Предхаос как состояние постглобального мира.Дмитрий Евстафьев.

Философские размышления практического человека

Будучи человеком, в основном занимающимся прикладными вопросами, я всегда испытывал неловкость, когда жизнь вынуждала меня к философским размышлениям, стараясь как можно скорее возвратиться к привычной для меня триаде “контекст-констатация-выводы и рекомендации”. 

Но современный мир резко сократил возможности для прикладного анализа. Мы почти перестали понимать законы развития этого мира. Предсказанное нами, почти очевидное, не сбывается, и мы произносим странное слово: непредсказуемость, автоматически вынося неожиданное в категорию в принципе непредсказуемого. Непредсказуемого или неосознанного? Мы подошли к пределу возможностей толкования мира на уровне аналитической дедукции и теоретических обобщений. Посему и философия становится всё более уместной.

Отсюда и первый вывод, касающийся нашего времени: мы пытаемся делать аналитические выводы и прогнозы, не поняв и не познав своё время, а, думается, что и пространство как таковое. Мы не знаем законов развития нашего мира, но пытаемся предсказывать результаты этого развития. Это, кажется, называется инерция мышления, когда разорившийся граф в покосившемся от времени флигеле заложенной-перезаложенной усадьбы рассуждает о новой войне с Турцией. Вроде бы всё логично, но как же далеко от жизни…

Нет, ещё слышатся голоса “финансовых аналитиков” прогнозирующих что-то и где-то, но они всё менее уверенны и убедительны, а главное — их фразы слишком заучены для того, чтобы поверить, что сами аналитики верят в то, что говорят.

Мы живём в очень странное время, когда всем ясно, что старый мир с его глобальными институтами, форумами мировых лидеров, относительно лёгким передвижением по всей планете, догоняющим, хотя и явно упрощающимся потреблением, ушёл в прошлое, но мы упорно цепляемся за его рудименты и, как говорилось в бессмертной пьесе, “атавизмы”, всё ещё надеясь, что рассосётся. 

Что Китай договорится с США, и мир опять с умилением будет наблюдать возвышение “Чимерики”, призванной затмить уже не полнеба, а весь небосвод, что Газпром перестанут терроризировать на внешних рынках, что пойдёт “минский процесс”, что очередная встреча Владимира Путина и Дональда Трампа закончится, наконец, “большой сделкой”, открывающей, наконец, российским элитариям дверь к новому этапу интеграции в глобальную элиту уже не только в качестве забавных зверюшек и “консервов” на чёрный день, если кто-то понял, о чём я…

Слишком многие живут надеждой, что этот кошмарный сон, нет, уже не посткрымский морок, не зигзаг разума, а нечто новое, куда более пугающее публику с прекрасными лицами, распадётся как туман поутру, и всё будет, как в умильные “нулевые”, когда те, у кого не было миллиарда (как потом выяснилось — долгов) шли в известном направлении, а на “русские вечерники” где-нибудь на Лазурном берегу, пусть даже к откровенно бандитским личностям, мечтали попасть сливки европейского общества. Но сон всё не кончается.

Конечно, можно объявить пандемию коронавируса “чёрным лебедем”, хотя, сказать по правде, по масштабам бедствия, это максимум “воробушек”, прилета которого к тому же ждали, припугивая изнеженное человечество то Эболой, то свиным гриппом, то птичьим… И, даже несмотря на действительно большое количество жертв, коронавирус далеко не сравним с пандемиями прошлого, не говоря уже про войны, революции, переселения народов и прочие вполне обычные для прошлого вещи. И, тем не менее, мы наблюдали попытку — и во многом успешную — глобальной заморозки мира.

И, что характерно, мир оказался готов к тому, чтобы заморозить сам себя. Особняком стоят “шведский эксперимент”, попахивавший коллективной эвтаназией для стариков, да и не только для них, американский системный кризис, когда коронавирус оказывается далеко не самой главной проблемой, да бразильский “карнавал”. Но в остальном мы видим, как мир в целом, — и “метрополия” Запада, и находящаяся на подъёме полу-периферия Китая, Индии, “азиатских драконов” и других новых индустриальных стран, и умирающая “геоэкономическая периферия” Латинской Америки и Африки — вполне ужился с этим замораживанием.

Вряд ли это был только психологический эффект стресса, когда предсказуемый, вполне линейный мир, сталкиваясь с невидимой и поначалу непредсказуемой угрозой, осознаёт своё невсесилие, а, может быть, уже и бессилие. Это явно было нечто большее.

Осознание бессилия рождает непреодолимое желание задержать хотя бы на мгновение ту прекрасную эпоху, когда законы бытия казались полностью познанными. Началом этой прекрасной эпохи была расшифровка — вернее, конечно, попытка расшифровки — генома человека, ставшая символом победы Человека над Богом. Да только победа была фальшивая. Точнее, это была попытка победы “математического человека” (если хотите, “сферического человека в вакууме математизированной и алгоритмизированной жизни”) над “Богом из машины”, — если разобраться, над набором нами же придуманных алгоритмов. В действительности то общество, куда стремилась глобализация в формате пресловутого “Давосского консенсуса” не было “миром без Бога”, хотя и изгоняла его из социума почище, чем это делали коммунисты до той самой “суровой осени” 1941 года, когда под “скрежет танков и отблеск штыков” выяснилось, что атеистом в окопах быть можно, но недолго.

Нет, коллеги, это был мир без человека.

Главное, что вернула пандемия коронавируса в наш мир, был, как ни странно, человек. Человек, у которого два пола, а не 160 “гендеров”, испытывающий страх перед будущим, неизвестным ему, хотя, казалось бы, ещё полгода назад будущее обычного представителя “западного мира” определялось графиком платежей по ипотеке. Человек, которому больно, который страдает и умирает. Человек, способный создать общество, но часто превращающийся в толпу.

Вы никогда не задумывались, что главным источником хаоса является человек? Напрасно.

Мир глобализации, мир полной предсказуемости, мир без хаоса был миром без человека. Это был мир потребителей (и тут идеологи российской реформы образования, безусловно, чётко попали в тренд), но без человека с его страстями, особенностями, традициями и культурой. Мир глобализации был миром без хаоса именно потому, что был миром без человека.

А теперь человек возвращается. Он выходит из информационного общества, этой ловушки уже не расчеловечивания, но де-человечивания — на улицы. И, кажется, ему это нравится. Американское гражданское общество достало помповое ружье и вышло на просторы американских городов. И американская система “разделения властей” оказалась к этому не готова. Она оказалась не готова даже к тому, чтобы провести выборы в новых условиях. 

Говорить про ситуацию во Франции (“жёлтые жилеты”!) уже стало скучно, но совсем недавно даже законопослушные немцы добавили социального огонька. Приведя обитателей уютных властных коридоров, неторопливо уже четвёртый год деливших власть и кресло фрау канцлерин, в состояние задумчивости. Не помог даже срочный импорт в Германию Алексея Навального. Да и в России и Белоруссии люди стали живо интересоваться, за кого и зачем они голосуют, поставив власти двух частей Союзного государства, давно уверовавших в то, что у них есть жители, но нет общества, в неловкое положение. Что в Минске, что в Хабаровске, что в Башкирии. 

Даже в Китае, кажется, начинает вызревать понимание, что и в этой стране живут люди, а не только обладатели индивидуальных рейтингов, вплотную приблизивших человека к статусу винтика, у которого нет ни эмоций, ни настроения, ни желаний, ни страстей, а только голая и монетизированная функциональность.

И начинает возникать хаос.

Нет, то, что мы видим сейчас, ещё не хаос. И человек ещё не вернулся в мир. Он только просунул туда ногу, чтобы дверь не закрылась, и с интересом рассматривает то, что находится за этой дверью. Это ожидание хаоса. Предхаос. И, вот этот предхаос, думаю, можно уже начинать анализировать.

Что есть предхаос?

Предхаос — это воплощённые в среднесрочных политических и экономических решениях безволие, неспособность решиться на перемены и выйти из порочного круга ожидания “нормализации”. Конечно, отрадно, что в России опять заговорили о необходимости “структурных реформ”, но ведь мы эти разговоры слышим уже много лет с неизменным результатом: наша власть, памятуя горький опыт 1990, выбирая между “развитием” и “стабильностью” раз за разом выбирает “стабильность”. И общество, к слову, тоже. Да и в других странах трудно найти пример решительного выхода из системы взаимозависимости. Предхаос — это состояние отказа от принятия даже среднесрочных решений, не говоря уже о долгосрочных, и концентрация на так любимом российскими властями “управлении повесткой”, что рано или поздно приводит к её хаотизации, когда “Хабаровск” накладывается на “Навального”, а всё вместе, — “на битву за урожай” и “противостояние проискам Запада”. И когда все уже счастливо забыли, зачем это всё начиналось, а реальные действия и достижения, коих немало, утонули в потоке становящихся бессмысленными уже послезавтра словоформ.

Предхаос — это, прежде всего, политика, обращённая в сегодняшний и завтрашний день. У предхаоса нет “послезавтра”. Впрочем, это шаг вперед, ибо в де-человеченном мире победившей глобализации не должно было быть даже “завтра”. Мир должен был погрузиться в вечное “сегодня”. Но предхаос — это в то же время и есть замораживание мира, которое объясняется необходимостью не допустить хаоса. А теперь вспомним, что хаос порождается человеком. Человеком, который не может быть полностью алгоритмизирован, обсчитан и математизирован и превращён в табличку Exсel. Так что предхаос — это ещё и замораживание человека.

Предхаос как политическое и социальное состояние вполне соответствовал желаниям глобальных и национальных элит. И это блистательно доказали Дональд Трамп и Джозеф Байден в ходе нынешней избирательной кампании в США. Ведь они сами по себе тоже — продукт предхаоса, результат неспособности и нежелания элит самообновляться, производить “смену поколений”. Право же, куда комфортнее наблюдать за буйными протестующими в теплой компании вполне понятных и предсказуемых граждан. Но, посмотрите на ситуацию с другой стороны: а есть ли “послезавтра” у американской элиты? А у немецкой? Судя по тому, что в Германии происходит последние 3–4–5 лет, — тоже нет. Страшную вещь спрошу — есть ли “послезавтра” у китайской элиты, вечного террариума единомышленников, а сейчас — как никогда дружелюбного…

Да и экономически предхаос стал “меньшим из зол”, во всяком случае, так казалось. Предхаос оказался для всего мира вполне комфортным состоянием зависания между явной потребностью разорвать путы взаимозависимости, уже давно откровенно сдерживающие развитие, и боязнью полноценного хаоса, неминуемо связанного с падением и уровня жизни, и уровня безопасности и уходом в небытие того, что гордо именовалось “социальным государством”. И, что оказалось удивительным, государства, вернее их элиты, размышляют о будущем примерно так же, как размышляет о будущем простой обыватель, сопоставляя возможности комфорта сегодня и, возможно, завтра, с неясной и пугающей потребностью в переменах, которые, может быть, дадут какой-нибудь результат послезавтра.

Но кто же способен сейчас просчитать это навязчивое “послезавтра”, этого “журавля”? Наш мир зациклился на “воробушках” экономики индикаторов.

Элиты опустились в своём осознании мира до уровня образованного обывателя, по мере развития кризисных тенденций постепенно размывая в сознании обывателя обычного веру в существование “закулисы”, то и дело дёргающей за ниточки. Нет, конечно, иные политики и группы пытаются управлять процессом. Например, десять лет назад группа, включавшая в себя цэрэушников, глобалистов из Демократической партии, американских сырьевиков и произраильских политиков дёрнула за ниточку под названием “арабская весна”. И поначалу — на второй и третьей итерациях — всё вроде бы получалось, но вот дальше…. А дальше получили Россию в Сирии, “шиитский клин”, вектор иранского влияния, подбирающийся к Иордании, становящуюся всё более выморочной Саудовскую Аравию и йеменских хуситов, за которыми виднеются силуэты китайских военных. Какая же это “закулиса”, если не может предсказать последствия своих действий на 3–4 хода вперед? Это — пионеры, бросившие в костёр газовый баллон, зная, что он может взорваться, но не думая о том, что этот взрыв может убить кого-то из них…

И таких примеров много. Это и Украина, и информационная война против российских властей, которая чем дальше, тем больше, укрепляет положение Кремля, и подталкивание Китая всё ближе к осознанию необходимости уважительного партнёрства с Россией (причём ценой ослабления влиятельной проамериканской группы в китайской элите). Это и головоломные и, вместе с тем, вполне костоломные геополитические проекты с Индией. Это, в конечном счёте, — и ставка на Польшу как на главного контрагента США в Европе. После стольких провалов, — начиная с XVII века! — должно же у поляков наконец получиться, правда?

Иными словами, закулиса, если она и есть, то сильно побледневшая. Неизысканная, неуточнённая и неизощрённая эта закулиса.

В нашем примороженном мире, где всё или почти всё было, не хватало очень важных, возможно, самых важных вещей. А главное, — от самых важных слов оставалась лишь оболочка. Что такое общество? И как можно понимать общественное мнение, если не знаешь, что такое общество? Что такое элита? Что такое, наконец, взаимозависимость? Что такое “валовой национальный продукт” и может ли он в принципе упасть на 32%, как это произошло в США? На треть, Карл! И нет ни голода, ни обвальной безработицы, всего лишь карнавал с периодической стрельбой. Мы жили в мире, в котором были понятия, причём понятия общеупотребительные. Но за ними не стояло никакого содержания. Словами и терминами жонглировали, как шариками в цирке, в них играли, как дети играют в “лего”, складывая из кубиков совсем не то, что предполагалось, но сам процесс… Процесс завораживал настолько, что времени и сил вглядеться в суть вещей просто не оставалось. И что интересно, главное — что пост-пандемический мир, как уже сейчас понятно, унаследует от мира зрелой, а в чём-то уже “угарной” глобализации (и за что насмерть бьются глобализаторы всех мастей) — информационное общество, и породившее, и дававшее жизнь той самой игре слов, которую кто-то считал политикой, а кто-то экономикой. Но что было только лингвистическими опытами.

Человек приоткрыл дверь в мир и видит там одни слова, пробует на вкус, катает по языку… Нет, не то. И мир не тот. А вот на “улице” мир хоть и страшноват, но он настоящий: ощущение общности, эмоции, синяки…. Во всяком случае, это не небытие бесконечного перекатывания пустых фраз и общих слов из некоего мёртвого языка, записанного с использованием различных алфавитов.

Знаете — предхаос закончится там и тогда, когда возникнет новый язык. Именно новый язык породит новое, более ответственное отношение к словам и делам, к жизни и смерти (помните, “синий экран смерти”, — на языке глобализации это всего лишь означало критический сбой системы и необходимость переустановить систему). А ведь еще 100 лет назад “переустановка системы” вообще-то означала революцию. Новое отношение к языку породит и новое отношение к себе, к пространству, где все мы, вне зависимости от “гендера” и политических пристрастий, живём. Ведь мы жили и продолжаем жить в “лёгком мире”, где всё и вправду легко, но непрочно. Где долговечность и надёжность разменяна, как рубль на пятаки, на лёгкость приобретения и потребления и простоту отказа, на почти одноразовость вещей, порождающую, как однажды я писал, волатильность судеб. У существующего лишь “сегодня” и слегка “завтра” мира не может быть ни истории, ни судьбы. Только кнопка “reset”.

Найдётся ли сила отказаться от лёгкости бытия и взвалить на себя тяжёлые гири ответственности? За слова и дела, за судьбы близких, за будущее страны и мира… Найти в себе волю и выйти из этого круга комфортной, политически и нравственно ленивой взаимозависимости, только кажущейся геоэкономической. На самом деле эта взаимозависимость внутри нас. Выйти — похоже, уже не важно, куда. Надо просто выйти из круга.

Воля должна найтись, иначе предхаос будет вечным.

Дмитрий Евстафьев

https://fitzroymag.com/mir/tre...