© Public Domain/Wikimedia Commons
320 лет назад русские с боем взяли царю невесту: при занятии Мариенбурга в плен попала безвестная девушка, впоследствии ставшая супругой Петра Великого. Но и сам император удивился бы, узнав, что она возглавит все государство Российское
События горячего дня в середине 1702 года (шла Северная война со Швецией) вошли в историю благодаря случайности. В войсках генерала Бориса Шереметева уже успели отпраздновать победу. Город Мариенбург в шведской губернии Ливонии (сегодня Алуксне в Латвии) выбросил белый флаг. Но стоило русским полкам миновать ворота, как раздался взрыв. Местный офицер — капитан Вулф — и его сообщник штык-юнкер, окопавшись в пороховом погребе, подорвали сами себя. Эпоха Петра Великого не знала слова "терроризм", но правила насчет "оказий" проводились в жизнь чрезвычайно строго. Жителей Мариенбурга объявили пленниками России. В их числе была 18-летняя воспитанница местного священника Глюка. То, что произошло с ней дальше, напоминало сюжет приключенческого романа.
Генерал Шереметев был обескуражен новыми заботами. "Прибыло мне печали, где мне деть взятый полон?" — писал он царю. В суматохе красавицу Екатерину схватил солдат или унтер-офицер, но вскоре ее видели уже в обществе самого Шереметева. К 1704 году Екатерина поднялась чуть выше: прислуживала на обедах у любимца царя Александра Меншикова. Нравы российского двора были простыми и походными: заметив красивую служанку, Петр пофлиртовал с ней, а потом приказал вечером "занести ему свечу". Утром царь отбыл, но вскоре снова по делам оказался у Меншикова и, заметив, что Екатерины нет, велел еще раз привести ее себе.
Как писал адмирал на российской службе Франц Вильбуа, после второй ночи любви царь уже не захотел расставаться с Екатериной: в 1711 году он представил ее родственникам как супругу, в 1723-м провозгласил императрицей Всероссийской, а в 1724-м... едва не лишил жизни.
Миф первый: Марта Скавронская?
И все-таки кто она? Тайна, окутывающая царицу, начинается уже с ее имени. При дворе пленную мариенбурженку называли Екатериной, но автор первой официально утвержденной в России ее биографии Константин Арсеньев, ссылаясь на свои источники, утверждал, что при рождении девочку нарекли Мартой. Популярное в России XVII века имя (Марфой звали прабабку Петра Великого) почему-то пришлось не ко двору среди сподвижников царя, и пленница без сожалений отказалась от него.
Разброс догадок насчет того, в чьей семье родилась царица, еще шире, чем об имени. Про Екатерину утверждали, что она была дочерью крепостной эстонки и шведского офицера фон Розена, лифляндского дворянина фон Альвендаля и крестьянки, горожанина Риги Петра Бадендика, выходца из Литвы Скавронского, шведа Иоганна Рабе, квартирмейстера королевской армии, и рижанки Елизаветы Мориц. Но сам Петр называл супругу не иначе, как Катериной Василефской — через "ф". По распоряжению царя в 1710 году генерал Репнин провел в Риге розыск родственников будущей императрицы. Их указала она сама: Яган Ионус и Анна Доротея Василевски.
Когда Екатерина взошла на престол, обнаружились другие претенденты на родство с нею: рижане Скавронские. На основании того, что царица сама распорядилась присвоить им графский титул, этой версии обычно отдают предпочтение. В сочетании со сведениями от Арсеньева "скавронская гипотеза" приобрела четкость: в исторических сочинениях за Екатериной закрепилось имя Марта Скавронская, попав оттуда во многие учебники по истории как непреложный факт.
На деле речь только о предположении. Облагодетельствовав Скавронских, царица ни разу не назвала их братьями, пользуясь вместо этого словом "сродник", что на языке того времени могло означать и дядей, и племянников, и кузенов. Нет никакой ясности и с Василевскими: кто они ей? В историографии возвращаются и к гипотезе о шведе Иоганне Рабе и его супруге Елизавете как родителях Екатерины — все эти не сброшенные со счетов версии нуждаются в новых доказательствах.
Как бы ни обстояло дело, для Екатерины было важно то, что Петра Великого ее происхождение не остановило. Возможно, это объяснялось тем, что он сам родился в неравном браке царя Алексея Михайловича и незнатной смоленской дворянки Натальи Нарышкиной, за глаза прозванной лапотной царицей: в юности по бедности она носила крестьянскую обувь. Екатерина, разумеется, одевалась столь же скромно. Осознанно или нет, Петр повторил историю своих родителей, доведя ее сюжет до крайности, ведь в отличие от Нарышкиных ни Скавронские, ни Рабе, ни Василевские к привилегированной части общества — дворянскому сословию — не принадлежали.
Миф второй: "сережки царской куртизанки"
Легенда о том, что Петр Великий был обязан своей супруге спасением от плена, одна из самых распространенных среди рассказов о Екатерине Первой. В XVIII веке красочную историю записал философ Вольтер, представив ее Европе. Советскую аудиторию с ней познакомил писатель Валентин Пикуль. Под его пером свидетелем драматической сцены сделался Петр Толстой — русский дипломат, считавший дни в турецкой тюрьме.
"Сейчас мы окружили вашу армию на Пруте. […] Вот и серьги из ушей Екатерины…
— Что значит нелепость сия? — в ужасе закричал Толстой.
— Это значит, что царь сдал нам не только пушки, не только Азов и Таганрог, но даже серьги из ушей своей куртизанки", — домысливал разговор между русским и турками Пикуль.
Действительность под пером романиста искажена, хотя современники отмечали мужество будущей царицы, проявленное ей при чрезвычайных обстоятельствах. В 1711 году турки окружили русские войска на реке Прут (пограничье Румынии и Молдавии) и могли взять в плен Петра Великого, переживавшего еще и приступ тяжелой болезни. По свидетельству Вильбуа, среди смятения Екатерина не теряла присутствия духа: "На лошади объехала все палатки офицеров, говоря им: "Друзья мои, мы находимся здесь в таких обстоятельствах, что можем либо спасти свою свободу, либо пожертвовать жизнью, либо сделать нашему врагу мост из золота. Если мы примем первое решение, то есть погибнем, защищаясь, то все наше золото и наши драгоценности будут нам не нужны. Давайте же используем их для того, чтобы ослепить наших врагов и заставить их выпустить нас. Мы уже собрали кое-какие средства: я отдала часть своих драгоценностей и денег и готова отдать все остальное, как только вернется наш посланный, если, как я надеюсь, он преуспеет в своей миссии".
В действительности украшения Екатерины не понадобились. Вопросы войны и мира зависели не столько от выкупа, сколько от территориальных уступок. К тому же у Петра хватало и наличных денег. Их и пробовали передать турецкому командующему Мехмед-паше, но тот от подношения отказался. Чтобы поднять боевой дух, Екатерина раздавала украшения офицерам и слугам, но, как узнал датский посланник Юст Юль, позднее потребовала ценности назад, объявив, что дала их только на хранение.
Несмотря на эту скупость, оправившийся от неудачи Петр стал смотреть на возлюбленную другими глазами. В 1723 году в манифесте о коронации Екатерины царь вернулся к событиям десятилетней давности, вспомнив, что супруга "во многих воинских действах с нами присудствовала и елико возможно вспомогала а наипаче в Прудской кампании с турки почитай отчаянном времени как мужески а не женски поступала". Царь ценил Екатерину за присутствие духа — материальные вложения его, разумеется, нисколько не интересовали.
Миф третий: царица, не влиявшая ни на что
В тени сильной личности Петра Великого Екатерина обычно предстает второстепенным действующим лицом. Не имевшая образования царица не вмешивалась в государственные дела, если понимать под ними принятие политических решений. Поднятая с низов общества, она остро чувствовала уязвимость своего положения и не находила возможным возмущаться изменами супруга. Тем не менее Екатерина не смогла бы включиться в петровские преобразования, если бы не нашла бы для себя в них места. Подобно тому, как царь кардинально изменил образ правителя в глазах его подданных, царица сделала то же самое с представлениями о первой женщине Российского государства.
Впервые в истории в лице Екатерины русская царица вышла из терема и впервые же согласилась вступить в разговор с соотечественниками, в том числе теми, кто, как и сама государыня при рождении, был "подлого звания". Сопровождавшая Петра на первом российском курорте — Марциальных Водах в Карелии, — Екатерина охотно принимала просительниц и жертвовала им деньги. Благодаря таким встречам царица превратилась в публичную фигуру — через нее можно было рассчитывать передать ходатайство самому царю.
В 1724 году выяснилось, что подспудное влияние императрицы хорошо сознавали современники. У арестованного придворного Виллима Монса обнаружили стопку писем с прошениями, которые тот собирался довести до императрицы. Стало известно, что Екатерина все же отомстила царю за измены, заведя интрижку с Монсом. Тот, в свою очередь, начал принимать взятки, обещая протекцию при назначении на высокие должности, и не без успеха. Разоблачение эффективно действовавшей коррупционной сети привело царя в бешенство. Монса казнили, а сама Екатерина оказалась на волоске от монастыря — а то и плахи. К счастью для царицы, супругов связывало уже слишком многое: царь сознавал, что не сможет выгодно выдать дочерей в Европе, если расправится с их матерью. И все же если бы не смерть монарха в 1725 году, ручаться за будущее Екатерины было бы невозможно.
Про дело Монса Вильбуа писал: "Лицо царя искривлялось такими страшными гримасами и судорогами, что фрейлина-француженка, которая не смогла еще убежать, не зная, куда деваться, спряталась под стол, где она оставалась, пока он не вышел". В такие мгновения Петра боялись собственные дочери.
Миф четвертый: битва за наследие Петра Великого?
Кончину Петра Великого сопровождают два мифа — о сифилисе, которым якобы болел император, и предсмертной записке с незаконченной фразой "отдайте все". В действительности причины недуга, сведшего царя в могилу, неизвестны, а назвать своего преемника он не пытался. Надежды на выздоровление императора сошли на нет быстро. В январе 1725 года окружение Петра разделилось на сторонников Екатерины и законного наследника — внука царя Петра, сына казненного им царевича Алексея.
В донесениях иностранцев борьба петербургских партий иногда предстает как конфликт сторонников преобразований с защитниками устоев старой Руси. Дорогу к трону Екатерине прокладывали те, кого, как и ее, к власти поднял Петр Великий. Это были люди, которые не могли желать возвращения России назад. Но на деле поражение Екатерины в придворной борьбе едва ли изменило бы будущее России. Отпрыски аристократических родов — Долгоруковы, Голицыны — служили Петру верно, а в бытовом отношении не были готовы отказаться от европейского образа жизни. Успех реформ Петра Великого определялся тем, что их приняла большая часть дворянства. Именно поэтому в смутное время дворцовых переворотов, начавшихся с воцарения Екатерины, правившей всего два года и скончавшейся в 1727-м, петровскому наследию ничего не угрожало.
Оценили 15 человек
19 кармы