битов, Эдуард Лимонов. Из следующего поколения, «шестидесятилетних», — Леонид Юзефович. Следующее — Александр Терехов, Евгений Водолазкин и Алексей Иванов. В поэзии — Олег Чухонцев, Игорь Кублановский, Олеся Николаева, Игорь Караулов. Амарсана Улзытуев очень сильное впечатление производят… Наверняка, я многих забыл. Пожалуй, я не буду свое поколение перечислять, а то скажут: своих продвигает опять.

Но все эти списки все равно страдают некоей, что ли, пристрастностью. В Питере, скажем, работают такие опытные мастера, как Павел Крусанов, и такой молодой мастер, как Вадим Левенталь. А Варламов Алексей? Это же очень серьезное явление, очень сложное. А Александр Проханов, которого я обожаю? А Юрий Бондарев — патриарх, легенда?

И это я еще забыл дюжину имен, минимум.

— Вы непосредственный участник событий в Новороссии. Как повлияла война на вас как писателя?

— Это слишком большие и несколько пафосные вопросы. Как-то повлияла, наверное. Она еще не закончилась, к тому же, так что будет и дальше влиять. Книг я не пишу последние годы, так что я сам еще не знаю, что там с влиянием. Буду писать — узнаю. Естественно, я такими вопросами не задаюсь, глупо было бы.

— Тогда еще один пафосный вопрос. Как будет в ближайшем будущем развиваться ситуация в России? Куда идем? Хотелось бы услышать ваш прогноз…

— А я сказал уже: плюс-минус в режиме нынешнего тремора протянем еще несколько лет. А вот в постпутинский период может случиться кошмар. Примерно такой же, как в сегодняшнем Донбассе, куда после убийства Александра Захарченко рванули барыги со всех сторон и начали перепиливать его экономику заново.

Призрак 1990-х по-прежнему бродит вокруг нас. Надо готовиться к этому, но я пока не вижу, если честно, готовности. Армия — да, подтянулась и кажется серьезной силой. Но у СССР тоже армия была о-ей какая, а страна «слиняла в три дня». Потому что элиты оказались насыщены предателями и конформистами, а интеллигенция оказалась либо наивной, либо глупой, либо враждебной самой идее государственности. К несчастью, мы не очень далеко ушли от того расклада вещей.

Изборский клуб