Заказчик убийств Леонид Невзлин: от жира с денег КПСС до слез по ЮКОСу на берегах Иордана

В России уже выросло поколение людей, не заставших «лихие 1990-е» — когда демагогия о «свободе» и «ста сортах колбасы» шла рука об руку с убийствами, рэкетом, похищением людей и прочими признаками первоначального накопления капитала. Символ успешности тех лет, «талантливый бизнесмен», на поверку часто оказывался тривиальным преступником, тесно связанным с бандитским миром.

Многие из таких персон затем пытались почистить биографию от неудобного компромата, но выходило плохо. Кто-то оказался на кладбище, а кто-то закончил карьеру нувориша на российских нарах. Есть, впрочем, и такие, кто сумел вовремя сбежать с ворованными миллиардами, чтобы не угодить за решетку.

Одной из таких персон стал Леонид Невзлин, подельник Михаила Ходорковского из банка «Менатеп» и нефтяной компании ЮКОС.

От золотой медали к банковской пирамиде

Леонид Борисович Невзлин родился 21 сентября 1959 года в Москве в семье инженера-нефтяника и учительницы русского языка. В школе Леня учился хорошо, благо рядом всегда была мама, пристально следившая за успеваемостью и поведением любимого сынка. Поэтому со школой, по советским меркам, у Невзлина получилось на все сто — ее Леня закончил на одни «пятерки», получив золотую медаль.

Выбирая дальнейший путь, Невзлин не был оригинален: его отец, Борис Иосифович, занимался автоматизацией нефтехимических установок, и сын решил поступить в профильный вуз. Так в 1976 году он оказался в знаменитой «керосинке» — на факультете автоматики и вычислительной техники Московского института нефтехимической и газовой промышленности имени Губкина.

Впрочем, «трудовой династии инженеров-нефтяников Невзлиных» не получилось. Возможно, из-за того, что Леню слишком уж плотно вели по жизни его родители, а ему хотелось «свободы».

С первой женой Невзлина, Анной, его тоже познакомили родители. Как говорили соученики Леонида, строгие родители буквально затолкнули Леню «под венец», считая эту партию выгодной для своего чада. Еще во время обучения в «керосинке» у молодой пары родилась дочь Ирина. Но сразу же после окончания вуза брак распался: молодого Леню тянуло на приключения, а жизнь в браке по расчету его явно тяготила.

Новой избранницей Невзлина стала Татьяна Арбенина — уже состоявшаяся женщина на несколько лет его старше, имевшая сына от предыдущего брака. Злые языки говорят, что Невзлина в Арбениной привлекло ее весьма философское отношение к семейным ценностям: якобы для Леонида самым острым ощущением было познакомить жену с очередной любовницей.

Так или иначе, брак с Арбениной не был формальным: в нем родилась вторая дочь, Марина. Однако свободу взаимоотношений Невзлину пришлось «купить» резким ухудшением жизненных условий: из комфортабельной московской квартиры он был вынужден переехать на подмосковную дачу, где не было воды, а «удобства» располагались во дворе.

Понятно, что такое состояние дел мало устраивало молодого Невзлина, и он искал возможности «левых» подработок. Ведь синекура программиста во внешнеторговом объединении «Зарубежгеология», которую он получил благодаря связям отца, была хоть и престижной, но не такой уж и денежной.

Удачный случай подвернулся Невзлину только спустя шесть лет после окончания «керосинки», в 1987 году, когда он познакомился с Михаилом Ходорковским. Тот возглавлял тогда центр научно-технического творчества молодежи «Менатеп» при Фрунзенском райкоме ВЛКСМ города Москва. Ходорковский предложил работать вместе, и Невзлин стал заведующим договорным отделом «Менатепа».

Невзлин быстро «пришелся ко двору» в команде Ходорковского и уже в 1988 году стал его заместителем — настоящей правой рукой и доверенным лицом. С будущим главой ЮКОСа Невзлин пробудет вместе долгих тридцать с лишним лет, раз за разом оказываясь «серым кардиналом» в структурах шефа.

Сам «Менатеп» в то время было одной из непримечательных «комсомольских» бизнес-структур, которые, провозглашая фантомные лозунги о «научно-техническом прогрессе», на самом деле оживленно искали, где и каким образом можно паразитировать на теле советской экономики.

В начале 1988 года Ходорковский и Невзлин знакомятся с очень важным для их будущей аферы контактом — еще одним «молодым дарованием», неким Алексеем Голубовичем, родители которого занимали видные посты в структуре Госбанка СССР. Благодаря связям Голубовича «сладкая парочка» получает возможность создать кооперативный банк — это позволило им решить вопрос с «начальным капиталом».

Стараниями Голубовича-старшего банк «Менатеп», будучи сугубо частной лавочкой, получил индивидуальный норматив привлечения средств — привилегию, которую в Советском Союзе имели лишь государственные банки.

Собственный капитал финансовой структуры Ходорковского был объявлен на беспрецедентно высоком для 1988 года уровне — целых 2,7 миллиона рублей. Впрочем, это были отнюдь не деньги учредителей: почти весь капитал оказался сформирован за счет продажи «акций» банка «Менатеп» простым гражданам СССР. В Москве те расписки продавались буквально на каждом углу, задолго до начала пирамиды МММ.

В этом начинании Невзлин и Ходорковский предвосхитили действия Сергея Мавроди — никаких дивидендов граждане, купившие акции «Менатепа», так и не увидели.

«Переговорщик Ходора»

К концу 1980-х годов Невзлин наконец нашел свое амплуа в бизнес-империи Ходорковского. Он становится во главе сразу двух процессов — налаживания новых полезных связей и «стерилизации» связей старых, ставших вредными и даже опасными. Под вторым процессом, как все понимают, понимались те самые преступления, которые предъявили Невзлину позднее: организация убийств, взрывов, пыток и похищений людей.

Но мы начнем с первого процесса — с тех связей, которыми структура Ходорковского начала стремительно обрастать на закате СССР.

В начале 1989 года Невзлина назначают главой банка «Менатеп». В этой роли он знакомится с Владимиром Дубовым, еще одним «золотым мальчиком», через родителей которого Леонид получает выход на крупных чиновников в высших структурах власти — вплоть до генерального секретаря КПСС Михаила Горбачева.

Именно с разрешения первого и последнего президента СССР в банке «Менатеп» были открыты расчетные счета Фонда ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Объем средств Фонда в те годы был огромным — туда шла не только значительная часть собираемых в Союзе налогов, но и множество условно «добровольных» платежей, включая часть партийных и комсомольских взносов и деньги, перечислявшиеся по разнарядке от крупных предприятий страны.

В итоге около 60% собранных Фондом средств не были перечислены пострадавшим и ликвидаторам, а разошлись по различным структурам «Менатепа». Расследование хищений началось, но было почти сразу остановлено приказом свыше.

История вновь всплыла только в 1991 году, когда Невзлин подал иск на Госбанк СССР. В ответ Леня получил от главы Госбанка Виктора Геращенко напоминание о расхищенных через «Менатеп» средствах чернобыльского Фонда. Намек подействовал: Невзлин буквально на следующий день забрал иск из суда, по сути признав обоснованность слов Геращенко.

Без сомнения, период 1989–1991 годов, как и роль банка «Менатеп» в тогдашних процессах, еще ждет своего историка. Целый пласт до сих пор слабо описанных фактов касается так называемых «денег КПСС», к выводу которых из СССР, а потом и из России был прямо причастен «Менатеп». Операции проводились через учрежденное Невзлиным в начале 1990 года Межбанковское объединение «Менатеп», которое неожиданно стало включать в свой состав компанию в далекой Швейцарии.

С согласия Горбачева через такие коммерческие структуры проходила конвертация денег Компартии, что позднее нашло отражение в материалах знаменитого «дела КПСС», которое рассматривалось в Конституционном суде РФ в 1992 году. Расследование дела шло плохо: президент России Борис Ельцин был заинтересован скорее в идеологическом запрете коммунистической идеологии, чем в тщательном поиске партийных денег. Но и без расследования известно, что часть средств Компартии была использована структурами «Менатеп» для собственных нужд.

Дальнейшее восхождение Невзлина к успеху, славе и богатству продолжалось вместе с ростом империи Ходорковского. Получилась неплохо, в том числе благодаря его особому умению: Леонид Борисович умел балансировать между самыми разными политическими силами.

Так, в октябре 1993 года банк безоговорочно встал на сторону президента Ельцина и был в числе немногих структур, тайно снабжавших в те дни президентскую сторону конфликта столь необходимыми ей наличными деньгами. Но одновременно с этим «Менатеп» поддерживал и противников Ельцина: на прошедших в декабре того же года парламентских выборах банк столь же непублично спонсировал сразу три партии, а впоследствии проводил нужные ему законы через оппозиционные фракции в Госдуме.

В то время внутри «Менатепа» даже возникло неофициальное «разделение властей»: за взаимодействие с Центробанком отвечал Дубов, за переговоры с администрацией президента и аппаратом правительства — Ходорковский, а Невзлин взаимодействовал с министерством финансов, фракциями в Госдуме и сенаторами в Совете Федерации.

Все эти связи позволили «Менатепу» стать практически единственным уполномоченным банком для государственных предприятий России. Напомним, что в первой половине 1990-х экономика страны еще в значительной мере оставалась государственной, унаследованной от СССР. В частности, «Менатеп» практически монополизировал российскую торговлю с Кубой, сев на ее главную схему «нефть в обмен на сахар». В 1994 году в «Менатеп» перевели счета «Росвооружения», а чуть позже банк «взял на себя» обслуживание всего российского спецэкспорта.

Тогда же «Менатеп» смог присосаться и к желанной московской «кормушке» мэра Юрия Лужкова. Для этого Невзлину пришлось пойти на альянс с одним из противников Ходорковского, олигархом Владимиром Гусинским и его «Мост-банком». Но игра стоила свеч, так как уже к концу 1993 года эти два финансовых учреждения почти полностью монополизировали распределение потоков столичного бюджета.

Зачистка неугодных

Таланты Невзлина как переговорщика позволили Ходорковскому стать тем, кем он был в конце 1990-х — начале 2000-х годов — всесильным олигархом, чье влияние глубоко проросло во всей ельцинской системе власти.

Поворотной точкой для «Менатепа» и Невзлина стал декабрь 1995 года, когда Ходорковский решил поддержать Ельцина в переизбрании на пост президента России. Платой за поддержку стал допуск «Менатепа» к залоговым аукционам, на которых банк в конце того же года смог приватизировать один из самых лакомых нефтяных активов — государственную компанию ЮКОС.

Всю несправедливость такого сговора между Ельциным и Ходорковским для России наглядно показывал простой факт: при приобретении «Менатепом» нефтяной компании ЮКОС ее оценили в 350 млн долларов, хотя всего через восемь месяцев ее рыночная капитализация составила уже свыше 6,2 млрд долларов США. Разница — почти в 18 раз!

В апреле 1996 года Невзлин переходит из «Менатепа» в ЮКОС, заняв там пост вице-президента и члена совета директоров. Вместе с Леонидом в ЮКОС из «Менатепа» переходит работать и его будущий подельник Алексей Пичугин. Последний работал в службе безопасности банка «Менатеп», а в нефтяной компании стал руководителем отдела внутренней экономической безопасности.

Именно Пичугин станет организатором многочисленных убийств, взрывов, разбойных нападений и покушений на убийства, которыми будет отмечена история ЮКОСа в 1998–2002 годах, когда в компании «рулили» Ходорковский и Невзлин.

Надо сказать, что процесс «зачистки» неугодных имел место и во время работы Невзлина и Пичугина в «Менатепе», однако там эти двое скорее ограничивались рэкетом и шантажом в отношении неплательщиков или угрозами в адрес конкурентов. В ЮКОСе же, уверовав в свою безнаказанность, Невзлин и Пичугин разошлись по полной, организовав, по сути, настоящую банду. Под вывеской «отдела внутренней экономической безопасности» она занималась убийствами людей.

Перечислим лишь те эпизоды, которые были доказаны в суде при рассмотрении дела Невзлина:

— организация убийства директора компании «Феникс» Валентины Корнеевой;

— организация убийства главы администрации Нефтеюганска Владимира Петухова;

— организация убийства водителя управляющего компании East Petroleum Николая Федотова;

— организация покушения на бывшего начальника управления делами ЗАО «Роспром» Сергея Колесова;

— организация покушения на бывшего начальника управления общественных связей мэрии Москвы Ольгу Костину;

— организация покушения на управляющего австрийской нефтяной компанией East Petroleum Евгения Рыбина.

Кроме того, Пичугина дополнительно осудили за убийство в 2002 году тамбовского предпринимателя Сергея Горина и его супруги, тела которых так и не были найдены.

Мотивы, которые побуждали Невзлина и Пичугина организовывать жестокие расправы, были самыми разными. Например, Валентину Корнееву в январе 1998 года убили на глазах у мужа на пороге их квартиры исключительно по той причине, что она отказалась продавать Невзлину небольшое помещение магазина «Чай» в доме, где располагался центральный офис «Менатеп». Жизнь Корнеевой была оценена Невзлиным лишь в 5000 долларов США и автомобиль Hyundai Galloper — именно столько получили в качестве «вознаграждения» непосредственные исполнители.

Согласно интервью мужа Корнеевой, она даже была готова уступить «Чай» Невзлину за чуть большую сумму, чтобы иметь возможность купить подобное помещение в центре Москвы. Но возомнивший себя всесильным глава «Менатепа» решил просто убрать несговорчивую соседку. Вспоминая переговоры 1997 года, муж Корнеевой сказал, что «магазин надо было тогда отдавать даром».

Мэра Нефтеюганска Владимира Петухова убили в июне 1998 года, когда он пешком шел на работу из дома. Он был расстрелян из пистолета-пулемета неподалеку от здания городской администрации, был ранен его охранник. Убийство произошло в день рождения Михаила Ходорковского, и это многими было расценено как «подарок имениннику».

И тут мотив оказался до безобразия тривиальным: за месяц до убийства Петухов публично предупредил руководство ЮКОСа, что компания уклоняется от уплаты налогов и что если положенные платежи не поступят в бюджет города, то он добьется отмены кредита, выделенного до этого «Юганскнефтегазу» и ЮКОСу.

Денежный интерес лежал и в основе убийства Николая Федотова, и покушения на убийство Евгения Рыбина. Еще до залоговых аукционов компания East Petroleum вложила нескольких десятков миллионов долларов в развитие двух нефтяных месторождений ЮКОСа. С приходом Невзлина и Ходорковского в ЮКОС они решили никак не учитывать интересы East Petroleum — и отказали Рыбину в компенсационных выплатах.

Переговоры закончились ничем, и в дело вновь вступил «отдел внутренней экономической безопасности» под руководством Невзлина и Пичугина. На Рыбина покушались дважды — в ноябре 1998 и в марте 1999 года. Второе нападение на автомобиль директора East Petroleum, в ходе которого погиб водитель Федотов, было практически армейской операцией — использовались автоматы и гранатомет.

С Иордана выдачи нет?

К сожалению, все суды над Невзлиным проходили уже заочно: еще летом 2003 года он укатил в Израиль, по его словам, для «работы над диссертацией». На деле это было обычным бегством от правосудия. Дело в том, что 19 июня 2003 года правоохранительными органами России был задержан главный невзлинский подельник Пичугин, и Леня понял, что запахло жареным.

Парадоксально, но Пичугина задержали вовсе не по делу, связанному с убийствами, которые заказывал Невзлин. Глава «отдела внутренней экономической безопасности» попался на убийстве супруг Сергея и Ольги Гориных. При этом Сергей Горин был сам вовлечен в темные дела Пичугина, и мотивом стало желание убитого сдаться правосудию и дать показания. В ноябре 2002 года в дом Гориных ворвались вооруженные люди в масках, троих детей заблокировали в ванной, а пришедших хозяев увели в неизвестном направлении, после чего супруги исчезли без следа.

Судя по всему, Невзлину просто стало ясно, что Пичугина во время следствия «раскрутят» и на более ранние эпизоды, в которых уже в качестве заказчика выступал сам вице-президент ЮКОСа. Так и произошло: уже в июле 2003 года Пичугин дал показания, в которых упомянул Невзлина в качестве заказчика убийств и покушений на убийства, которые произошли в период 1998–1999 годов.

Буквально через полмесяца Пичугин заявит, что к нему «применили психотропное вещество» и заставили оговорить себя, однако будет поздно: следствие установит всех исполнителей по каждому из эпизодов и в деталях восстановит все связи преступников между собой — вплоть до уровня заказчика, которым ожидаемо выступил Невзлин. Именно у Невзлина — и Ходорковского — был явный мотив в каждом из преступлений, будь то судьба скромного магазина «Чай» или нежелание возвращать десятки миллионов долларов, вложенных в ЮКОС другими инвесторами.

Впоследствии фейк о «психотропном оружии», якобы примененном к Пичугину, будет кочевать по всем либеральным СМИ. Подхватят это жалкое оправдание и на Западе, где о «сыворотке правды», которую якобы применило ФСБ против Пичугина, будет говорить Игорь Сутягин, сам осужденный за шпионаж в пользу США. Опровергать этот бред бессмысленно: напомним лишь, что сумма улик против Пичугина и Невзлина оказалась достаточной и без показаний главы отдела внутренней безопасности ЮКОСа.

В июле 2005 года, когда дело Пичугина передавалось в суд, Москва обратилась к Вашингтону, а чуть позже и к Тель-Авиву, с запросом о выдаче Невзлина. В предъявленных бумагах Леонид обвинялся в нескольких преступлениях, в том числе организации заказных убийств. Тем не менее, после без малого трехлетней тяжбы в Израиле запрос об экстрадиции Невзлина так и не был удовлетворен.

Верховный суд ближневосточной страны заключил, что обвинения против вице-президента ЮКОСа основаны на показаниях исполнителей, цитирующих «пропавшего без вести» Сергея Горина — того самого сообщника Пичугина, который, судя по всему, собирался сдать Невзлина и Пичугина российскому правосудию, но сам был убит вместе с женой в ноябре 2002 года. Как следствие, Израиль счел это «производными доказательствами», не посчитав их достаточными для экстрадиции.

Но скорее, Невзлина спасло другое: сразу после запроса на свою экстрадицию он озаботился организацией в Израиле Фонда поддержки израильского образования NADAV. Фонд тут же стал получать по полмиллиона долларов в год от самого Невзлина и значительные суммы от других высокопоставленных сотрудников ЮКОСа, в частности от упомянутого ранее Дубова. Впоследствии эти пожертвования возросли до уровня нескольких миллионов долларов в год.

NADAV занимался поддержкой высшего гуманитарного образования в Израиле, помогал студентам из стран диаспоры, приезжающих в Израиль, финансировал на крупные суммы Хайфский национальный музей науки и технологии и Музей диаспоры. Те деньги имели столь отчетливый запах пролитой в России крови, что в июне 2006 года, несмотря на крупное пожертвование в 1 млн долларов, объединение работников Музея диаспоры потребовало отстранить Невзлина от должности председателя попечительского совета. Сотрудники музея были обеспокоены тем, что Невзлин обвиняется в тяжких преступлениях и находится в розыске.

Тем не менее, у Невзлина в Израиле все сложилось неплохо: оказалось, что «с Иордана выдачи нет». Окончательно перебравшись на Ближний Восток, бывший совладелец ЮКОСа женился на Олесе Кантор, вдове директора Югорского банка, которая родила ему девочек-двойняшек. Правда, и это «семейное счастье» продлилось недолго — промискуитет Невзлина снова взял свое, и в октябре 2017 года он связал себя брачными узами с Татьяной Гринберг.

Торжества по случаю бракосочетания посетил бывший партнер Невзлина Михаил Ходорковский. Говорят, что встреча была трогательной — кто-то даже пустил слезу. Что ж, вот уже долгие годы этой «сладкой парочке» ничего не остается, кроме как лить слезы по «утраченному ЮКОСу» — по всем украденным у государства деньгам и активам, которые Россия в конце концов вернула себе.

К сегодняшнему дню Леонид Борисович отошел от публичной политики. В апреле 2019 года он заявил, что прерывает «писанину» в Facebook и Twitter, поскольку считает безнадежным дискутировать с оппонентами.

Случилось это после его оскорбления в адрес постоянного представителя России в Совбезе ООН Василия Небензи, которого Невзлин назвал «хамом и гопником» за якобы срыв одного из заседаний. Читатели невзлинского блога быстро указали автору, что его глупый наезд не имеет под собой почвы: в действительности Небензя не нарушал протокола, а лишь отреагировал на нововведения, явочным порядком предложенные представителем Германии и не записанные в регламенте.

Невзлин предпочел тогда тихо «слиться» — и его можно понять. Пожалуй, больше всего на свете Леонид Борисович хочет, чтобы в России о нем прочно забыли. Но мы — помним.

Автор: Михаил Большаков