Всем известна поэма Маршака «Рассказ о неизвестном герое»: Ехавший на трамвае молодой человек («лет двадцати, среднего роста, плечистый и крепкий, ходит он в белой футболке и кепке, знак ГТО на груди у него») увидел пожар на последнем этаже одного из домов. В огне металась девочка.Гражданин соскочил с подножки трамвая и, не дожидаясь пожарной команды, полез туда, где был пожар, по водосточной трубе. Когда приехали пожарные, к ним подошла женщина и попросила: «Девочку, дочку спасите мою!». Пожарные, однако, ответили, что не смогли ее найти.«Вдруг из ворот обгоревшего дома вышел один гражданин незнакомый». Передав девочку матери, он вскочил в трамвай, «тенью мелькнул за вагонным стеклом, кепкой махнул и пропал за углом».В реальности всё было не совсем так, как описано у Маршака. дело было не весной, а в самом середине лета – жарким воскресным днём 12 июня 1936 года. Парню, у которого на груди был не знак ГТО, а знак инструктора-парашютиста, было не 20, а 27, а спасаемой девочке к тому времени уже исполнилось 24 года.
Капитан Иван Георгиевич Старчак, командовавший батальном, в котором командиром одной из рот в начале войны служил старший лейтенант Василий Михайлович Бурнацкий. На груди у него тот самый знак инструктора-парашютиста.
В тот год, как и в 2010 и как в 1972 году, в Москве стояла аномальная жара. В Москве средняя температура в мае была выше нормы на 1-2,5 градуса, в июне – на 3-5 градусов, в июле – почти на 6 градусов. Яуза пересохла, а река Москва, не пополняемая ещё водами канала Москва-Волга, достроенного год спустя, превратилась в мутный вонючий поток, питаемый лишь городской канализацией.
В тот год пожары следовали один за другим, и пожарные команды разрываясь между возгораниями, успевали далеко не везде.
В тот день 27-летний студент рабфака Василий Бурнацкий ехал по Бульварному кольцу, вися на подножке трамвая маршрута А на занятия парашютной секции ОСОАВИАХИМа. Дело в том, что ещё за год до этого красноармеец Бурнацкий служил в 3-й авиационной бригаде особого назначения и был в числе 1188 десантников, высаженных парашютным способом во время знаменитых манёвров 1935 года. Поэтому, поступив после мобилизации на рабфак, он был привлечён военкоматом в парашютную секцию, созданную при кондитерской фабрике «Большевик» в качестве инструктора.
День 12 июля был выходным. Выходным он был не потому что приходился на воскресенье – выходными до 26 июня 1940 года были 6, 12, 18, 24 и 30 числа каждого месяца плюс 1 марта взамен 30 февраля. Трамвай, однако же, несмотря на выходной день, был переполнен, и места в салоне Бурнацкому не нашлось. Зато вися на подножке, можно было не платить за проезд и сэкономить пятиалтынный – так по старой памяти ещё продолжали называть 15-копеечную монету.
И вот, проезжая по Рождественскому бульвару – а тогда «Аннушка» ходила и там – он увидел пламя, вырывающееся из окна четвёртого (а не шестого, как у Маршака) этажа дома под номером 20. Горел бывший доходный дом Малюшина, построенный в 1879 году архитектором Кампиони. Трамвай только что миновал трубную площадь и, с трудом преодолев крутой подъём, медленно приближался теперь к пересечению бульвара с улицей Дзержинского
Тот самый дом: Рождественский бульвар, 20. Этажей в нём не шесть, а четыре.
За несколько минут до этого 24-летняя гражданка Аникеева, поставив кастрюлю на зажжённую керосинку, принялась гладить бельё тяжёлым угольным утюгом. Газ тогда в дома ещё не провели (массовая газификация Москвы началась в 1946 году по завершении строительства магистрального газопровода Саратов – Москва), и пищу готовили на примусах и керосинках. Однако это имело и свои преимущества – готовить можно было не только на коммунальной кухне, но и у себя в комнате. Жара в тот день была такой, что керосин испарялся не хуже бензина, и его пары, соприкоснувшись с пламенем, взорвались. Пламя сразу охватило полкомнаты, отрезав жиличку от выхода и гражданке Аникеевой ничего не оставалось, как высунуться из окна четвёртого этажа и тщетно звать на помощь собирающихся снизу зевак. Тогда-то, соскочив на ходу с подножки ползущего трамвая, Бурнацкий с ловкостью цирковой обезьяны добрался по трубе до четвертого этажа и ногами стал на карниз – выступающую часть межэтажного перекрытия. Одной рукой держась за трубу, он другой обхватил испуганную Аникееву. Затем сильным ударом ноги он выбил в окне соседней комнаты раму и на глазах притихшей тысячной толпы стал пробираться с Аникеевой по карнизу к выбитому окну. Это заняло несколько минут. Через ещё неповреждённую огнём соседнюю комнату, Бурнацкий вытащил Аникееву в подъезд, спустился в двор ы вышел через подворотную (там, где сейчас ресторан Робертино) арку на улицу. Передав Аникееву работникам пожарной команды, Бурнацкий незаметно вышел из дома и думал, что остался неизвестным.
Вечером, вернувшись в общежитие, Бурнацкий остолбенел: в комнате его ждали местный участковый и двое в штатском. Строгий к постояльцами комендант рассыпался перед ними в любезностях и поил чаем из принесённого из своей каморки старорежимного тульского самовара.
– Бурнацкий Василий Михайлович? – осведомился участковый.
– Он самый, – злорадно подтвердил за него комендант.
Один из тех, что был в штатском, подошёл к Бурнацкому и, протянув руку, выразил ему благодарность за помощь в спасении человека на пожаре. Медали «За отвагу на пожаре» тогда ещё не существовало, и Бурнацкому были вручены именные часы.
Эти часы спасли Василию жизнь, когда в ночь на 15 декабря 1941, чтобы помочь бойцам лыжных батальонов в разгроме отступающих колон противника, к западу от Клина силами 53-й авиабригады 23-й авиадивизии был высажен воздушный десант. Одной из рот, действовавших в составе десанта, командовал старший лейтенант Василий Михайлович Бурнацкий. Наши десантники высадились на деревню Курбатово, занятую немцами. Десантников стали обстреливать ещё в воздухе, и пуля из MP-40 под острым углом ударила в тело. Но угодила она в те самые именные часы, лежащие в левом нагрудном кармане и была остановлена.
Оценили 23 человека
30 кармы